Ну Светка, держись. Будет тебе сейчас такое шоу, что закачаешься.

Собираю в кулак всю свою волю и смелость, и делаю первый шаг. Будь, что будет

Когда до цели остается совсем немного, маленькая испуганная девочка внутри меня начинает рыдать и проситься домой. Она устала и больше не хочет ни разочарований, ни разоблачений, и просто мечтает о спокойной жизни, в которой все понятно, и в которой берегут и любят.

Наивная девочка, бестолковая… Я жалею, что до сих пор не смогла вытравить ее из своего сердца. Было бы легче жить без нее, без ожиданий, надежд и прочего бреда, способного причинить боль. Хорошо ведь. Никого не любишь, никого не ждешь, ни на кого не рассчитываешь. Ну красота же?

Наверняка красота. Как в замке у Снежной Королевы. Холодно и нет места чему-то по-настоящему важному. Зато нервы целые. А мне очень не хватает целостности этих самых нервов, судя по тому, как позорно гуляют коленки.

Остановившись возле двери, я закрываю глаза.

Ну же не тормози!

Не получается, передо мной будто невидимая стена, которую я пытаюсь пробить и не могу. Да еще кроет дурацкое дежавю. Мне ведь не впервой вот так, прячась за спиной очередной цацы ползти в кабинет к Смолину. Намазано мне там что ли? Или магнит какой стоит? Приманка для влюбленных дурочек.

И вот я только собираю в кулачок своего внутреннего бойца, как приближается торопливый стук каблуков. С той стороны двери!

А я прямо перед ней стою! Сейчас либо по лбу створкой, либо вообще к стене отлечу.

И что делать в такой ситуации? Правильно! Глупости!

Моя глупость заключалась в том, что я не смогла придумать ничего лучше, как отскочить в сторону, а потом и вовсе юркнуть под пустующий стол Смолинской секретарши.

Такой идиоткой, я себя в жизни не чувствовала. В пуховике, шапке, под столом. По спине струится пот, а глаза, как у совы, таращатся в просвет под столешницей. Бежать и перепрятываться поздно, я в западне. Если меня найдут, это будет такой позор, что словами не передать.

Однако сокрушаться некогда – дверь распахивается и перед моим взором открывается распрекрасная картина.

Девица эта, в коротенькой шубке нараспашку, а под шубкой только тот бюст, который она при мне купила. Юбка на месте, но один чулок – а на губастой именно чулки, несмотря на мороз – так вот, один чулок сполз до колена.

Рядом с най Кирилл. Он бесцеремонно тащит ее к выходу мимо моего укрытия.

Смотрю на них и не дышу. Шевельнуться боюсь. Да что там шевельнуться, моргать лишний раз опасаюсь.

— Кирилл, — с нотками истерики пищит она, — стой.

Он молчит. Как ледяная глыба, без единого слова или эмоции продолжает тащить ее вперед.

— Да остановись же ты!

В этот момент у нее съезжает и второй чулок.

— Не будь свиньей! Дай одежду поправить.

Кир все-таки тормозит и так резко отпускает ее руку, что Губастую ведет в сторону и она тяжело приваливается к стене. Смотрит на него с такой обидой, что любого другого мужика дрогнуло бы. У Смолина же не дрожит ничего.

— Поправляй свое барахло и на выход.

— Ты считаешь, это нормально? Вот так с девушкой обращаться, — дрожащими лапками она пытается подтянуть ажурные чулки.

— Я нормально обращался. По-хорошему.

— Общался? Да ты игнорировал меня! Я звонила, писала, а в ответ тишина. Ты ни разу не откликнулся с того вечера, как мы ходили на тот чертов каток.

— Ты, наверное, пропустила тот разговор, в котором я ставил точку?

— Да какая точка? — она внезапно льнет к нему. Обвивает руками шею и тянется к губам, — Кириш, какая точка? Зачем? Я же нравлюсь тебе, ты хочешь меня…

Пытается поцеловать, но Смолин только голову выше поднимает и накрашенные губы чиркают по подбородку, оставляя за собой яркий след.

Я на автомате думаю о том, что он никогда не любил разукрашенные губы. Большие – да, размалеванные – нет.

Очень полезная информация, когда сидишь под столом и боишься чихнуть.

— Хватит, — Кир безжалостно отстраняет ее за плечи, — в порядок себя привела? Уходи.

— Да что тебе не так?! Я же все делаю, стараюсь, а ты как замороженный. Никакого интереса в глазах!

— Хм…может это потому, что мне не интересно? — хмыкает Смолин, — вообще. Ни капли?

Она игнорирует последние слова и продолжает истерить, не понимая, что с каждой секундой все крепче заколачивает гвозди в крышку своего несостоявшегося плана по поимке Кирилла

— Я звонила тебе почти каждый вечер. Неужели так трудно ответить? Поговорить со мной хоть раз.

— Я не имею привычки разговаривать с теми, кого отправил в отставку, — судя по интонации Кир уже начинает терять терпение, — тем более по вечерам у меня дела.

— Интересно какие? Другая телка? Телки?

Меня тоже очень интересует этот вопрос, поэтому я превращаюсь в слух.

— У меня дочь, — как ни в чем не бывало произносит он, и у бедной Губошлепки случается разрыв шаблона.

— Дочь?

— Да. Пока кормим ее, пока купаем.

— К..купаете? — она аж заикаться начинает, — с кем?

— С моей женой.

— Ты же развелся! Я точно знаю.

Кир жмет плечами:

— Что делать, ошибки бывают у всех.

— Вы снова вместе?

В ответ на этот истеричный вопрос, Смолин совершенно уверенно отвечает:

— Да. Мы начали все с начала.

Меня аж паралич пробивает. Я теперь из-под этого стола никогда не вылезу.

— А я…я… — задыхается она, — а я, между прочим, тоже беременная!

— Поздравляю.

— От тебя!

Он прохладно улыбается:

— Убогая попытка.

Она сама это понимает и тут же краснеет, но не сдается:

— Я могу быть рядом не взирая на твою жену.

— Не можешь.

— Да почему? Когда тебя останавливало кольцо на пальце? — уж очень ей не хочется упускать из своих сетей Смолина.

Только она не понимает, что он не золотая рыбка, готовая исполнять все желания, а большая белая акула, которая проглотит и не заметит.

— Потому что я хочу быть с ней.

— Кир! — она еще пытается что-то ему предъявить, но его терпение уже закончилось. Он распахивает дверь одной рукой, второй берет красотку под локоть и бесцеремонно выставляет за порог.

— Всего хорошего.

— Кирилл!

— У тебя минута, чтобы свалить. Потом зову охрану.

— Но…

— До свидания, — захлопывает дверь у нее перед носом, и преспокойно идет обратно в свой кабинет, так и не заметив меня, скрюченную под секретарским столом.

Домой я лечу так, словно за мной гонятся все черти мира.

— Что случилось? — Ленка аж чуть с стула не сваливается, когда я, проверив спящую малышку, врываюсь на кухню.

— Все хорошо, — я наливаю себе воды, а у самой руки дрожат так, что чашка надрывно звякает бортиком о кран.

— А ну-ка сядь.

— Мне надо к ребенку.

— Ты ее только что смотрела. Сладко спит и улыбается. Сядь.

Я сажусь и поднимаю на подругу беспомощный взгляд.

— Рассказывай, что случилось. Кто тебя обидел.

— В том-то и дело, что никто меня не обижал.

Путаясь и перескакивая с одно на другое, я рассказываю ей о том, как отправилась на разведку боем, пряталась во вражеских окопах и наблюдала за тем, как у одной губошлепины сорвался план по захвату стратегически важного объекта. То есть Смолина.

— Так и сказал?

Подруга тоже диву дается, слушая мой сумбурный рассказ.

— Да.

— Прямо хочет быть с тобой?

— Представь себе.

Она задумчиво чешет бровь, потом спрашивает.

— Может, у него еще где-нибудь жена завалялась?

— Я сейчас прибью тебя!

Мне не до шуток. У меня разрыв всего, что только можно было разорвать: шаблонов, аотры, селезенки и всего остального.

— Почему он так сказал? Зачем.

— Если второй жены у него нет, то у меня только один вариант развития событий, — Ленка разводит руками, — он и правда решил начать с тобой все с начала.

— Да бред!..Ведь бред же? — беспомощно смотрю на нее.