Лжеписатель кивнул пацаненку, тот шагнул ко мне и приложил свою ладошку ко второму отпечатку. Покалывание в ладони усилилось и руку ощутимо тряхнуло током, но я не отдернул ее. Потому что в голове моей словно прояснилось — мир стал более ярким, к привычным цветам добавились новые, для которых в человеческом языке нет даже названия, каждый звук стал отчетливее и я услышал то, что обычно людское ухо не воспринимает, например, как проламывается сквозь асфальт дорожного полотна крохотный росток.

Тимка улыбнулся и отвел от шара ладонь. Мое зрение и слух мгновенно вернулись к норме, хотя впору было считать ее инвалидностью, настолько привычное мировосприятие убого по сравнению с тем, что я только что пережил. Граф отнял у меня шар и снова положил его в коробку. Следующую он открывать не стал. Хотя мне очень хотелось посмотреть, какие еще штуковины привез сегодня пансионатский шофер. Лжеписатель и школяр обменялись торжествующими улыбками. Сразу видно, они знают, что в других коробках, но не спешат с мною поделиться.

— Вот что мои маленькие друзья, — обратился я к ним обоим. — Как хотите, а мне надоела эта игра в да и нет не говорить, черное и белое не носить. Давайте уж колитесь, пока я не поднял на ноги общественность.

— Да я собственно уже и начал, — откликнулся Третьяковский. — Сейчас мы коллегу Фирсова отправим на обед, точнее — уже на ужин, а мы с тобой продолжим. А потом, ты отвезешь его домой.

— Не возражаю, — пробормотал я.

Мы вышли из лаборатории, которую лжеклассик тщательно запер. Вернулись в вестибюль. Там нас встретила Русалочка, которая тут же увела пацана в столовую. А мы с Графом опять спустились в его номер. На столе по-прежнему стояла початая бутылка коньяку, но ассортимент закусок был обновлен и добавился полный кофейник и две чашки. Похоже, Стеша даром времени не теряла. К спиртному я притрагиваться не стал — хватит с меня — а вот свежесваренному кофе обрадовался. Третьяковский выпил коньяку за нас двоих, налил кофе себе и заговорил:

— Понимаю, гложет тебя любопытство, тем более, что я сам его разжег в тебе… Приборчики, конечно, выше всяких похвал. Три года парни из «Микрокристалла» пыхтели над ними. Пока разработали схемы, пока протестировали их, пока собрали прототипы, пока прогнали оные через весь цикл испытаний и вот — первая партия у меня!

— Первая партия чего? — спросил я.

— Четыре детектора электрических колебаний спинного и головного мозга, — принялся перечислять Граф, — шесть эмо-индукторов — ну тех черных шаров, шестнадцать счетчиков ПСЧ индивидуального пользования, восемь ДМРД…

— Да не тараторь ты! Скажи толком, что это за ПСЧ да ДМРД?

— Первое — это индивидуальные счетчики Переменно-Скользящей Частоты.

— И что это за хрень?

— Система распознавания «свой — чужой», — ответил лжеклассик. — Понятно?

— Пока — не очень, — признался я. — А этот… ДМРД?..

— Всему свое время…

— Ладно… А для чего это все нужно?

— Ну если посмотреть с точки зрения практической пользы для государства, то это вполне материальное воплощение исследований, проводимых в рамках проекта «УВ»… Да вот только я намерен использовать эти штуковины не для увеличения мощности СССР, который все равно обречен, а для… своих целей.

— Ты хотел сказать — наших, — поправил я его.

— Да, прости, привык, что я один, — пробормотал он. — Однако, я забежал вперед… Вернемся к эволюции. Есть такой писатель, Герман Гессе, так вот в одной из своих книг он написал: «Я — это бросок природы, бросок в неизвестность, может быть, в новое, может быть, в никуда. И сделать этот бросок из бездны действенным, почувствовать в себе его волю и полностью претворить ее в собственную — только в этом мое призвание. Только в этом!». То же самое могли бы сказать наши пацаны, если бы они умели так красиво выражаться. Потому, что они действительно эволюционный бросок природы в новое качество не только мышления, но и чувствования и тем более — действия. Я не сомневаюсь, что скоро они нас обставят по всем статьям. Хотя, скорее всего, уже обставили. Что дальше? Дальше они либо превратятся в рабов государства или какой-либо другой организованной силы, либо разбегутся, кто куда и будут жить тайком, скрывая свои способности ото всех, либо надут способ скрыться о нас…

— Где — скрыться?

— Понятия не имею… В параллельном мире.

— В Интернате, — проговорил я.

— Вот-вот… Понимаешь теперь, почему меня так встревожила эта история с Таней?

— Понимаю. Мои ребята однажды возьмут и всем коллективом переедут в этот самый Интернат, куда доступа взрослым нет.

— Потому, что там они будут совершенно свободными, смогут заниматься тем, чем им нравится и при этом — не взрослея.

— Этого вот я никак не пойму, — сказал я. — Что за детский сад, штаны на лямках?.. Ну не вечно же они будут жить, придется и потомство оставить.

— Здесь ты смотришь в корень… Есть в науке такое понятие — неотения, она же — акселерация. Способность организма к размножению на не половозрелой стадии. Самый известный пример — аксолотль, личинка саламандры, но есть и другие. Например, детеныш шимпанзе гораздо больше похож на человека, чем взрослая особь. Существует гипотеза, что когда-то от таких акселератов человекообразных обезьян и произошли люди… Если это случилось в истории нашего вида один раз, почему бы этому не повториться? Сечешь, к чему я клоню?

— Сейчас в Интернате одни девочки, а потом туда придут и мальчики…

— Точно и тогда под боком у человечества возникнет новая раса существ, обладающих сверхспособностями, и преследующих неизвестные нам цели!

— Погоди! — поморщился я. — Опять ты заладил — раса, человечество, цели… Сначала втянули детишек черте во что, а теперь сами не знаете, что с ними делать!

— Во-первых, я не втягивал, — возразил Евграф Евграфович. — Я был мирным философом-теоретиком, скрывающим свои мысли не только от людей, но даже и от бумаги, а меня взяли и бросили в эту кутерьму. Пришлось стать практиком, как-то структурировать хаос, который царил в проекте до моего в нем появления. А во-вторых, я как раз знаю, что делать.

— Ну наконец-то! — усмехнулся я. — И — что же?

— Я создал контрпроект, назвав его «Процессом» — в честь игры, которую придумала Шульц для своих подопечных. Если представить «Процесс» в виде, вложенных друг в друга окружностей, то в самом центре обнаружится маленький кружок — это наши нагуали обоего пола, кружок побольше — работающие с ними ученые, назовем их — эксперты-наблюдатели, и — технари или рационализаторы, которые превращают открытия экспертов в конкретные устройства. Дальше идут круги обслуживающего персонала, в их числе — кайманы, то есть охранники, и контрразведчики-лозоходцы.

— А где же в этих кружках мы с тобой?

— В центре самого малого круга.

— Ну допустим… Малый круг у тебя есть, средний, как я понял, тоже. А как быть с большим?.. Где мы наберем все этих кайманов и лозоходцев? И опять же. Я еще понимаю, зачем нужны охранники, но нахрена нам какие-то контрразведчики?

— Лозоходцы нам нужны, чтобы вычислять тех, кто попробует внедриться в наш проект извне. И не важно — откуда. Из нашей собственной госбезопасности или иностранных агентов. На первых порах нам самим придется выполнять эти функции, что мы собственно и делаем. Ты вот помог разоблачить «королеву постельных клопов», а потом и — трудовика. Теперь на очереди — Лжестропилин. В кайманы я намерен привлечь местную мафию. Ты с некоторыми из ее членов уже знаком. Да и сегодня удостоился сомнительной чести пообщаться с одним…

— Ты о Динамо, что ли? Нашел мафиози…

— Этот «химик» не так прост, как кажется, но он один из самых преданных мне людей. Ведь благодаря мне Динамо дешево отделался, а мог получить пятерик общего режима.

— Как-то стрёмно связываться с уголовной шушерой. Они просекут — откуда бабки и возьмут нас за кадык.

— Не волнуйся, я хорошо знаю эту породу. И умею играть на их слабостях. Да и нужны они нам будут до поры до времени, пока мы не построим крепость.