После этого разговора, Владыка попросил Оливера отправить ему файлы с камер видеонаблюдения и оставить его наедине с собой. Бот лишь подчинился и покинул террасу.

Когда Сейвер остался один, он запустил голограмму, на которой принялся смотреть, как произошел инцидент. Всю запись, владыка пребывал в буре, смешанных эмоций; но при этом, со стороны выглядел абсолютно непоколебимым. Его выражение лица передавало единовременное отвращение и вдохновение поступком Шона. Сейвер находил в случившемся нечто до дрожи прекрасное.

Заходя в свои апартаменты, Шон был сам не свой. Он закрыл дверь на двойную кодировку, и отключил все устройства, которые мог. Он судорожно уселся в мягкую кровать, но тут же подскочил и принялся нарезать круги по небольшой темной комнатке. Его руки тряслись от страха, а лик был бледен, и демонстрировал неподдельный ужас. Он просто не мог осознать тот факт, что собственноручно убил человека. И не какого-то случайного, а своего родного дядю, который, можно сказать, взрастил его. Его сердце колотилось, как мотор; по телу текли капли пота, которые словно стая тараканов раздирали его тело и разум; парня бросало то в холод, то в жар; а голова безостановочно шла кругом. Зидлер пытался успокоиться, но покойный дядя Фрэнк никак не выходил у него из головы. И каждый раз, Зидлер будто бы снова и снова проживал тот самый момент убийства. Рыдая и трясясь, он понял, что не может вытерпеть всего этого наедине с самим собой. Ему было тошно от себя. Еще бы чуть-чуть, и эта стая тараканов разрывной волной вырвалась бы у него изо рта. Шона спасала только кромешная тьма, в которой он не видел ни себя, ничего вокруг.

Трясясь, умокший в слезах и холодном поту, Зидлер еле-еле смог доползти до холодильника. Он начал доставать оттуда мягкие пересахаренные кусочки искусственного хлеба, в котором не было ни грамма зерна. Затем, он вынул кейс с пузырьками гадкого приторного пойла. Положив эдакий «ужин на одного» на стол, он принялся метаться по всей квартире в поисках дозы азгиндола. Найдя ампулы и шприц, Шон вколол в дергающуюся вену непривычно большую дозу для него. Этот наркотик легализован и выдается всем независимо от возраста, поэтому Зидлер, как и многие члены общества был зависим от голубой дряни в небольших ампулах. Азгиндол употребляют практически все без исключения. Даже само правительство позиционирует его, как безвредное, а иногда даже полезное.

Даже такая большая доза азгиндола не смогла остановить тремор, потому Шон вколол еще три ампулы. И наконец это дало свой эффект. Худощавые и бледные скулы парня начало сводить, тряска сменилась непроизвольными импульсами в мышечных волокнах. Зрачки парня расширились, и он вернулся обратно на кухню. Его тело будто бы не слушалось его самого. Он начал запихивать кусочки хлеба в свою пасть и тут же запивать их пойлом. Крошки разлетались в разные стороны, а алкоголь растекался по подбородку Зидлера, оставляя бордовые следы. Всё это дело, он закуривал электронной сигаретой, выпуская изо рта и носа огромные клубы едкого пара.

Парень потреблял не из нужды, а лишь для того, чтобы убежать от суровой реальности… От реальности, в которой он является убийцей. Эскапизм в чистом его проявлении.

Всех этих «ритуалов» было недостаточно, чтобы хоть на миг облегчить ношу на душе Шона. Его голова шла кругом; он еле-еле контролировал свои движения; на протяжении всех этих моментов ужаса и первобытного страха, он слышал в голове голос убитого им Фрэнка. Он вспоминал разговор с дядей и обещание, которое он дал ему. В его разуме с определенной частотой мелькали мысли о самоубийстве. Но разве это выход? Да и тем более, чтобы совершить самоубийство, нужно обладать особой смелостью. Зачастую убить кратно легче, чем умереть самому.

В таком плачевном состоянии, Шон сумел доковылять до душевой кабинки. Зайдя в нее, Зидлер дрожащими руками включил сильный напор обжигающе ледяной воды. Ему хотелось лишь избежать реальности любой ценой. Он уселся под напор воды и принялся ногтями раздирать свою кожу до крови. Он вопил от боли и дергался от струи воды, попадающей на его тело. Его переполняла лишь боль и ненависть к самому себе. По его коже стекали капли воды, смешанные с густой бордовой кровью. Он пытался очистить себя таким странным образом. Эта идея пришла к нему интуитивно. Это не он решил ободрать себя в кровь в ледяной воде, а кто-то, кто сидел внутри него. Тот, кто решал за него, что делать в трудные моменты. Этот кто-то – его животное начало. То самое начало внутри каждого человека, которое пытается заблокировать движущая система. И Шон почувствовал свое животное начало в те секунды отчаяния. Он понял, что он живой. Лишь в такие моменты, когда разум покидает тело человека, он понимает ценность быть живым. Достигнув просветления, измерзший, раненный, абсолютно нетрезвый, но ясно мыслящий Зидлер упал без сознания; в кабинке, по стенам, которой текли капли его крови и жизненной энергии.

Шон оклемался уже не следующий день. Напор воды выключился автоматически, пока он был без сознания. Ему жутко хотелось пить и есть, а голова раскалывалась. Встав на ноги, он обнаружил на себе множество царапин, оставленных им самим же. Каждая рана страшно жгла его кожу и создавала дискомфорт при передвижении. Выйдя из ванной, он осмотрел свои апартаменты. Его жилище выглядело так, словно там прошелся дикий зверь, снося все вокруг на своем пути.

Первым делом, Шон решил проверить уведомления на своем портативном устройстве. Кроме мириад рекламных предложений, Шон заметил пропущенный вызов от Беллы. Его тело покрылось мурашками. К нему пришло осознание того, что за каждым преступлением следует свое наказание. Он вспомнил о том, что Белла работает в одном из департаментов. И информация о том, что Шон убил человека могла очень быстро распространиться. Зидлер начал метаться по квартире словно угорелый. Он пытался понять, было ли замечено его убийство. Он не понимал, почему он еще не был наказан, несмотря на то, что с момента убийства прошли почти целые сутки. При обычных обстоятельствах, он бы уже находился под следствием. Но почему сейчас ничего не происходит? Собрав всю волю в кулак, Шон осмелился позвонить Белле. Он ожидал услышать от нее все, что угодно. Белла вышла на связь и своим обычным звонким и милым голосом ответила:

– Шон, привет! Это Белла. Я заметила, что тебя очень давно не было в сети. Ты ведь, на осмотр исправности ходил, да? Всё в порядке?

– Д-д-да, Белла… Всё хорошо, у меня просто смартфон немного вышел из строя. – судорожно ответил Шон.

– Я хотела предложить тебе встретиться еще раз. Если ты не сильно занят конечно… Хотя кого я спрашиваю? Ты же не работаешь! – с усмешкой предложила девушка.

В этот момент, Шон не понимал, что происходит. Он ожидал чего угодно, но совсем не отвлеченного диалога. Он оцепенел и выдал лишь кроткое:

– Да, конечно! Почему бы и нет. А где и во сколько?

– Нужно будет еще подумать, я тебе все напишу текстовым сообщением.

Белла совсем не подозревала о том, что сотворил Шон. А Шон, тем временем, начал готовить себя к худшему раскладу событий. Его посещали мысли о том, что весь этот разговор простая приманка, созданная только для того, чтобы словить его и наказать. Но стоит отметить тот факт, что после разговора, парню стало кратно спокойнее. Он будто бы сбросил с себя какой-то груз, который тянул его вниз.

Окончательно придя в себя, Зидлер решил навести порядок в своих апартаментах. Параллельно этому, он слушал сводку новостей. К удивлению, ни о чем, кроме как скандальных новостей звёзд и брендов он там не услышал. Складывалось ощущение, что для всей общественности это был обычный день, но явно не для Шона.

После уборки, Зидлер понял, что перед ним стоит серьезный выбор: поделиться с Беллой произошедшим, и предложить ей вести это дело вместе; или просто отмолчаться словно ничего не произошло. Белла работала в департаменте контроля, это играло, как на руку Шону, так и против него. Если она все-таки согласится на такую авантюру, с помощью нее, он сможет раздобыть больше информации. Но при этом, если она узнает о его планах, и будет настроена негативно, то ему конец.