Митяй не давал мне сдачи, не мог поднять руку на хозяина, поэтому у меня быстро пропал интерес его пиздить. А так хотелось забить его до смерти, раскатать в фарш! Вся моя ярость, предназначавшаяся Никитину, выплёскивалась сейчас на Митяя.

Я собрал вокруг себя конченых отморозков. Дал лизнуть кость, а потом отнял. Неудивительно, что у Митяя крышу сорвало от девки, но это не оправдывало его. Я ценил понятливость и полное подчинение. Каждая псина должна чётко знать своё место!

– Хватит! – заскулил Митяй. – Простите, босс! Я всё понял! Понял!

То-то же!

Пока Митяй поднимался на ноги, застёгивал ширинку и сплёвывал кровищу, собирая в кучу хлебало, я думал о том, куда теперь девать Софию. Девчонка билась в истерике, стоя на коленях, трясясь всем телом. С минуту колебался, потом снял с себя пиджак и накинул ей на плечи, будто хотел теперь спрятать её от чужих глаз. Она испуганно дёрнулась, когда я поднял её на ноги, обняв одной рукой за плечи. Выглядело это не очень.

Сначала бросил её на растерзание псам, а теперь как будто защищаю. Моя сила всегда была в жёсткости. Свою мягкость я проявлял только к Эльвире, только она знала меня настоящего, потому что я позволял ей это. Больше никому.

После её смерти я стал монстром, сам этого хотел, взращивая внутри себя тьму и ненависть. А сейчас что? Эта сучка мне никто. Дочь врага, его плоть и кровь. Почему мне жалко её, откуда во мне эта долбанная слабина?

– Если можешь не убивать, не убивай, – раздался в моей голове голос отца.

Но я не мог! Не мог оставить её в живых! Не сейчас, потом. Надо свыкнуться с этой мыслью. Время есть.

– Пойдём, София, – тихо сказал я ей, пытаясь вести по направлению к машине. – Здесь опасно оставаться.

Она была не в себе. Не слышала меня, не понимала, что я от неё хочу. Только ревела и тряслась, скулила и дрожала. Я умею пугать и ломать людей. Сейчас я видел это своими глазами. Софии хватило и малого.

Говорить ей что-то ещё было бесполезно. Подхватил её хрупкое, почти невесомое тело на руки и понёс к машине. Можно было поручить это кому-то из бойцов, но я не хотел, чтобы кто-то снова касался Софии своими грязными руками, даже святоша Матвей.

Шел к тачке, испытывая вместе со злостью невероятное облегчение оттого, что София осталась нетронутой, что Митяй не успел её обесчестить. Сам не знал, чему радуюсь. Тому, что не смог позволить ему продолжить? Можно было пустить девчонку по кругу у меня дома и не один раз, пока Никитин за ней не приедет.

Мне становилось тошно от этой мысли. Блевать хотелось, больше ничего. Прижимал к себе трясущуюся девчонку, а меня самого колотило от жуткой боли внутри и адреналина.

Эта злоба застилала мой разум. Никому не нужные жалость и малодушие ещё мне аукнутся, я даже не сомневался, но я всё сделал правильно, отобрав Софию у мною же натравленного насильника – решено и не обсуждается.

Меня всегда раздражали женские слёзы. Настоящие даже сильнее, чем напускные. Пусть меня лучше пиздят толпой, чем смотреть и слушать, как женщина плачет. Особенно когда ты ничего не можешь сделать, чтобы это прекратить, ничем не можешь помочь.

София ревела всю дорогу так, будто её отымела рота солдат. Я слушал этот скулёж, пытаясь абстрагироваться, но ни хрена не выходило. Её завывание било по нервам, резало без ножа самую мою душу, которая, как выяснилась, у меня всё ещё была.

Я не хотел её жалеть, потому что мне не было её жаль. Там, в траве, когда на неё навалился боров Митяй, да, что-то дрогнуло, но сейчас Софию никто не трогал, у неё просто нервы сдали, и меня это так бесило. Я ничего не мог сделать, чтобы заткнуть её, и от этого бессилия был готов завыть сам.

Блять, не день, а полное дерьмо!

Чтобы отвлечься от безутешной Софии, я сосредоточился на её папаше. Как долго мне его ждать? Сам придёт за дочкой или начать искать его, чтобы до него снова вперёд меня не добрались? Второй раз Никитину не может повезти, потому что никакого везения не существует.

Рука по привычке потянулась к цепочке на шее, на которой висело два кольца. Одно моё обручальное – носил на шее не потому, что вдовец, потерять боялся или повредить. Был случай, что перстень лопнул, когда кулаком одного типа приложил. Второе – перстень Никитина, который я нашёл рядом с телом Эльвиры.

Этот пидор так спешил, что обронил его на месте преступления. Вот так кольца и теряют, так что я лучше на цепочке поношу. Снять её с меня смогут только с мёртвого, а если так, то мне уже ничего не будет нужно, даже последней памяти о том, что я был чьим-то мужем.

В минуты раздумий я любил перебирать что-нибудь в руке. Иногда это были чётки, но чаще я перекатывал между пальцами перстень Никитина. Думал я много и часто, от этого рисунок на перстне немного стёрся и обезличился.

Как я не пытался, не мог игнорировать плачущую девушку, хоть тресни!

– Прекрати скулить, бога ради! – рявкнул я на неё.

Она вздроргнула, будто я ей врезал, но постепенно её всхлипы стали редкими и тихими, без завывания. Я с облегчением вздохнул, на самом деле испытав его.

– Куда мы едем? Куда вы меня везёте? – тихо спросила девушка.

Может, сказать ей что-то утешительное, чтоб заткнулась и не действовала на нервы? Только вот успокоить Софию мне было нечем. Я так и не решил, что с ней делать дальше, потому что не рассчитывал, что придётся её к себе домой везти.

Куда селить-то её? Запереть бы в клетке какой, только не было у меня клеток. В подвал бросить, как пленницу? Там её мои орлы и выебут толпой. Выделить спальню, как гостье? Не многовато ли чести для дочери заклятого врага?

Блять, почему я вообще должен об этом думать?

– В гости ко мне едем. Побудешь у меня, пока тебя отец не заберёт, – как можно спокойнее ответил я, боясь напугать снова Софию.

Если она опять начнёт реветь, клянусь Аллахом, я её из машины прямо на ходу вышвырну.

– Что с папой? С ним что-то случилось? – продолжила свой допрос София.

– На него напали на дороге, убили охрану. Он сбежал, мобила недоступна, – как можно короче изложил я. Трепаться с этой сучкой никакого желания не было. – Ты, случайно, не знаешь, кто это мог быть? Кому твой папочка насолил настолько, что его решили грохнуть средь бела дня на глазах у многих свидетелей?

Заплаканные глаза Софии нервно забегали по мне, а потом она отрицательно замотала головой.

– Папа хороший, он никому не делал зла. Я не понимаю, что вам нужно от нас?

Так я и думал. Ничего не знаю, ничего не видела и не слышала, ничего никому не скажу.

Жаль. Могла бы упростить мне задачу. А может, и впрямь она ни сном ни духом про делишки папаши? Похуй, сам разберусь. Мы почти доехали до моего дома, как вдруг машина остановилась посреди дороги. Я неосознанно потянулся за пистолетом, не понимая, в чём дело, какова причина остановки.

– Данияр Сулейманович, – обратился ко мне Матвей, ехавший спереди. – Взгляните!

Он указал мне рукой куда-то прямо перед собой, и мне пришлось пригнуть голову, чтобы увидеть то, что привлекло внимание моего помощника.

Чёрные клубы дыма, устремляющиеся в небо, валили прямо с моего участка. Сомнений не было – горел мой дом. Звуки сирен, где-то совсем близко, доносящиеся до нас, оповещали о том, что пожарные на подходе. Мы остановились не слишком далеко, всего в паре улиц от моего дома, и я мог отчётливо видеть, что его уже не спасти. Слишком поздно тушить, он весь объят пламенем.