После того, как было официально объявлено о помолвке, у Катрионы появилось чувство, что она больше не распоряжается своей жизнью. Правда, она всегда присутствовала при разговорах отца с лордом Фитэйном, так же как и Бьянка с Энрико, и Санти с Анной, а иногда даже бывал и Эдуарде с женой, но во время встреч она почти все время молчала.

Никто не пытался навязывать ей своего мнения, но, непонятно по какой причине, с каждым днем ее охватывала все более глубокая апатия. Девушке казалось, что говорят не о ней, а о какой-то посторонней, не имеющей к ней никакого отношения женщине. Все это время она жила, как во сне.

Свадьба должна была состояться за день до открытия фестиваля. Решили, что свадебное торжество, на которое был приглашен весь Фридженти, состоится в большом шатре, где обычно проходили фестивальные концерты.

При обсуждении количества еды и напитков, необходимых для такого праздника, Катриона не выдержала и вмешалась:

– Но это же смешно, – с раздражением сказала она, вдруг став похожей на прежнюю Катриону. – Похоже, вы собираетесь устроить карнавал, а не свадьбу. Я вовсе не хочу участвовать во всей этой суматохе. Я предпочитаю прийти домой после венчания и тихо отметить это событие в кругу семьи.

– Но, Катриона…

– Лорд Питер считает…

– Чья это свадьба? – гневно спросила она своих домочадцев. – Ваша или моя? Вы что, хотите выставить меня на всеобщее обозрение, как редкого зверя в цирке? Если вам очень хочется повеселиться, устраивайте шумную свадьбу для Бьянки.

Наступило неловкое молчание, которое нарушил Питер Карлэйл. Он любезно попросил у Анны второй кусок ее замечательного пирога, нимало не обратив внимания на агрессивный тон своей невесты. Пока Анна суетливо резала пирог, а Катриона отвернулась, чтобы взять кофейник, он сделал знак остальным членам семейства, красноречиво говорящий, что спор, затеянный Катрионой, окончен. Выпив кофе с пирогом, лорд предложил своей будущей жене прогуляться.

Она с радостью согласилась, желая поскорее избавиться от семейного ока. Катриона уже несколько дней не испытывала страстного желания остаться с лордом наедине, как это было перед помолвкой.

Питер взял девушку за руку, сделав вид, что не замечает, как она вся застыла от напряжения.

– Катриона, окончательное решение насчет места свадьбы остается за тобой, – сказал он тихо и нежно. – А теперь постарайся выслушать меня без предубеждения. Что касается меня, то я предпочел бы не карнавал, как ты сказала, а праздник для всего Фридженти. Я хочу, чтобы все жители этого прекрасного места разделили со мной мое счастье и запомнили этот день так же, как буду помнить его я. – Питер вдруг остановился и повернул к себе девушку. – Катриона, все двадцать два предложения, которые ты получила до меня, были сделаны людьми, которых привлекало твое приданое, а не ты сама. Вот поэтому мое самое заветное желание состоит в том, чтобы показать всем этим людям, что человек, которому ты доверила свою судьбу, достаточно богат и отказывается от твоего наследства и будет счастлив взять тебя в жены без денег, разутой и раздетой, только для того, чтобы быть рядом с тобой всегда!

Невероятно, но этот иностранец смог понять Катриону так, как никто другой. Конечно, ей никогда не хотелось замуж за крестьянина из Фридженти, но то, что ни один из них не выразил желания просто так жениться на ней, всегда уязвляло ее гордость. Англичанин не только это понял, но и хотел восстановить ее достоинство перед лицом всего городка.

К своему собственному удивлению, Катриона закрыла лицо руками и заплакала.

– Прости меня, – выдавила она, рыдая. – Я сама не знаю, почему я так часто плачу, когда мы вместе. Обычно я никогда не плачу.

Питер отнял руки девушки от заплаканного лица и нежно обнял, прижав ее голову к своему плечу.

– Я не возражаю, – тихо сказал он. – Думаю, у тебя накопилось много слез.

Катриона прильнула к нему всем телом. Она не вслушивалась в смысл его слов, просто ее успокаивал тон, которым эти слова говорились, и ощущение тепла его тела. Питер вдруг спросил:

– Давай вернемся и объявим о нашем решении семье? – Он взял Катриону за подбородок и заглянул ей в глаза. – Согласна? Это будет самая шумная и радостная свадьба во всей истории Фридженти!

– Да, – покорно сказала Катриона, привыкшая всю свою жизнь спорить из-за каждого пустяка. – Я тебе верю, – смущенно добавила она, хотя раньше не доверяла ни одному мужчине.

Вернувшись на ферму, Питер с воодушевлением посвятил в свои планы все семейство. При этом Катриона ни разу не возразила, что вызвало у присутствующих благоговейный восторг перед англичанином.

«И впрямь он был самым подходящим мужем для Катрионы!»

Было решено, что свадьба Бьянки состоится через месяц после того, как обвенчаются Питер и Катриона. Медовый месяц леди и лорд Фитэйн проведут в Риме и успеют вернуться к свадьбе младшей сестры, а затем они уедут в свой дом, в Англию.

После этого происшествия дни пролетели для Катрионы как одно мгновение – вскоре она ясно поняла, что свобода навсегда выскользнула из ее рук. Каждый день происходило какое-нибудь волнующее событие, в котором принимала участие вся деревня: из Рима прибыли новые пакеты с нарядами, полдюжины фарфоровых сервизов, огромные деревянные ящики с бокалами, переложенными соломой, множество серебряных вилок и ложек, супницы, большие блюда и многое другое.

– Это же просто смешно, – протестовала Катриона. – Мы могли бы все это занять у соседей. Как мы повезем все это обратно?

– А мы и не будем этого делать, – хладнокровно заявил лорд Фитэйн. – Мы подарим Бьянке на свадьбе сервиз и столовый набор, а остальные отдадим твоим братьям.

Потом стали приходить футляры с драгоценностями: нитка жемчуга для Бьянки, золотые медальоны для невесток. Катрионе предназначалась усыпанная драгоценными камнями подвеска и кольцо с крупным квадратным сапфиром, обрамленным мелкими бриллиантами, – все это было подарками жениха в честь помолвки.

Когда Катриона взглянула на подвеску, лежавшую в обитой бархатом коробочке, ей показалось, что более прелестной вещицы она в своей жизни не видела. Но когда девушка одела украшение на себя и застегнула его, она вдруг задрожала от страха. Ей показалось, что на шее у нее не золотая цепочка тонкой работы, а кандалы, навеки приковавшие ее к англичанину. Когда Питер надел ей на палец кольцо, сказав при этом, что подбирал камень к ее бездонным черным глазам с голубыми искорками и иссиня-черными волосам, Катриона почувствовала себя скованной по рукам и ногам. Питер привез еще и обручальное кольцо – тоненький золотой обруч, усыпанный бриллиантами. Оно прекрасно сочеталось с кольцом к помолвке. Когда Питер попытался надеть его на палец Катрионы, она в панике отшатнулась.

– Нет, до венчания нельзя, – поспешно бросила она, резко отскакивая в сторону. – Я очень суеверна.

Уловив испуг на лице своей невесты, лорд молча передал кольцо Бьянке, сделав вид, что поверил объяснениям невесты.

– Почему ты не носишь подарок Питера? – спрашивала сестра.

– На мне домашнее платье, разве ты не видишь? Я что, должна мыть полы и стирать белье с этим камнем на руке? – Катриона не хотела говорить Бьянке правду и даже боялась признаться в ней себе самой.

«Ну как взрослая женщина может бояться какого-то кольца?»

И все же, каждый раз одевая его на палец, она чувствовала, что ей не хватает воздуха, бросает то в жар, то в холод. Больше всего на свете в эти минуты ей хотелось снять кольцо с пальца и выбежать на улицу.

Как могла она признаться Бьянке или жениху в том, что усыпанные драгоценными камнями украшения душили ее? Ее посчитали бы если и не сумасшедшей, то уж, во всяком случае, ребячливой и глупой.

Катриона одевала на левую руку кольцо с сапфиром тогда, когда в дом приходил Питер. Но при этом она все время беспокойно вертела его правой рукой, как бы желая удостовериться, можно ли снять этот символ рабства в любую минуту.

Скоро девушка уже не могла отказываться носить кольцо из-за бедной одежды – из Рима пришли коробки с платьями для невесты. Такой одежды не было ни у кого во Фридженти, за исключением Элизабетты Сильвано, и то, когда она выступала на сцене. Такие платья носили только знатные дамы, приезжавшие на фестиваль, да еще жена герцога Креспи.