Я встряхнул ладони от сгустков праны, выпил стакан воды и взял из руки помощника мобильник.

— Нет, Грибников, я как раз думал о тебе.

— О, для меня большая честь, — выразил тот смущение. — Я к вам с вопросом о продаже земель звоню. Поговорил с господином Подольским. Это который отец жены Юрки нашего. Банкир который.

— Понял я.

— Говорит, если надо обеспечить площадку для проведения аукциона, он с радостью поможет, — добавил Грибников. — Спонсор у нас есть, так сказать. Остаётся лишь определиться с тестированием солдат.

Я всю прошлую неделю размышлял над этим вопросом вместе с господином Грибниковым, поэтому на данный момент был готов сказать своё последнее слово.

— Устрой турнир.

— Всё-таки решили такой способ выбрать, — спокойно согласился Грибников. — Хорошо. Когда вас ожидать в столице, господин Громов?

— Для начала свяжись с Юрием, пусть предоставит арену. Она всё ещё под его контролем. А приеду я… скажем, через недельку. К этому времени должно быть организовано всё, господин Грибников.

— Сделаю, господин Громов, — отозвался старик.

После стрельбища была ванна, обед и вновь дела. На этот раз требовалось разобраться с первой теневой партией артефактов. Прибыло их немного, шесть камней и пара глаз твари с редкой символикой, но, по словам одного из Дозорных, артефактов поступит за месяц ещё штук десять. Твари продолжают погибать вдали от тумана, гниют и буквально дарят нам свои редкие и энергоёмкие ресурсы.

Эдуард Подольский был человеком, который, можно сказать, родился в золотых пелёнках. Его родители, Марья и Демьян Подольские, передали сыну всё лучшее, что у них было.

Матушка была рождена потомственной аристократкой, она воспитала в Эдуарде этикет, привила любовь к грамоте и к иноземным языкам. Познакомила с классикой русской литературы. Отец же выбрался из семьи простолюдин. Всё, что он мог передать сыну, было связано с получением прибыли. С обустройством собственной жизни и выбором правильных попутчиков. Это и позволило Эдуарду Подольскому стать достойным сыном своих родителей, почётным графом Подольским и человеком, который смог удержать на плаву свой род.

Статус важнее всего. Так говорил отец, а он никогда не ошибался. После, так называемого, «визита» Вольных статус графа будто утерял свой вес. Годы стараний, трудов и кропотливой работы буквально померкли на фоне влияния отряда преступников, способных воздействовать ментально.

Потому вся последующая неделя, проведённая в окружении Вольных, стала одной из худших недель в жизни уважаемого графа. Отсутствие свободы сковывало, были связаны руки. Во внерабочее время Подольский был обязан встречаться с членами шайки головорезов, в головах которых кроме как «жить идеей Герасимова» не было ничего другого. Графу угрожали потерей репутации. Им буквально игрались, словно марионеткой. Каждый день в его кабинете собиралось от двух до пяти головорезов, которым было велено сопровождать графа. Принимать участие в его делах и доносить о каждом вздохе.

Подольский честно пытался подкупить всё и вся, до чего только дотягивались руки. Каждого ублюдка был готов наградить шикарным особняком, лишь бы тот дал знак людям Петра Романова о сложившемся. Но эти люди были неподкупны! Знали, что Эдуард терпеть не может сидеть под надзором. Знали, что старик ценит свободу превыше всего, чем и пользовались, ограничивая во всём.

А самое паршивое то, что Вольные ещё в первый день «визита» всё выяснили. И про связь двух братьев, Константина и Юрия Громовых. Про все договорённости с Романовыми и про «инсценированную» смерть младшего брата Шагайна на дуэли! Вольным не составило труда понять, что их просто обдурили. Их главный возвысил угрозу Шагайна на новую ступень. Целую группу выделил для работы с направлением по этому парнишке. Но им и этого оказалось мало! Они попытались заставить Подольского узнать больше, чем тот мог знать. Вынуждали работать на Центр, помогать провозке контрабанды…

— Ублюдки, — свирепо проворчал мужчина и сжал кулак.

Он не знал, что делать. Не знал, как быть. Подведёт Константина, лишится доверия Романова. Не подведёт — его силой заставят это сделать. То бишь, будет хуже. Ситуация балансирует на кончике иглы, а каждая утраченная минута приводит к неминуемой гибели.

— Что ты там бормочешь? — раздалось с другого угла кабинета. Вольный в маске оторвался от мобильника и устремил взгляд на угрюмую физиономию Подольского.

Граф не ответил, он лишь буравил глазами в свою книжку, продолжая читать. Но не прошло и часа, как его снова одёрнули. На этот раз открылась дверь. Это был ублюдок с бедной фамилией «Норкин».

— Господин Подольский, можно? — нарочито вежливо попросил контрабандист, приоткрыв дверь. А когда не услышал ответа, вошёл в кабинет своевольно. — Как ваши дела, господин, смогли выяснить что-нибудь?

Подольский промолчал. И тут же скрючился от острой боли в висках. Отдышавшись, он снова принял сидячее положение.

— Люди Шагайна отправили мне сообщение с просьбой предоставить площадку для ведения торгов, — сквозь гнев выдавил он. — Ещё вчера я выразил свою заинтересованность. Большие торги большого рода всегда интересны большим людям. Сегодня Громовы дали отмашку.

Норкин дёрнул бровью, неторопливо подошёл к графу и хлопнул его по плечу.

— И о каких торгах речь?

— Он собирается продать некоторые родовые земли, — отозвался граф. — Оплату принимает… солдатами.

— Чего ты раньше мне не сказал? — вопросил Норкин с мерзкой ухмылкой на лице. — И… есть желающие принять участие?

— Да, есть желающие, — подал голос Подольский.

— Господин Подольский, — подался вперёд Норкин. — Вы ведь понимаете, что через неделю мои люди обязаны принять непосредственное участие в данном мероприятии? Пусть знать соберёт своих лучших солдат, пусть в столице прольётся кровь. Но главное условие — наше присутствие. Вам всё ясно?

— Ясно, — выдавил граф.

— И ещё, где будут проводить сражения, господин Подольский? — с лица Норкина спало напряжение. Вольный выпрямился и чуть расправил плечи.

— На арене Юрия Громова.

— Приятно иметь с вами дело, — улыбнулся Норкин. — Ох, приятно.

— Соскучился я по столице.

— Не забыл взять с собой кулон? — Аристарх Оболенский поглядел на меня.

— С тех пор, как я создал кулон, он всегда со мной, господин Оболенский, — усмехнулся я, похлопав по небольшой поясной сумке.

Мы стояли на вертолётной площадке и наблюдали за краснеющим солнцем в ожидании, пока пилот даст добро на взлёт. Изредка перекидывались фразами, больше молчали. За спинами мельтешили другие сопровождающие.

— В столице сейчас опасно, — добавил столп. — Тем более для тебя, Кость. Вольные не просто так затихли.

— Не думаю, что здесь, в серой зоне, сильно безопаснее, — отозвался я. — Для меня с давних времён вошло в привычку жить в ощущении постоянной угрозы. Образ жизни такой, иначе не скажешь.

Оболенский многозначительно улыбнулся.

— Я тебя услышал. Антипов, что там с обстановкой? — обратился он к Дозорному-разведчику в полуобороте.

— Сенсоры затихли, — отозвался Антипов и поглядел на меня. — Судя по всему, вы можете вылетать, господин Староста.

— Давненько вертолётами не передвигался, — кивнул я, разминая шею. — Что ж, раз такое дело, будем прощаться.

Мой полёт в столицу был обнародован, именно поэтому я не стал использовать телепорт. Новостью о том, что княжеский род Громовых готовит сделку под названием «земля-солдаты», мы буквально поставили на уши всю общественность Империи. О моём возвращении в столицу знали многие; меня поджидали папарацци и множество любопытных глаз. И, так как при использовании артефакта не должно быть свидетелей, я решил придержать то, что никому видеть не следует.

— Не поминайте лихом, господин, — сделал шаг в мою сторону Тимофей Мышев и вытянул руку. — И удачной дороги.