Увидел Эльвиру в магазине, где она помогала отцу, и влюбился. Одним взглядом своих голубых глаз она пробила моё большое сердце, словно пуля.

Насмерть! Навылет!

Заробел так, что имени её спросить постеснялся. А она просто улыбалась мне…

Я сразу понял, что это судьба. Есть и спать не мог неделю, вспоминая её улыбку. Позвал девушку на свидание и в тот же вечер сделал предложение, так мне не терпелось присвоить её. А Эльвира лишь посмеялась надо мной, но и нет не ответила. Добивался её всю зиму, под окнами ночевал, прежде чем она дала согласие. Я бы мог взять её в жёны, просто спросив разрешения у её отца, он бы не посмел отказать Буслаеву, но я хотел, чтобы и Эльвира меня полюбила тоже.

Дядя Тимур был в ярости, когда я объявил о свадьбе. Просто пригласил его, поставил перед фактом. Ещё бы ему не злиться – все его грандиозные планы породниться с другими богачами полетели в пизду. На свадьбу он не явился и сёстрам моим запретил приходить, оскорбив меня и унизив в ответ.

Впрочем, я был так счастлив, что о дяде и не вспомнил ни разу во время праздника. А в первую нашу ночь с Эльвирой я вообще забыл обо всём на свете. Во всём мире существовали только я и она.

Я привёл в свой дом истинное сокровище. Эльвира вила наше гнёздышко с такой радостью и любовью, что именно про него можно было сказать "полная чаша". Мы мечтали о будущем, о детях…

– Уходи от него, Данияр, – ласково сказала Эльвира, поняв причину моей печали. – Тимур абый* не даст тебе житья. Тебе пора отделяться и жить своим умом.

Давно нужно было это сделать, но меня всё время что-то останавливало. Временами дядя Тимур был нормальным, и тогда мы могли вести дела спокойно. К тому же у него было чему поучиться – бизнесменом он был отменным.

– Хорошо, матурым*, я уйду от дяди Тимура, – пообещал я. – Мин сине яратам, алтыным*!

Как же я любил её, господи!

Притягиваю Эльвиру к себе на колени и целую. Несмотря на свою кротость и скромность, она отвечает на мои ласки страстно, словно ретивая кобылица, заждавшаяся своего жеребца.

Член тут же начинает подпирать её округлую попку. Я весь горю, так мне не терпится войти в узкую и горячую глубину её лона.

– Зачем ты снял кольцо, яраткан? – неожиданно спрашивает Эльвира и ловит пальцами мою обручалку, надетую на цепочку.

Её пальцы холоднее снега, от этого я вздрагиваю и просыпаюсь. Уже балансируя на грани реальности, понимаю, что это был всего лишь сон, и моё счастье сметает горечь досады и боль.

Груди продолжает касаться что-то холодное, я хватаю Эльвиру за руку, предпринимая последнюю попытку не дать ей уйти и раствориться в ночи. Но вместо её небесных любящих глаз на меня смотрят чужие – испуганные и зелёные.

*мин эпочмак әзерләдем, яраткан – я приготовила эпочмак любимый;

*абый – дядя, обращение к более старшему мужчине;

*матурым – моя красавица;

*мин сине яратам, алтыным – я люблю тебя, золотце.

В этих изумрудных глазах было столько ужаса, что мне становится не по себе. Это я виновник этого испуга. Они сморят на меня, не моргая, будто само время замерло в этих глазах, а потом из них брызжут слёзы. Их так много, что они ручьями текут по белоснежным щекам и капают горячими каплями на мою грудь.

– Больно! Отпустите! – слышится мне шёпот мольбы, и я окончательно просыпаюсь.

София, мать её!

Осознав, что до сих пор держу её запястье, разжимаю пальцы, и она, громко всхлипнув, отскакивает от меня в сторону.

От прекрасного сна осталась лишь дикая эрекция и горький привкус во рту. Эльвира впервые приснилась мне в таком радужном сне. Обычно я видел её мёртвой, окровавленной и растерзанной.

Эта мелкая сука не дала мне возможности побыть с моей алтыным. Как же я был зол на неё!

– Зачем разбудила, идиотка чёртова? – взревел, вскакивая с постели.

Не сразу понял, что обнажён. Сорвал с кровати покрывало, обернулся им, чтобы прикрыть стояк. Смотрел на сжавшуюся в комок девчонку, и меня разрывало между желанием вышвырнуть её в коридор и желанием выебать её немедленно. Загнуть раком и отыметь в обе дырки, чтобы знала, кого можно трогать, а кого нет!

Пиздит же, что целка? Эти шлюхи раздвигают ноги, едва созревают, в поисках подходящего богатенького члена.

Хоть какой-то прок должен быть от Софии, или я так и буду всё время слушать её причитания?

Нет, я не опущусь до такого – не стану марать член о дочку Никитина.

Блять, может, я ей руку сломал? Не может человек скулить так громко, просто с перепуга.

– Покажи руку! – вернулся в кровать, развернув девушку за плечи.

В комнате было темно, но включать свет было лень.

– Не трогайте меня! – взвизгнула София и принялась молотить меня кулачками по плечам и груди. Даже по роже моей попала пару раз.

– Да пошла ты! – отпихнул её от себя.

Если может так руками махать, цела, значит. Трясущимися руками нащупал на тумбочке сигареты и зажигалку, потом открыл окно и закурил, уперевшись в подоконник локтями.

Яйца нещадно ныли, требуя разрядки, раздражая меня ещё сильнее. Кровь отлила от мозга в елдак, превращая меня в ещё большее животное.

Холодный воздух с улицы отрезвил меня. Я мотнул головой, окончательно сбросив с себя морок сна, и устало потёр переносицу.

– Я спросил, зачем разбудила? – повторил вопрос Софии.

Она настолько тупа, что приходится спрашивать по два раза. О, боги, как же это бесит!

– Я нечаянно! Простите! – шмыгнула носом за моей спиной.

– Дура, не лезь ко мне больше! – предупредил. – Никогда не лезь!

– Я просто хотела посмотреть на кольцо, – оправдывалась девчонка.

– На которое?

Узнала папкин перстенёк? Конечно, узнала! Новая волна гнева поднялась в душе, стоило вспомнить про Никитина.

– Папин перстень, – уточнила София, в очередной раз доказывая, что это не подделка и не какое-то похожее кольцо, а именно Никитина. – Откуда он у вас?

– Нашёл, – коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.

Рассказывать Софии обстоятельства, при которых была найдена такая жирная улика, я не собирался. Зачем ей знать эту грязь? Она всего лишь пешка в моей мести, наживка, на которую я решил поймать кровавого убийцу. Её психика слишком слабая, чтобы выдержать такое. Придёт время, София обо всём узнает. Не от меня. Не хочу быть свидетелем очередной её истерики.