— Спасибо, что спросили, — хватаю рюкзак и выхожу из комнаты.

За ужином нас продолжают потчевать рассказами из жизни троих приятельниц: узнаю, например, что у Кристины Хаубнер есть сын и двое «очаровательных внуков», а сама она тридцать лет проработала врачом-гинекологом и теперь чрезвычайно скучает по своей профессии…

Мария Ваккер в противовес ей по работе не скучает, зато терпеть не может кровавые мандарины и вообще от вида крови ее изрядно мутит.

В итоге ужин обещает стать еще более информативным и продлиться не менее трех часов кряду, только на часах уже начало восьмого, и мы с Бастианом молча переглядываемся.

Улучив краткую заминку в разговоре, Бастиан соскакивает со стула:

— Нам бы прогуляться перед сном, — произносит он с решительным видом. — Надеюсь, вы не будете против?

Пожилые леди пожимают плечами.

— Конечно… идите, — по обыкновению озвучивает общую мысль фрау Риттерсбах. — Вечерние прогулки улучшают ночной сон! Наша Мария, как никто другой, знает об этом.

Фрау Ваккер подтверждает сей факт смущенной улыбкой.

— Алекс, ты с нами?

Тот как будто бы подозревает нас в чем-то и не спешит откликнуться, только Бастиан хватается за ручки инвалидной коляски и пресекает любые его доводы против.

Мы выдыхаем, едва оказавшись на улице…

— Что происходит? — осведомляется Алекс, и вместо ответа я громко ахаю:

— Забыла кошелек в номере. Вернусь через минуту!

Я действительно забыла свой кошелек в номере, но еще я жутко-прежутко нервничаю, так что сбить стресс безостановочным бегством нисколько не помешает. Оборачиваюсь за обещанную минуту… помноженную на два, а у Баса такое лицо, словно ему срочно нужно… схватиться за спицы. Успокоиться, одним словом. И в тот же миг понимаю, почему…

— Мы подумали, почему бы нам не пройтись с вами. Вечерний воздух так бодрит, так бодрит! Да и Бутерброду не помешает сделать свои дела, — полусмущенная улыбка фрау Риттерсбах сражает меня наповал. В смысле, я понимаю, что нам от нее не отделаться… ни от нее, ни от двух ее ближайших подружек.

И Алекс, до этого не особенно приветливый к трем нашим новым знакомкам, вдруг произносит:

— А почему бы и нет… Мы не может оставить Бутерброда без вечернего моциона!

И вот мы направляемся в путь своей разношерстной компанией, мучительно соображая, как же нам теперь быть… Как будто бы мне и без дополнительного довеска в виде трех неугомонных старушек переживаний не хватало!

За две улицы до цели нашего путешествия Бастиан как бы между прочим осведомляется:

— Должно быть, вы уже порядком устали и хотели бы вернуться в отель? — Однако, если верить словам Кристины Хаубнер, они каждый день проходят не менее трех километров… для общего тонуса, и положенного предела сегодня еще не достигли.

Вздыхаем и идем дальше. Вернее, я вздыхаю… а все остальные идут дальше. До самого ярко подсвеченного неоновой вывеской ночного клуба под звучным названием «Плохая девчонка». Изнутри доносятся отголоски музыки, а мы с Бастианом замираем в трех шагах от входа.

— О, так мы шли куда-то конкретно? — удивляется фрау Риттерсбах. — Что это, какой-то ресторан?

— Ночной клуб, я полагаю, — отвечает за нас Кристина Хаубнер. — Вам следовало сразу сказать нам об этом…

Мы с Бастианом переминаемся с ноги на ногу: ночной клуб… почти ночной клуб страшен не самим своим наличием, пугает наличие в нем всего остального. Я, например, никогда не бывала в такОм! А тут еще неугомонная Хайди Риттерсбах заявляет:

— А что, я бы тоже не отказалась потанцевать. — И с азартом в голубых глазах: — Может, тряхнем стариной, а, девочки?

«Девочки», вижу, как бы не против, разве что робкая Мария Ваккерт выглядит слегка испуганной, но опять же не настолько, чтобы уговорить подруг уйти… У меня падает сердце: ничего не получится. Зря мы с Басом затеяли все это… Нас не пустят. Нас погонят взашей! Алекс меня убьет… Целая вереница самоуничижительных мыслей вихрем проносится в моей голове, и я почти готова пуститься наутек, когда Бастиан, расправив широкие плечи, направляется ко входу в ночной клуб.

— Ну, и чего вы стоите? — осведомляется он, полуобернувшись через плечо. — Вперед, будем танцевать.

Раз вдох… два вдох… три вдох… Я тоже расправляю плечи под тонкой шифоновой блузкой и, первой направляясь к своему мнимому парню, хватаю его за крепкую ладонь. Так мы и приближаемся к охраннику, встречающему нас не самой приветливой из улыбок….

Я почти хочу, чтобы нас завернули: было чистой воды глупостью соваться в этот дважды ненавистный мне теперь город. Пусть он не позволит нам войти! Однако, мы с Басом не вызываем у хмурого типа никаких нареканий, вот только на Алекса он глядит не столь благосклонно…

— Совершеннолетний? — интересуется он, и Алекс насмешливо хмыкает:

— А сам как думаешь?

Охранник глядит на него несколько томительных секунд, а потом кивает:

— Проходи. — Я выдыхаю и тут же вновь задерживаю дыхание…

— Мы с этими молодыми людьми, — произносит фрау Риттерсбах, лучезарно улыбаясь хмурому парню. Как будто бы хочет научить его правильной улыбке… Только ученик из того некудышный: глядит на нас, как бы спрашивая, так ли это, и при этом серьезен, как никогда.

Мы молча пожимаем плечами: мол, да, есть такое дело.

И тогда он спрашивает:

— Знаете, что это за место?

И фрау Хаубнер отвечает:

— Танцевальный клуб. Мы с подружками решили тряхнуть стариной!

Что-то эдакое мелькает в глазах хмурого парня, а потом второй охранник хлопает его по плечу и с улыбкой произносит:

— Да пропусти ты их, Петер. Видишь, девочки танцевать хотят! Было бы невежливо запретить им.

А фрау Риттерсбах в ответ:

— Благодарю, мальчики. — И под негромкое насмешливое хихиканье мы входим наконец в полутемное помещение, расцвеченное неоновыми огнями стробоскопа.

Играет тихая музыка.

И, конечно же, здесь никто не танцует… никто, кроме девушек у пилона.

Ведь это не просто ночной клуб — это стриптиз-клуб, в котором выступает Эстер… Ради информации об этом мне пришлось перетерпеть крайне неловкий ужин в компании бывшего парня-полицейского!

И вот мы здесь… Проходим к пустому столику и присаживаемся в некотором отдалении от сцены на мягкие, обитые алым бархатом стулья. Зал забит почти под завязку, и меня удивляет большое количество женщин, с любопытством поглядывающих на пока еще пустующую площадку у шеста. Боже, что я здесь делаю?! И Алекс как будто бы озвучивает мою мысль:

— Что мы здесь делаем? — любопытствует он, и лицо его кажется почти белым при неестественно-призрачном свете потолочных ламп.

— Хотим хорошо провести время? — отвечает Бастиан, но его ответ — скорее вопрос. Мы чужды этому месту, и оба понимаем это. Старые леди, кажется, тоже о чем-то догадываются, так как фрау Риттерсбах озадачивается вопросом:

— А где же танцы? — и ее подруга отвечает:

— Начнутся с минуту на минуту, — и со значением улыбается.

Хочу провалиться сквозь землю! Буквально. Ничем это Алексу не поможет… глупейшая затея. Гляжу на Бастиана, а тот — на Алекса, не отводящего взгляд от шеста.

— Я ухожу отсюда! — кидает парень с ожесточением, от которого едва удается разжать зубы. Звуки выходят шипящими и почти пугающими…

Правда, сбежать ему не удается: музыка в зале замолкает, свет приглушается — все внимание на сноп прожектора с металлическим шестом посередине. Мы глядим на него, как завороженные, а потом появляется она… в чем-то невообразимо коротком, смутно напоминающем юбчонку школьницы-первоклассницы с огромным бантом в волосах. Высокая грудь едва скрыта кружевным топом, ноги на десятисантиметровых шпильках.

Я сглатываю… и что-то с грохотом падает на пол (надеюсь, не челюсть одной из наших старушек), а потом музыкальная композиция заполняет собой притихшее было помещение клуба, и Эстер — а это именно она — начинает свое плавное скольжение по пилону.

Не могу отвести от нее глаз, с трудом узнавая в нескромной танцовщице девушку Алексовой мечты. Ту, что разбила ему сердце и казалась почти идеальной…