— А я должен опознать груз.

— Ты же говоришь, что не знаешь — какая машина?

— Какая машина — не знаю, а груз — могу только я опознать… Ой, Сан Сеич, тормозите!

Он крикнул это так, словно впереди была пропасть. Я машинально втопил педаль тормоза. «Волга» пошла юзом и встала.

— Что там⁈ — выкрикнул я, всматриваясь в дождящую мглу впереди.

Ничего — та же дорога и дрожащие огни пансионата впереди.

— Точка, — сказал Фирсов, открывая дверцу.

— Какая еще — точка?

— Опознания груза, — откликнулся пацан и выскочил наружу.

Вздохнув, я вылез следом. Дорога, как дорога. Ни столба, ни будки. Только раскисшая пахота по обе стороны от дорожного полотна. Как он определяет, что здесь — точка? И что за груз такой специфический.

— Ты уверен, что хочешь здесь остаться? — спросил я.

— Да! — ответил Тимка. — Да вы не беспокойтесь, Сан Сеич! Сейчас машина придет, заберет меня и Динамо… Вы поезжайте!.. У меня, если что, считалка есть… Ну вы помните…

Я вспомнил, как два бандюгана слиняли, после того, как восьмиклашка ПРАВИЛЬНЫМ голосом проговорил обычную детскую считалочку. Как он там про них сказал? Пустые, как куклы из пластмассы… Да уж, ученички у меня. Мне стало зябко и я с удовольствием снова залез в салон своего авто — сухой и теплый. Посигналил Тимке и продолжил путь, хотя все во мне протестовало против самой мысли, что можно оставить на поливаемой моросящим дождем дороге тринадцатилетнего паренька.

Через несколько минут я уже въезжал на территорию пансионата «Загородного». Машин напротив парадного входа почти не было. Если не считать старого «ГАЗика». Так что мне было где припарковать свою «Волгу». Я вылез из салона, запер дверцы и направился в вестибюль. Здесь, кроме гардеробщика, меня никто не встретил. Судя по пустующим вешалкам, у старичка работы не было, поэтому я с удовольствием отдал ему свою куртку, а гардеробщик ее с почтением принял, неторопливо повесил на крючок и вручил номерок.

Машинально пригладив у зеркала волосы, я направился в полуподвал, где располагался номер Третьяковского. Подойдя к нужной двери, постучал. Никто не ответил. Ну что ж, придется отыскать Русалочку. Уж она-то должна знать, где обретается в настоящий момент лжеписатель? Где искать в этом здании медсестру-официантку Стешу я помнил. Туда и потопал, но не успел сделать и десятка шагов, как услышал позади шорох. Обернулся. Его светлость Граф собственной персоной.

— Привет! — сказал он. — Молодец, что приехал.

— Наше вам с кисточкой! — откликнулся я. — Ты мне скажи, друг ситный, почему это у тебя пацан под дождем мокнет?

— Тимка-то? — без всякого удивления спросил Третьяковский. — Ну во-первых, он отлично одет для такой погоды, а во-вторых, скоро будет здесь. Мне уже радировал Динамо — пришла машина. А в-третьих… без него, Тимки, никак нельзя обойтись.

— Ладно, разберемся, — пробурчал я. — А с каких пор ты с уголовной шушерой связался?

— Ты про Динамо?.. Да какой он уголовник!.. Так, получил трояк по хулиганке, а отделался химией…

— Надо же, а по фене ботает, как опытный урка.

— Поза!.. Кстати, о химии… Не поможешь мне?

— Да мне бы поговорить с тобой…

— Вот заодно и поговорим.

— Куда идти? В лабораторию?

— Туда.

И мы с ним пошли в лабораторию, там где был пойман с помощью волчка резидент иностранной разведки, который потом едва не застрелился. Войдя, я повертел головой, надеясь отыскать место, куда вошла пуля. Не отыскал. Граф выдал мне белый халат и резиновые перчатки. Пришлось битый час держать какую-то колбу, из которой поднимался вонючий пар, покуда лжелитератор что-то доливал в нее, помешивая стеклянной палочкой. Почему-то в процессе этого нельзя было поставить колбу на стол. Потом он отобрал у меня ее и безжалостно вылил содержимое в мойку, открыл кран и смыл холодной водой под большим напором.

— Не вышло? — спросил я.

— А-а! — отмахнулся Третьяковский и принялся сдирать перчатки. — Пошли выпьем!

Последовав его примеру, я снял перчатки и халат. Мы вышли в коридор. Граф запер лабораторию. Мы выбрались из подвала, вернулись в вестибюль, но в полуподвал спускаться не стали. Наоборот, поднялись на второй этаж. Здесь оказалась столовая. В ней, как и во всем остальном пансионате было пусто, но едва мы уселись за стол, как откуда ни возьмись, появилась Стеша в обмундировании официантки, прикатила тележку, заставленную тарелками с разнообразной снедью.

Среди глубоких тарелок с борщом, вазочек с салатиками и блюдец с закусками, красовалась и бутылочка коньяку, который я сегодня уже пил. Правда, все алкогольные пары уже выветрились у меня из головы. Русалочка пожелала нам приятного аппетита и удалилась. Третьяковский наполнил рюмки. Мы чокнулись и накатили. Потом дружно погрузили ложки в ароматное варево. Несколько минут ничем другим, кроме вдумчивого поедания борща, заниматься было немыслимо. А за первым блюдом последовало и второе — гуляш с отварным рисом. Ну и закуски с салатиками тоже пошли влет.

— А теперь пойдем ко мне и бутылочку прихватим, — сказал Граф. — Сейчас наши бойцы подъедут, Стеша их покормит. А наши разговоры им слушать незачем.

Я взял бутылку и рюмки, а он прихватил тарелку с бутербродами с маслом и красной икрой, а также — блюдце с ломтиками лимона. И мы вернулись в его номер. Лжеписатель зажег настольную лампу, а верхний свет включать не стал. Мне предложил кресло, а сам растянулся на диване. В общем, создалась самая непринужденная обстановка. В номере было тепло, хотя окошко под самым потолком оказалось приоткрыто и из него потягивало прохладной апрельской сыростью.

— Ты, я вижу, хотел о чем-то спросить? — проговорил Третьяковский, с удовольствием опрокидывая в себя еще рюмочку и закусывая лимоном.

— Да много о чем, — пробормотал я, — но прежде всего — об экспериментальном классе из девятнадцатой школы, а вернее — исчезновении девочек, из которых он состоял.

— Законный вопрос, — кивнул он. — Только ты напрасно рассчитываешь на то, что я дам тебе на него исчерпывающий ответ. Это произошло еще до моего появления в Литейске. Я в те дни был в Москве, вникал в детали проекта «УВ». А там чего только не намешано — педагогика, психология, высшая математика, даже — химия. Впоследствии мне удалось установить, что восьмой «Г» из школы номер девятнадцать был своего рода первой попыткой применить разработки академика Переведенского на практике. Нулевой вариант.

— Вот именно — нулевой, — пробурчал я. — Девчата-то пропали!

— Пропали!

— Ну и где они⁈

— Этого никто не знает.

— Точно — никто? И даже твоя контора?

— На девяносто девять процентов.

— Все-таки один процент за то, что девчат держат в каком-нибудь специнституте есть.

— Один есть, но это ничтожно малая вероятность… Кстати, откуда ты узнал об этой группе?

Я пересказал ему подробности своей внезапной встречи с брательником, девочкой Таней и тонким человеком, который то ли на самом деле был, то ли привиделся мне. Граф, который только что вальяжно рассуждал о нулевом варианте, побледнел и медленно перешел из положения лежа, в положение сидя. Он даже попытался встать, но плюхнулся обратно. Похоже, ноги его не держали. Видя, в какое состояние ввергли его мои слова, я быстренько наполнил наши рюмки. Мне тоже захотелось выпить.

— Ты их видел собственными глазами? — почти простонал лжелитератор, проигнорировав полную рюмку.

— Да вот как тебя, — сказал я, за небрежностью тона стараясь скрыть нарастающую тревогу, — только вот насчет этого тонкого мужика не уверен.

— Да тонкий человек — это ерунда! — отмахнулся Граф. — Это информационный фантом, своего рода воплощение мечты наших детишек об идеальном наставнике… Типа голограммы. Они сами ее сформировали из подручного материала. Видимо — из тумана.

— Ни хрена себе ерунда, — покачал я головой. — Я чуть не обделался, когда моя рука прошла через него… Что же, по-твоему, не ерунда⁈

— Девочка! — ответил он. — Она же не из тумана была?