Мой голос колоколен Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь? Он рвётся эхом с пожелтевших крон, Как будто молится Богам с покатой крыши, Желая дать – не выпросить – свой звон. Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь? В нём буря грёз и факел для борьбы, Огнём которых ты в творенье дышишь, Поймав за нить клубок своей судьбы. Мой голос колоколен. Слышишь? Слышишь! Он падает рассветом в тишь и гам, Чтоб, обогрев, поднять сердца повыше — Туда, где поклоняются мечтам. Аметистовый город
Аметистовый город – убежище магов, Не признавших себя порожденьем рабов. В нём нет гимнов, гербов и развёрнутых флагов, Перебитых колен и тщеславных Богов. Его сердце гремит синесливой жеодой, Принимая волшбу как единый закон. Сколько в нём невозвратных, таинственных входов! Сколько силы, поставленной жизнью на кон! В нём творится любовь без конца и начала И сплетаются в звуке просторы стихий. Как меняет всё мысль – от каморки до зала, От пути ведьмака до триумфа мессий! Аметистовый город ворот не имеет, Словно создан из пепла и грёз простаком, Но познать его душу не каждый посмеет — Только тот, кто готов стать кристаллом-ростком. Зазеркалье По крышам, изломанным шахматным сгибом, По острым «конькам», разделяющим город, Шла женщина-кошка: чуть – ведьма, чуть – с нимбом, А следом – синь шарфа на сомкнутый ворот. И тень – рыжей кошкой – пружинила спину, Смотря её сердцем на спящие лица, Вела лишь немногих сквозь чары в долину, Где всё «невозможное» видится, снится. А в городе шпили пронзали туманы, Нависшие серым, чуть изжелта, брюхом. И кто-то от скуки писал в них романы Бездушно, застенно, безветренно, сухо. Но кошка однажды раскроет завесу, И мир разомкнётся на тысячи далей: На светлые взгляды и сотканность леса, На шум колеса и огонь Зазеркалий. Найти голос свой Город греет ладони в неоновых лампах, И возносится «эго» над плоской землёй, Не нуждаясь в суфлёре и облачных рампах, Чтобы править болтливой бегущей толпой. У мостов – из металла суставы и зубы, И гортанью забитой гремит магистраль. Суета подгоняет клаксонами грубо, Заставляя лишь думать: «А времени жаль…» Но минуты уходят, не сделав признанье, Не сложившись стихами в открытый конверт, Не успев превратиться в любовь из желанья, Не устав от познания жестов и черт. Но с тобою, мой друг, мы немного похожи, Потому и не рвёмся за идолом вверх. Мы стоим у реки. Дождь касается кожи И в волнении фар пляшет светом, как стерх. От себя убежать, говорят, невозможно, И кривятся сигналами лица дорог. Ведь найти голос свой – это странно и сложно, Словно в старую жизнь встроить новый порог. А снег топочет по проулкам Твою назвали остановку, Трамвай «кусает» поворот, И ты по льду, скользя неловко, Везёшь, как сумку, целый год. И сквозь метель, глаза «ломая», Стараясь номер разглядеть, Бредёшь от ноября до мая, Желая в жизни всё успеть. А снег топочет по проулкам, Давая дворникам забот, Ломая край у венской булки И жмурясь важно, словно кот. Остановка по требованию За стеной у соседей звенит домофон — Мимолётная связь для пришедших. Кто-то тащит авоську, а кто-то – бурбон, Кто-то – связку тюльпанов зацветших. Я ж сижу на пороге из веры и длин, Рассыпаю бисквитные крошки Тем, кто в мраке межзвёздном остался один, Тем, кто ищет пути и дорожки. Всё вмещается просто в высокий проём: Корабли, океаны и мели, Беззаботная юность и жизнь «под заём», Эдельвейсы, высоты и ели. Всё приходит само, словно ангельский хор, Словно буквы извечного кода: Откровенная встреча, шуршание штор И желанная сердцу погода. Улыбаюсь У парадной скребут лопатой, Значит, начался новый день. После сна я гляжусь помятой, Да заняться собою лень. И стою у окна с узором, Наблюдая, как валит снег, Как соседи с отменным спором Открывают на «старте» бег. Как синицы, свисая с ветки, Ищут в почках прокорм – жуков, Как собаки «читают» метки На коленях седых столбов. Как влекут детвору по стуже, Чтоб отдать их в «свекольный рай», Как становятся тропки уже — Направление выбирай. Как у ели вершина скачет От объятий шальных ветров… Улыбаюсь, а это значит — Целый мир меня знать готов. |