Богиня ночи и безбожник Уют кафе и дымка разговора. Беретом бархатным свернулся рядом кот. Стихи читает кто-то без разбора, И саксофон печали в сердце жжёт. И шепчет кофе в бело-синей чашке, Роняя сливки на изгибы слов, И дремлет жемчуг, дожидаясь ласки Неспешных пальцев и счастливых снов. И пишет имя на листе художник, Венчая тенью синие глаза: «Богиня ночи». А у ног – безбожник. И за окном – роскошная гроза. Девять смертей и жизнь на сцене
Паяц завлекает пришедших на сцену: «Почувствуйте жизнь без излишних прикрас! Купите на грош удальства и измены, Коварства с радушием – всё про запас. У нас откровенны злодей и субретка, Великий король и отъявленный плут, Тиара, прощенье, врата, табуретка, Магический жезл и овечий закут. Ах, вы не желаете снять свою маску И стать лишь собою на красном сукне? Возьми меня чёрт за фривольную пляску, Но с миром зевак не в одной я цене!» На сцене смеются, дерутся и плачут, Играют себя сквозь ненужность и пыль, Живут вдохновенно, а значит, дурачат Все девять смертей и лохматый ковыль. Белые ночи Белые ночи – черничным вареньем — Мажем с тобою на ломтики неба, Сверху – чуть-чуть – теплоты и горенья, Чтобы хрустели изюминки в хлебе. Белые ночи – сиреневой краской — Плещем волною в кусты возле дома, Чтобы дышалось в них страстно и с лаской В гроздьях, охапках цветочного «кома». Белые ночи! Ну как несерьёзно Вас называют романтики лета! Всё в вас – не рано, и всё в вас – не поздно! Вы ведь любви необычной примета. Лето на парапетах А город плыл в закатной лени, Роняя в воду смех толпы. На парапетах млели тени И солнца поздние «снопы». И глубиной Нева дышала — Упругим, сочным животом, И лодки на волнах качала, Чтоб раскидать их под мостом. И грелся чиж в объятьях лета, Ловя копейки и рубли, И выставлял на смех примету — Всем «рисовал» одни нули. И пары в полночь уходили — В чернично-васильковый крем, Творили, пели и любили… А город плыл в сплошном je vous aime [1]. Сижу на качелях Над городом – ночь и летящие звёзды. На улицах – грохот падучих реклам. Сижу на качелях. Хоть, кажется, поздно, Смешно, безрассудно кричать облакам. А город зевает неоновой глоткой И пьёт жёлтый бренди, смакуя лимон. Качаюсь и правлю космической лодкой, Слегка сомневаясь: «А вдруг это сон?» Бредут по аллеям актёры и люди, Привыкшие к маскам Богов и теней. Сижу на качелях, мешаю в посуде Настой из написанных кем-то ролей. События и дни У города бывали дни печали, Когда не слышал в людях доброты. Как площади и реки застывали В пространстве обозлённой немоты! У города бывали дни свободы, Когда дышалось окнами легко. Мгновения врастали клёном в годы, Чтоб крону было видно далеко. У города бывали дни веселья, Когда не нужен шут и балаган. Ведь радость подбирала цвет и перья, Которым чужды глупость и обман. У города бывают дни везенья, Когда всё сходится пролётами моста. А мир живёт влюблённо и весенне, И вместе с ним крылатая мечта. Акварель на асфальте Асфальт намок, как лист для акварели, Вбирая краски с кисти сентября. Чуть в дымке парк и тёплые качели, С которых летом видятся моря. Стволы темны, но ниткой позолоты Лишайник врос в развалы тополей, А из-за туч прощально стонут «ноты» Соединённых жизнью журавлей. Скамьи тускнеют, будто провожают Свой яркий цвет – с билетом – на перрон. А просто осень краски размывает, Творя из яви необычный сон. Сколько дней продлевается годом? На столе – атрибуты ненастья: Толстый шарф, три листа, терпкий чай, Два сонета, разбитых на части, И припухший в боках каравай. Чай допит. Надышалась жасмином И поставила в чайник листву. Говорят, осень мерится сплином, Только я его жить не зову. Виноград, принесённый в пакете, Холодит леденцами десну. Может, вспомнить в ненастье о лете Или даже вернуться в весну? Но сонеты твердят, что о прошлом Мне не следует столь горевать, Ибо выйдет печально иль пошло, Что не хочется творчеством звать. Пахнут листья дождями и мёдом. Тёплый плед согревает «котом». Сколько дней продлевается годом? Сколько лет создано на «потом»? вернутьсяJe vous aime (же вем) – я тебя люблю (фр.). |
