Девушка смотрела на меня почти с ужасом, не понимая, почему я передала ей записку, в которой было всего несколько слов: “Приходи во вторую гостиную в коридоре за нашей спиной, иначе я расскажу родителям Билли о том, как ты на самом деле поступила в академию”.
Отвратительный шантаж, но мне не было жалко Эстер. Я знала, что ни за что не расскажу ничего родителям Билли, ведь его отношения — это только его отношения, и я не имела права вмешиваться. Я просто хотела показать ему правду. И знала, что моих слов могло быть недостаточно.
— Хотела спросить, какие свои фантазии ты рассказала Билли, чтобы вновь увлечь его, — жёстко хмыкнула я. Пусть думает, что я полная стерва. Я и сама так себя чувствовала.
— Я не фантазировала… — её голос дрогнул. — Я просто рассказала ему правду. И он принял меня такой, какая я есть.
Она не уточняла, что именно было правдой, но утверждала, что Билли принял её. Она не знала, сколько я знаю, потому что я никому не рассказала, что услышала в тот день в кабинете профессора Диксона. Билли принял ту версию, которую она ему дала, но я ни за что не поверю, что, узнав всю правду, он всё ещё будет поддерживать Эстер.
— Интересно, какую версию правды ты ему рассказала, Эстер? — я откровенно блефовала, следя за её лицом, пытаясь угадать, что же она сказала. — Может, ты сказала ему, что я всё придумала? Или что ты делала это ради семьи, чтобы вытащить их из бедности? А может, ты обвинила во всём профессора Диксона? Сказала, что он вынудил тебя, шантажировал? Грозил отчислением?
По тому, как её бледное лицо стало ещё белее, я поняла, что попала в точку. Билли не мог не купиться на такую историю. Наверняка он пожалел “бедную” Эстер и был с ней из жалости.
— Это и есть правда, — её голос дрожал, и в глазах заблестели слёзы. — Он принудил меня, у меня не было выбора. Как ты можешь быть такой жестокой? В тебе что, совсем нет женской солидарности? Я и так мучаюсь от кошмаров, этот период навсегда останется со мной, — она всхлипнула и опустила голову, её плечи начали подрагивать.
Я была довольна, что смогла выяснить версию, которую она рассказывала Билли.
Но этого было недостаточно.
Мне нужно было больше.
— А ты рассказала Билли сколько тебе на самом деле лет? С каким уровнем на самом деле и как ты поступила в академию? Что твои отношения с профессором начались задолго до поступления?
Эстер подняла на меня взгляд, её глаза наполнились слезами. Надо признать, актрисой она была отменной, эдакий ангел нуждающийся в защите.
— О чём ты говоришь? Что за сумасшедшие истории? Я такая же стипендиатка, как ты. Не могу поверить, что у моего Билла такая жестокая подруга. Всё, что он говорил о тебе, оказалось неправдой...
Интересно, она называет его “Билл” - более жесткой и мужественной версией его имени. Однако так мы не сдвинемся с мёртвой точки. Мне нужно было найти другой подход, мне нужно было её признание.
— Ладно, не горячись, — деланно равнодушно отозвалась я. — Я не хочу расстраивать Билли, но мне нужны контакты профессора Диксона. Ты же с ним ещё общаешься?
Я блефовала, но Эстер не знала этого. Она стояла, опустив голову, её длинные тёмные волосы скрывали лицо. Она молчала.
Но и не уходила. Не спорила.
— Послушай, мы обе знаем, что ты с ним общаешься. Я прямо сейчас пойду к родителям Билли и расскажу им, что ты была в отношениях с профессором добровольно, спала с ним прямо во время занятий, и он готовил для тебя артефакт, для твоей дипломной работы на следующий год, и ты уже начала сливать в него свой поток. Или же мы можем решить вопрос по-хорошему — дай мне его контакты, у меня к нему рабочее предложение.
Эстер по-прежнему не поднимала голову, её хрупкое тело заметно дрожало. Тонкие пальцы нервно играли с краем её платья.
Я решила молчать и просто ждать.
В прошлой жизни Роберт часто так поступал со мной. Он намекал на то, что я в чем-то виновата, а потом молчал.
И я всегда приходила сама, с извинениями. Всегда. Иногда молчание и ожидание хуже любых слов.
Через две минуты, которые казались вечностью, она подняла голову.
— Я дам тебе его контакты. Пожалуйста, не говори ничего Биллу и его семье, — её голос был очень тихим, едва слышным.
А мне нужно было другое.
Поэтому я должна была говорить громко.
— Билли — мой близкий друг. Ты расстанешься с профессором Диксоном? Мне не нравится, что моему другу изменяют.
Синие глаза Эстер внезапно уставились на меня с огромным напряжением. Она буквально пыталась прочесть меня, но я старалась не показывать никаких эмоций.
Я блефовала, не зная, встречается ли она всё ещё с профессором.
— Хорошо, я расстанусь с ним, — её голос был полон нетерпения, который так отличался от того пугливого тона которым она разговаривала со мной буквально минуту назад. — Но если ты кому-нибудь расскажешь, если предашь наше соглашение, я скажу, что тебе было известно всё с самого начала, но ты молчала, потому что шантажировала меня, чтобы добраться до профессора Диксона, ради своих корыстных целей. Такой вот ты “хороший” друг. Ты поняла меня?!
Я была настолько ошеломлена её тоном, что не сразу отреагировала. А потом на моих губах начала появляться медленная, довольная улыбка.
Она всё подтвердила.
— Можешь отпустить его, Макс, — громко попросила я. Дверь из соседней комнаты открылась, впуская Макса, который все еще держал Билли за плечо. Нижняя часть лица Билли была слегка покрасневшей, словно Макс в какой-то момент закрыл ему рот, чтобы не выдать их присутствия.
Но сейчас Билли выглядел спокойным. Его совершенно точно не нужно было удерживать. Он выглядел... сдавшимся. Не знаю, сколько он услышал, я попросила Макса привести его сюда почти сразу после того, как ушла сама, но голос Эстер во время нашего разговора был тихим, кроме самой последней части. Зато я старалась говорить громко и отчётливо.
Эстер, увидев Билли, прижала руки ко рту и рухнула на пол, сразу же начав плакать.
— Билл, любимый! Как хорошо, что ты меня нашёл, ты не представляешь, что она мне наговорила, — её голос дрожал, а невероятные синие глаза были влажными. Её миниатюрное тело заметно дрожало, и даже мне захотелось подойти и убедиться, что с ней всё в порядке.
Но Билли не обратил на это внимание. В его глазах была пустота, словно оттуда исчезла вся жизнь и радость. Я причинила ему огромную боль, и это знание съедало меня изнутри.
Но если бы я не сделала этого, я жалела бы ещё больше.
— Билл… — тихо прошептала Эстер, понимая, что он не собирается к ней подходить. — Билл, пожалуйста, Билл… — она горько заплакала. — Говори со мной, пожалуйста. Мы справимся со всем, мы справимся, вместе…
Но друг вместо этого подошёл ко мне.
— Это было очень жестоко, Айви, — тихо сказал он.
— Я знаю, — прошептала я. — Я знаю. Ты понимаешь, почему я это сделала. И если бы я была в такой же ситуации, я хотела бы знать. Если я окажусь в такой ситуации, я хочу, чтобы ты сделал то же самое.
С этими словами я вышла, оставляя их разбираться вдвоём. По крайней мере теперь он сможет принять решение, зная всю правду.
— Ты всё сделала правильно, — сказал Макс, следуя за мной. Его слова прозвучали искренне, и он, видимо, прочитал по моему лицу, насколько трудно мне дался этот разговор с Эстер.
— Ну конечно… — договорить я не успела. Макс схватил меня за талию и прижал к себе, успев немного облапать. Прежде чем я успела возмутиться, из коридора появились двое репортёров, которые сразу же с интересом уставились на нас. Один из них оказался настолько наглым, что достал громоздкий фотоаппарат и сделал снимок.
А я… позволила себе расслабиться в руках Фуллагара. Он делал это, чтобы защитить меня, и он был прав. Тед Фуллагар не рискнёт вызвать насмешки, не рискнёт объявить меня своей невестой. Он не вступит в открытое противостояние со своим сыном.
Этот день шёл совсем не так, как я планировала, но пора было добиться моей главной цели на сегодня. Торжественная часть начнётся через три долгих танца, и мне нельзя было упустить эту возможность.