— Ты злишься на меня? — спросил Себастьян Торн после долгого молчания.

Разве у меня было на это право?

— Нет. Вы просто выполняли приказы. Я не могу злиться за то, что мои внутренние ожидания не совпали с реальностью.

— Вы тоже выполняли приказы, но сделали гораздо больше. Ты, наверное, винишь меня за то, что мы не рисковали больше, ведь мы могли вмешаться раньше или, хотя бы, предоставить тебе всю информацию заранее, — его взгляд был прямым, будто он хотел, чтобы я задала все вопросы, которые у меня были. Будто он хотел, чтобы я его обвинила.

— Виню. Почему принцесса не боится делать заявления, в то время как её отец бездействует? Да, он скован клятвой крови, но в какой-то момент мне показалось, что король вообще не собирался ничего делать после Колвилла. И да, вы даже не поговорили со мной, своей «пешкой». Держали меня в неведении, но при этом, оказывается, ожидали действий.

Если бы я следовала приказам короля и молчала, ничего бы не случилось. Ни протестов, ни речи принцессы, ни смерти Теда Фуллагара. Он ушёл бы безнаказанным и в какой-то момент устроил ещё большую трагедию в Соларисе.

— Король не мог тебе приказать — из-за клятвы. Это должно было быть твоим решением. А я... я бы ни за что не попросил об этом. Но... я сожалею, что не оказал тебе большей поддержки в тот период, — Себастьян Торн не останавливался, двигаясь в сторону главной части кладбища, словно вел меня куда-то.

Вокруг нас были могилы обычных граждан, и мы постепенно приближались к той части, где похоронены самые бедные жители.

— Знаешь, сколько раз мы пытались ослабить «Круг» манипуляциями? Посылали тех, кто, как мы верили, мог изменить ситуацию. Даже Кендра Уллер была проектом короля, но вместо этого она влюбилась в того, о ком собирала информацию. Каждый раз, когда такое происходило, они передавали ему всю информацию, и Тед Фуллагар наказывал Его Величество, ограничивая производство куполов или их обслуживание, ссылаясь на нехватку ресурсов, подвергая опасности жителей и ликвидаторов, — сказал Себастьян Торн, открывая калитку, ведущую на самую нищую часть кладбища.

Многие могилы здесь были заброшены, заросли сорняками, памятники частично разрушились, а имена на большинстве плит невозможно было прочитать. Здесь хоронили бездомных и тех, у кого не было родственников. Похороны в этой части часто оплачивались государством.

— Такие … «отношения» между Фуллагаром и королевской семьей длятся уже очень долго, несколько поколений. Многие наши «пешки», как ты их называешь, пропали, а многие потеряли своих близких.

— И вы решили скрыть от меня эту информацию, чтобы я не отказалась от задания?

На самом деле, я бы не отказалась в любом случае. Я не смогла бы жить спокойно, если бы не попыталась помочь в ситуации с Колвиллом. Именно для этого, и для того, чтобы предотвратить ещё один прорыв, в Соларисе, через много лет, меня и отправили в прошлое.

— Да, — просто признался Себастьян Торн. — И чтобы обезопасить тебя, на случай, если ты решишь передумать. Ты могла бы просто перестать быть ликвидатором, и тогда Тед Фуллагар не стал бы тебя преследовать, так как ты почти ничего не знала.

В это я не верила.

Командир наконец дошёл до своей цели — ухоженной двойной могилы, которая сильно отличалась от остальных.

«Гретта Иори. 775–802»

«Сэлис Иори. 798–802»

— Когда-то я думал, что мне нечего терять, и не боялся действовать против Фуллагара открыто. Рисковать. У меня не было близких друзей, родители давно погибли… — он сделал паузу, а потом положил цветы на могилу. — Гретта работала в Красном квартале. Я навещал её раз в две недели, и Сэлиса тоже, конечно. Он мог быть моим сыном, а мог и не быть. Гретта сама не знала, но мне казалось, что у него были мои глаза. Он был замечательным, самым добрым ребенком на свете.

Себастьян Торн замолчал, но я поняла его и без слов. Их убили. Кто-то из «Круга» сделал это, чтобы надавить на командира.

— Мои соболезнования, — тихо прошептала я.

— Тогда я принял решение идти до конца, быть более осторожным, но довести это дело до конца. Это означало, что я буду полностью поддерживать короля в долгой битве против «Круга», хотя я часто не был согласен с приказами.

После этого признания Себастьян Торн очень долго молчал, продолжая смотреть на могилу, и я решила, что наш разговор окончен. Теперь я понимала его чуть больше.

Я уже собиралась уходить, когда он внезапно продолжил:

— Айви, та история про старого кузнеца, которую ты рассказала принцессе... Она передавалась в моей семье из поколения в поколение. Я никогда никому её не рассказывал. — Он, наверное, заметил страх в моих глазах. — Не волнуйся, я не скажу королю. Теперь. Ты правильно боишься… — он замолчал, словно подбирая слова. — Если Его Величество узнает, он точно не даст тебе спокойно жить. Он предлагает наградить тебя должностью при дворе — ролью личного помощника.

Я только усмехнулась.

— Мы оба знаем, что это не награда, — ответила я. Я слишком много знала. А ещё…. могла влиять на Макса. — Спасибо, но нет. Я собираюсь начать жить своей жизнью.

Прямой взгляд командира не сходил с моего лица, читая каждую эмоцию.

— Скажи… в будущем… я был счастлив?

Я сглотнула, не позволяя себе отвести глаза.

— Вы были мертвы.

***

В последующие дни я почти не видела Макса. Он был погружен в работу с законниками, которые завалили его ворохом документов, связанных с принятием наследства. Макс понятия не имел, что делать с большей частью из них.

Я старалась быть рядом и поддерживать его, хоть и понимала в этом еще меньше, чем он. Макс заговорил про своего отца лишь однажды, на следующий день после похорон. Напившись с самого утра, он бормотал, что не хочет быть похожим на отца и что, возможно, если бы он, Макс, был другим, его отец не пошел бы по этому пути.

Я была категорически с этим не согласна.

Тем временем расследование продолжалось. Тед Фуллагар не разрабатывал артефакты в одиночку — у него была большая команда. Следователи должны были выяснить степень участия каждого человека: знали ли они, что именно создавали и тестировали.

Большую часть времени я проводила в больнице с отцом или с Алфиной и Эммой, и другими ликвидаторами, в «Голодном Моряке». Однажды даже встретилась с Билли, мы обсудили различные варианты его будущего и я поделилась мнением о его контрактах — я сама проходила через похожее, выбирая компанию для своего усилителя. На улицу я старалась выходить как можно реже, репортёры внезапно стали проявлять ко мне повышенный интерес и буквально преследовали меня, так же, как и Макса. Отец шёл на поправку, но его отношения с мамой сильно ухудшились — он видел того, с кем она ему изменила, и что ещё хуже — этот человек был одним из его мучителей.

Я не вмешивалась. Их отношения, на мой взгляд, не были счастливыми и здоровыми, и, несмотря на то что я любила их обоих, я считала, что им лучше развестись. И не скрывала своего мнения.

Мама не пыталась говорить со мной о профессоре Лазарусе, а отец вел себя так же, как и раньше. Он по-прежнему считал меня дочерью и не винил в произошедшем, хотя я видела, что это навсегда оставит след в его душе.

Через четыре дня после похорон Теда Фуллагара меня пригласили в кабинет к Клиффорду Паско и он предложил мне новый проект — на этот раз не связанный со шпионажем, а связанный с изобретательством. Мне предложили работать с Лорой над улучшением системы связи нейтрино. Я сразу предупредила их, что мой резерв серьёзно повреждён, скорее всего, навсегда, и что это может сказаться на моей работе. К моему удивлению, они ответили, что зарядить артефакт много ума не надо, а вот создать его — гораздо сложнее.

Лора тоже была там, и как только я вышла, пообещав внимательно изучить условия контракта, она последовала за мной.

— Айви? — спросила она, явно желая поговорить.

Мы спустились на первый этаж башни и сели в приемной. Я не спешила начинать разговор, давая Лоре время собраться с мыслями.