И очнулся уже в больнице. Сразу понял, где именно нахожусь, потому что и запахи соответствующие тут витали, и медицинскую сестричку в белом халате с вычурным головным убором через стекло двери увидел. Опять же комната без изысков, белые стены, высокий потолок, три железные кровати, моя четвёртая. Обычные, между прочим, кровати, без подъёмных механизмов, одеяла серые, бельё чуть белее, но тоже немного сероватое и подушка. То есть, по две приплюснутых подушки на каждой кровати.

Свет из-за головы падает, освещает всё помещение. Посмотреть бы на окошко и за него на улицу, да никак, шея забинтована так туго, что головой вообще не двинуть. А дышу свободно. Умеют же медики, ничего не скажешь. Кстати, только сейчас про ранение в бок и руку вспомнил. Потому что не болит, вот и не вспоминал. Попробовал правой рукой шевельнуть, тогда только болью и полоснуло.

Отдышался, проморгал выступившие слёзы, проглотил… Ну, наверное, слюни. Пусть так будет. Зато сухое горло как-то смочил, дышать легче стало. Намёк понял, лежу смирно, попыток пошевелиться больше не делаю. А вот осматриваться по сторонам и глазами ворочать мне никто не мешает. И даже голову не пришлось для этого поднимать или поворачивать, прямо с подушки всё и рассмотрел. Высокая она, подушка-то, пусть даже и приплюснутая. Или две подушки, если по соседним кроватям судить. Кстати, а ведь я один в этой палате лежу. Думается мне, что эти три койки пустые на данный момент. Есть у меня такое чувство. Нежилые они какие-то, не измятые. И одеяла без единой складочки, и подушки ровненькие. Кстати, даже полотенца на спинках кроватей висят. Точно такие же, как у нас в училище были — вафельные! Интересно…

Стоп! Если три кровати пустые, то где Паньшин?

— Александр Ильич, прикажите узнать, в чём дело? — покосился на Пантелеева государь. — Куда самолёт запропастился?

— Сей же час распоряжусь, Ваше Императорское Величество, — церемонно-вежливо склонил голову генерал и тут же отправился выполнять поручение.

Правда, ушёл недалеко, в нескольких шагах чуть ниже ложи располагалась свита, среди которой было немало жандармских, да и не только жандармских, чинов. Им-то и отдал соответствующее распоряжение командир Корпуса.

— Сейчас всё узнают, — вернулся и доложил Государю.

А сам не на поле беговое, на вход смотрит, суета непонятная там образовалась. Чуйка сработала — сейчас всё и прояснится!

И впрямь, сначала какой-то взволнованный и бледный до синевы поручик прибежал, остановился в самом низу, перехваченный офицерами конвоя, отрапортовал, вытянувшись и приложив руку к виску. Оба оглянулись, задрали головы вверх, столкнулись взглядами с Пантелеевым.

Александр Ильич изобразил вопрос, внизу офицер оказался грамотным, сообразил сразу, что от него генерал хочет и знаками показал, что всё плохо. Пантелеев и поманил его к себе, не захотел в испорченный телеграф играть.

— Докладывайте без обиняков, господин капитан, — оборвал начавшееся приветствие, приказал сразу переходить к существу.

— Караул Адмиралтейства сделал несколько залпов из новых винтовок по аэроплану. Начальник уверяет, что якобы лично разглядел бомбу в руках воздухоплавателя! Поэтому и приказал стрелять подчинённым.

— Какую бомбу? — растерялся Пантелеев.

— Так слухи по всему городу ходят уже, — поспешил пояснить сказанное капитан. — Как с аэроплана бомбы кидали! Вот начкару и показалось, что аэроплан на Адмиралтейство нацелился.

— Слухи ходят! По всему городу! — прогрохотал сердито подошедший со спины жандарма Государь. — Мы ещё ничего не знаем, а весь город уже слухи распускает! Что ещё говорят? Да ты, капитан, не тянись, не на плацу. Рассказывай, что знаешь.

— Ваше Императорское Величество, — офицер и не подумал расслабляться. — Караульные произвели два залпа, и аэроплан упал прямо на Дворцовую площадь. Оторвавшимся крылом было выбито окно в приёмной ГАУ.

— А люди в аэроплане, что с ними? — С молчаливого разрешения государя задал вопрос Пантелеев.

— Все живые. Оба находятся в больнице. Им оказали помощь.

— И как только попасть умудрились? — проговорил удивлённый государь. — То стреляют в белый свет, как в копеечку, то всем караулом по аэроплану высоко в небе попадают!

— Злой рок, Ваше Императорское Величество! — гаркнул офицер.

— Какой ещё рок?

— В карауле оказались одни сибиряки, — тут же объяснил офицер. — Охотники. Белку, говорят, в глаз бьют, уток на лету сшибают, а эта штука куда как крупнее утки оказалась!

— Насчёт белки и уток ничего не скажу, а по аэроплану точно не промазали… Говоришь, князь с адвокатом уцелели?

— Так точно! Живые оба!

— Тогда приказываю наградить солдатиков караула за отличную службу и стрельбу! — неожиданное решение Государя озадачило не только Пантелеева, но и прислушивающуюся к разговору свиту. — Пётр Семёнович, вы слышали?

— Слышал, — эхом откликнулся Ванновский. Подшагнул ближе, оглянулся на тут же навостривших уши свитских и понизил голос, чтобы уж точно никто из них ничего не услышал. — Государь, позвольте дать вам небольшой совет?

— Слушаю, — склонил голову Александр Александрович.

— Не торопитесь награждать. Позвольте мне сначала разобраться, что там на самом деле произошло?

— Хорошо, вы правы. Разберитесь, Пётр Семёнович, и сразу же мне доложите.

Поискал хоть какую-то штуку, с помощью которой можно дежурную сестричку вызвать, но ничего рядом не нашёл. А между тем пить хотелось неимоверно. И слюни во рту уже закончились. Попробовал пошевелиться, да ничего у меня не вышло. И больно, и повязки не дают двигаться. Ладно левая у меня в бинтах, а с правой-то что случилось, что и она такая же? Пришлось лежать и ждать, пока кто-нибудь не соизволит в палату заглянуть.

Показалось, что прошла вечность. Наконец, дверь бесшумно отворилась, в помещение зашла женщина в белом халате и такой же белой косынке и принялась шоркать шваброй по полу. Попытался голос подать, да не вышло у меня ничего, сиплю еле слышно, до того всё пересохло. Нет, даже такой сип можно было бы услышать, если бы сестричка помоложе была. А эта в возрасте дряхлом, со слухом у неё наверняка проблемы. Поэтому сипи не сипи, а всё равно вряд ли услышит. Рукой не двинуть, пришлось ногой дрыгнуть. А уборщице хоть бы что, не замечает она моих потуг.

Пошевелил рукой, той, которая осталась условно целой. Условно, потому что и она в бинтах по самые гланды. Ну, или по горло. Наверное, ободрали сильно, когда из самолёта вытаскивали. Не реагирует! Вся отдалась увлекательному процессу шорканья шваброй по полу! Хоть плач, но и это мимо, она же глаз от пола не поднимает. Ну и сколько можно одной и той же тряпкой грязь в палате разводить? Пора бы и сполоснуть в ведре с водой хотя бы разок!

Не сполоснула…

Сделала видимость влажной уборки и испарилась, не поднимая глаз выше ведра с водой.

Сделал ещё одну неудачную попытку подняться с кровати и успокоился, настроился на долгое ожидание. Лежу, глазами хлопаю, белёный потолок над собой рассматриваю. А за дверным стеклом периодически силуэты мелькают. Поначалу пытался привлечь к себе какое-то внимание, да одним морганием много не сделаешь. Потом плюнул и просто лежал. И, о, чудо, наконец-то ко мне явились посетители! Именно что явились!

Потом доктора набежали, медсёстры, вода появилась, ну и прочее. Посетителей, правда, сразу же выгнали прочь из палаты, но дело своё они сделали, за это им моё большое искреннее спасибо!

Водички принесли испить, жизнь заиграла свежими красками. И, главное, голос появился. Первым делом про Карловича спросил. С затаённым страхом, а ну как не пережил Паньшин аварийную посадку. Ведь недаром же его в палате нет?

Живой мой напарник. И даже очень хорошо себя чувствует. Настолько, что сейчас уже и на улицу выходит. Гуляет по больничному парку, так сказать. Ему повезло больше, чем мне, все ранения касательные. И голову лишь зацепило. А то, что крови много натекло, так голова же! И сознание он потерял по этой же причине, удар хоть и касательный, но неслабый. В общем, повезло Карловичу. И не навестил, тоже мне компаньон! А я тут голову ломаю… Ну, Паньшин…