В этот ключевой момент Тенна уже успела осчастливить будущего жениха своим визитом. Конни от волнения дернулся, отложил книгу в сторону и невольно натянул на бедра тонкое покрывало. Девушка заученным движением дернула шнурки плаща, сбросила накидку и осталась перед избранником в кружевном белье. Под звуки громкого смеха с нижнего этажа она мученически улыбнулась и нащупала завязки сорочки.

Конни так и остался на месте с ошарашенными глазами. Дополнил образ только край покрывала, который он запихнул в рот и жевал от лютого гогота. Из глаз лились слезы, он пытался остановиться, но в итоге просто завыл и забил ногами. Тенна перегнулась пополам и сквозь нестерпимые спазмы хохота ощущала острый приступ стыда.

План провалился с треском, разбиты девичьи мечты. На утро участники действа едва пришли в себя, от смеха болели всё мышцы тела, от кончика носа до пальцев на ногах. Близнецам хуже всех, они подверглись наибольшему эффекту, ибо слишком долго раз баррикадировались. У Родиона болело только ухо, он с невозмутимым видом интересовался их здоровьем.

– Роди, ты невыносим! – шипели девочки.

Всю осень семья Ялагров пребывает вместе, пока сыновья снова не разъедутся наместниками по провинциям Империи. Бесконечная вереница дней, в которой найдется место ссорам, радостям, скандалам, праздникам. Зимой дом опустеет, один за другим принцы первой крови Ригорона разъедутся и оставят родителей с дочерями. Но и те дома сидеть не желают и строят свои планы.

– Альфа-а-а-а-а!

От собственного крика Россен Ялагр подскочил на кровати. Холодный пот покрывал кожу. Приснится же порой такой навязчивый сон, что поневоле поищешь рядом виселицу родного брата и яркий шатер Гралийского короля.

– Опять? – нависло над ним обеспокоенное лицо супруги.

– Гралийцы где? – выпучил глаза Император.

– В Гралиции, – закатила глаза та и покинула кровать. – Росс, это переходит все границы. Я уже подумываю об отдельной спальне.

– Границы, мои границы, – подпрыгнул следом мужчина и натянул на себя утренний халат. – В восточных провинциях Ридалаг укрепляет флот, на севере Гор охраняет Ригоронскую стену, на юге у Пограничных гор Родион возводит крепость. Сколько можно ее возводить?

– С ним будет Ной Орс, мой брат. За Родиона можно не беспокоиться, он справится, – отмахнулась Альфа и налила супругу ароматного травяного чаю.

– Не беспокоиться и Ной Орс – вещи несовместимые, – огрызался Росс. – А рядом с Родионом, так и вовсе, противоестественные. Они друг друга стоят, моя крепость от того – вечный недострой. Где же мои мальчики? Где близнецы Ти и Яни?

– Ты решил отправить их в Западные провинции, к Наместнику Сермора, Сецию Гладу, – вздохнула женщина. – Не уверена, что это лучшее решение.

– Им обоим есть, о чём подумать. Они умеют делать всё, кроме того, что от них ждут. Они наместники Запада и Островных земель, а работу за них делаешь ты. Сецию даны строгие инструкции. Он может делать с ними, что пожелает, лишь бы мальчишки исправились. Даже бить, даже прилюдно унижать. Сеций справится.

– Ты ждёшь, пока возопят бедные серморцы? Что будет с городом, ты подумал?

– Ну, не разгромят же они его полностью?

Альфа в сомнении приподняла правую бровь.

– Риккон все еще здесь, если ты и о нём спросишь. Родион успел подложить ему свинью.

– Какую свинью? – поперхнулся Росс.

– Ну, во всяком случае чистую, что делает Родику честь. Та опоросилась этой ночью прямо в кровати Рикка.

– Зачем? – опешил Отец.

– Ты же знаешь, Родион не умеет оставаться в долгу. Вспомни, как он «радовался» свиноферме. Кстати, Риккон был единственным против такого подарка. Какой хороший мальчик. Теперь он будет пристраивать всем поросят. Они такие маленькие, с мокрыми пятачками.

– Теперь у меня под одеялом ещё и поросёнок окажется?

Родион вернулся в свои комнаты и со всей силы пнул Тибеля сапогом в зад. Тот вольготно развалился в кресле-кушетке, любимом месте отдыха самого Родиона, прижал к себе хозяйскую собаку и несносно вонял голыми ступнями. Худшего преступления не придумать, но Принц покуда не в том расположении духа, чтобы устраивать серьёзный разнос. Его секретарь Тибель известный повеса и дебошир, пьёт хозяйское вино и знает все питейные заведения Свидарга. Родион терпит его только потому, что все прочие секретари такими добродетелями не страдали, были порочно занудливы и греховно правильны.

Собака радостно приветствовала хозяина, его временную замену сразу бросила и с лаем прыгнула на Родиона. Питомицу зовут Скотина. Поначалу он решил назвать её Принцесса, но та от любви к Хозяину дула в кровать, и на утро это не Принцесса, а Скотина, которая смотрит такими влюблёнными глазами, что пусть лучше живая Скотина, чем мертвая Принцесса.

– Ваше Вашество, – Тибель принял сидячее положение и нарочито громко зевнул.

– Тибель, я обещал отрезать тебе ноги?

– Сотни раз, Ваше Вероломство. Мне повезло, что вы лжёте чаще, чем я мажу ноги благовониями, – хмыкнул наглец.

– А собственными руками?

– Пару раз, Милорд. Я точил ножи, но вы боитесь вида человеческой крови, потому, дальше двух обмороков дело не дошло, – Тибель встал, размял спину и почесал многодневную щетину.

– Играй со мной, дай лизнуть, почеши здесь и здесь, – тявкала Скотина.

Тибель – парень крепкий, здоровый, волнистыми неухоженными паклями волосы спадали на плечи, небрежная поросль никогда не сходила с его дерзкого загорелого лица. Он похож на мошенника и прохвоста, но тем и привлек к себе венценосного нанимателя.

– У меня две новости, и одна из них плохая. С какой начать? – Родион подошёл к столу и налил себе остатки вина.

– С хорошей, – воодушевленно попросил секретарь.

– Святоша разбил голову. Ничего страшного, ковёр не пострадал. Говорят, у Риккона сотрясение, но я так и не понял, чего. При мне он сотрясал только пустым черепом.

Кстати, его кузен Риккон – Святоша, не потому что правильный. Он – дурак, а все дураки неправильные. Святоша ровно потому, что однажды при посещении храма тот захотел по нужде, но осквернять храм не пожелал, как и местность вокруг него. В итоге освятил желтой водой дорогу к храму, тщательно вывел слово «молитва», но на последние две буквы сил не хватило, и получилось только имя известной столичной дамы с пониженной нравственностью. Родион предложил закончить фразу, но тоже не справился.

– Хм… мне уже интересно. А плохая? – допил за ним кубок Тибель.

– Поскольку Святоше без головы ездить неудобно… он почему-то считает, что всегда берёт её с собой, и я не стал его разубеждать. Так вот, к Пограничным горам на встречу с Бабулей и Дедулей Икоту и Жалку провожать придётся нам, – сложил он скорбные брови.

Сестрица Тенна носила гордое звание Икоты, потому что в детстве просила котят, те не выдерживали её страстной привязанности и излишней заботы, она рыдала, икала, просила на праздник кучу подарков «и кота». Потому Икота. Жалка тоже неспроста, вторая сестрица Аяна плакала вместе с младшей сестренкой, гладила захороненные в красивых коробках трупики и сообщала, что ей их «жалка-а-а». Ей всех жалко, она спешит на помощь обездоленным и часто с худшими последствиями для последних. Потому Жалка. Все прочие совпадения случайны, но часто очень к месту.

Для близнецов Ти и Яни отдельные прозвища слишком великая честь. И потому они – гусеницы. Во-первых, у насекомых нет мозгов. Не путать с дураками и святошами, у тех мозги есть, но работают они набекрень. Во-вторых, у гусениц главная цель жизни стать бабочками, и потому они всё время едят, спят, а затем окукливаются. Ти и Яни также, только из куколок снова вылупляются гусеницы. Ну, и в-третьих, все гусеницы на одно лицо, точнее, на одно тело. Уродливые, неуклюжие, при надавливании портят обувь.

Старший брат Ридалаг – это «Алесцийка». Всё просто, тот родился в Алесции, пока Мама все ещё числилась алесцийкой. Свершись чудо, и родись он без одной скромной детали, стал бы алесцийкой, а Мама не отправилась бы в Ригорон. И пусть за это старший брат подбил Родиону бровь, конкретнее, за «скромную деталь», на правду не обижаются. Ридалага даже родители за глаза называют «Алесцийкой».