Я качаю головой.

— Не получится. Я после уроков теперь работать буду.

— Работать? — удивляется он. — Зачем?

Потом соображает.

— У тебя нет денег? Так давай я дам?

— Ну, этого еще не хватало. Я в содержанки к тебе, вроде как, не записывалась, — пытаюсь за улыбкой скрыть внезапно возникшее неприятное чувство.

Наверное, потому что вдруг так ясно и отчетливо в этот момент осознаю, что мы со Стасом не просто из разных миров — между нами пропасть.

— Да при чем тут это? Я просто предлагаю помощь, пока… ну, пока у тебя сложный период.

— Не надо, — сухо говорю я. — Справлюсь сама.

— Да ну бред какой-то… а учеба как? Экзамены…

— Ну я же не на вахту еду вкалывать. Два-три часа после занятий вполне реально совмещать с учебой.

— Но почему ты не можешь принять помощь от меня?

— Да потому что это унизительно, Стас, — вырывается у меня.

Он смотрит на меня в полнейшем недоумении.

— Что тут унизительного?

Я на это молчу. Как ему объяснить элементарные вещи?

— Ладно, — мрачнеет он, не дождавшись от меня ответа. — И что за работа у тебя будет?

— Буду вместо мамы полы мыть в нашей гимназии, — отвечаю ему почти с вызовом, а сама пристально слежу за его реакцией. Словно непроизвольно проверяю его, примет он это или отвернется от меня. И тут же вспоминаются и слова про «второй сорт», и мерзкое обзывательство «швабра»…

— Полы мыть?! Ты серьезно? Блин, Женя, ну нахрена? Ладно бы еще что-то нормальное, да и то не ладно… но мыть полы… это просто атас!

— А что тут ненормального? — пряча разочарование, спрашиваю я.

— То есть помощь принять — это тебе унизительно, а полы намывать — норм? — негодует Стас.

— Совершенно верно, — сухо подтверждаю я.

Теперь он молчит, но молчит очень громко и красноречиво.

— Я понимаю, Стас, твое недовольство. Тебе стыдно будет перед вашими со мной встречаться. А, может, и самому неприятно. Ты ведь такой крутой, а спутался с уборщицей. Это ниже твоего достоинства, да?

Мне бы очень хотелось, чтоб он сказал сейчас хоть слово против. Разуверил бы, пусть и не очень искренне. Но Смолин молчит. Злится, терзается и молчит.

— Всё ясно, — вздыхаю я и открываю дверцу машины.

— Что тебе ясно? — выпаливает Стас. — Чего ты от меня ждала? Что я обрадуюсь этой охренительной новости?

Я выхожу из машины. Нахожу еще в себе силы поблагодарить его и спокойно попрощаться, но дома сразу скисаю. Смотрю на черепаший дом и чуть не плачу. В груди жжет от обиды и горечи.

На свою беду, вскоре ко мне приходит Денис. Не самое удачное он выбрал время, конечно. Я открываю дверь и не даю ему даже слова сказать.

— Если ты не успокоишься, если будешь и дальше доставать меня или Смолина, я лично расскажу его отцу, что это ты его избил, — выдаю ему на одном дыхании. Бездумно. Со злости. На эмоциях. И только когда он, так ничего и не сказав, разворачивается и уходит, я спохватываюсь. Зачем я так грубо, так подло с ним? Он ведь бесится, потому что ему плохо. А я его сейчас добила. И так мне от этого нехорошо…

Я извинюсь потом, обещаю себе. Просто не сейчас. Сейчас не могу…

В понедельник, как только заканчиваются уроки, я иду в служебный корпус. Там мне выдают униформу, перчатки, тележку с инвентарем и моющими средствами. И ключи. Кратко инструктируют, как и что мыть, перед кем потом отчитаться, куда сдать вещи. Я слушаю внимательно и безучастно киваю. Настроение плохое. Из-за Стаса. Я даже не понимаю, поссорились мы или нет. Встречаемся еще или всё уже…

Переодеваюсь в форму, не реагируя на взгляды и перешептывания других уборщиц. На автомате иду по коридору, открываю ключом спортзал, закатываю тележку и замираю на месте, словно в прострации.

Сама не ожидала, что размолвка со Стасом так сильно меня расстроит.

Так, надо собраться, велю себе. Осматриваюсь, с чего бы начать. В спортзале бардак. Здесь сегодня проводили какие-то игры для младших классов. Поэтому придется не только полы вымыть, но и весь инвентарь по местам сначала убрать — громоздкие маты сложить в углу стопкой, мячи, обручи и скакалки собрать, скамейки придвинуть к стене.

Слышу — за спиной открывается дверь, и кто-то входит.

Оглядываюсь — Смолин. Стоит на пороге, подперев плечом дверной откос. Ко мне не подходит и ничего не говорит. Только смотрит на меня неотрывно, жгуче, пронзительно. Будто год не видел.

Я тоже смотрю на него. Потом, чувствую, лицо уже горит и в груди комок. Отворачиваюсь и принимаюсь за работу. Подбираю с полу скакалку, вторую. И вздрагиваю от хлопка двери. Выпрямляюсь — в дверях никого нет. Смолин ушел…

Веки противно щиплет, но я, сморгнув крохотную слезинку, только энергичнее начинаю работать. Быстро собираю оставшиеся скакалки. Обручи вешаю на стойку. Потом принимаюсь за мячи. Беру их по два и складываю в большую корзину.

И тут дверь в спортзал снова распахивается. Заходит Стас с полным ведром, ставит на пол возле тележки. Я, оказывается, от расстройства забыла сразу его наполнить водой.

Затем Стас берет одну скамью и переносит к стене. Потом — другую.

— Что ты делаешь? — спрашиваю его оторопело.

— Не видишь? — отвечает хмуро. — Тебе помогаю. Не хватало еще, чтобы ты тяжести таскала.

— Я отвезу Соньку в больницу и приеду, — говорит мне Стас, когда заканчиваются уроки. — Я быстро.

Коротко целует меня в висок и устремляется к сестре, она поджидает его в фойе. А я иду переодевать форму и получать тележку со всем добром. При этом, почти не переставая, думаю про Смолина. Думаю и улыбаюсь своим мыслям.

Вчера мы с ним помирились. По-настоящему. Прямо там же, в спортзале. Стас перенес все скамейки, потом остановился в центре, хмуро оглядывая зал — что бы еще сделать. Он был угрюм и мрачен. В мою сторону почти не смотрел и едва разговаривал. А меня же, наоборот, вдруг растрогало и так пробрало то, что он все-таки пришел, еще и помогать стал, хотя, конечно же, не поменял своего мнения.

На эмоциях я подошла к нему и обняла. Сама. Сцепила за его спиной руки и щекой прильнула к груди.

Стас явно не ожидал ничего подобного. И в первый миг опешил, аж застыл. Мышцы под разгорячённой кожей сразу напряглись и стали как каменные. Только сердце гулко и часто бухало в груди и с каждой секундой ускорялось.

— Спасибо, — прошептала я.

Почувствовала, как он сглотнул. И лишь потом ответил:

— Не за что…

А затем тоже меня обнял. Прижал к себе. Склонившись, зарылся лицом мне в волосы. И тоже что-то сбивчиво шептал — я не разбирала слов, только ощущала его горячее дыхание, от которого бежали по затылку и шее мурашки.

А сегодня утром, когда мы с ним вошли в класс минут за пять до начала урока, Руслан и Влад поприветствовали Стаса, пожали ему руку, о чем-то пошутили. Меня же, как обычно, проигнорировали. Мне, в общем-то, без разницы. Но Стас, когда они хотели уже отойти, вдруг задержал обоих и говорит:

— Э! А вы ничего не забыли?

Они переглянулись в недоумении.

— А с Женей кто здороваться будет?

Оба замялись, но все же буркнули еле внятно что-то похожее на «привет».

Но Стас только разозлился.

— И что это за овечье блеянье? Нормально поздороваться можно? Короче, так, пацаны, она — моя девушка. Да, мы встречаемся. И если вы ее не уважаете, то, значит, не уважаете меня.

После такой вводной и они, и Милош не только поздоровались, но и выдавили улыбки. А Меркулова со своего места помахала мне рукой. Зато Яна вскочила из-за стола и стремительно вышла из аудитории.

Я вкатываю тележку в спортзал. Сегодня работы меньше — всё уже разложено-расставлено по местам. Только полы вымыть. Надеваю наушники, включаю музыку и принимаюсь за дело. Почти заканчиваю, когда приходит сообщение от Стаса: «Уже еду обратно. Скоро буду».