— Кто скажет Алексу? — осведомляется в свою очередь Шарлотта, и они оба смотрят на меня.
Я отрицательно машу головой.
— Это сделает Бастиан, они с Алексом вроде как нашли общий язык, — и не могу удержаться от шпильки, — скоро и крестиком вышивать начнут. — Но тут же добавляю: — Шучу. Пока они только шарфы вяжут. Голубые.
Этого, наверное, не стоило добавлять…
Нервными движениями запихиваю в чемодан последние вещи и сверяюсь по списку: зубная щетка, шампунь, купальники… два, нет, лучше три… крем против загара, расческа… записная книжка с адресом в Инсбруке…
Инсбрук. Что ж, мы вполне можем проехать и через Австрию… Чем больше об этом думаю, тем больше убеждаюсь в гениальности данной затеи! Хотя и страшно тоже… самую малость. Или не самую…
Слышу звук открывающейся двери и выскакиваю из спальни:
— Ну как, он согласился?
Бастиан изображает скорбное выражение лица — у меня падает сердце.
— Он едет, — и расплывается в довольной улыбке.
— Дурак, напугал меня!
— Это в отместку за твой длинный язык, — произносит парень с особенной интонацией. — Зачем ты сказала отцу Алекса про наши голубые шарфы… Он очень хотел узнать, есть ли у меня девушка… и почему именно голубые… шарфы, ты понимаешь? Не желтые, например, или зеленые.
Утыкаюсь лицом в ладони.
— Прости, это случайно вышло. — И, смущенная, интересуюсь: — Надеюсь, ты сумел убедить его в традиционности своей ориентации? — и еле слышно: — Хотя девушки у тебя действительно нет.
Брат грозит мне огромным кулачищем… Он и родился-то, как я слышала, пятикилограммовым, а последующие занятия спортом раздобрили его до масштабов немаленького такого шкафа, так что кулак у него с мою голову, не иначе.
Большой, беззлобный медведь…
— Девушка — дело наживное, — разворачивается и идет в сторону кухни. — Встречу подходящую — первая узнаешь об этом. — Потом включает чайник и начинает греметь стаканами. — А Алекс твой, — вещает он мне при этом. — вчера послание от Эстер получил…
— Что?!?! — вырывается как-то помимо воли.
— Ага, «прости» написала. Вот ведь бессовестная бестия, ты не находишь?
— А он что?
— А он и уши развесил, — вкладывает мне в руки шоколадку. — Нехило так его зацепило, сестренка. Тебе придется хорошенько постараться, чтобы справиться с последствиями… Ешь, новость явно с горчинкой!
И я послушно откусываю огромный кусок…
Жую, жую… И так мне горько, что хоть волком вой, а ведь как хорошо все начиналось…
… После той встречи в кинотеатре я все покоя себе не находила: как парню без ног удается выглядеть настолько довольным жизнью? Этот вопрос не шел у меня из головы ни днем ни ночью… И все из-за отца. Тот, как я уже упоминала, не смог принять своего нового состояния: выгорел от меланхолии и тоски, истаял, словно свеча, хотя врачи и говорили, что все дело в пиелонефрите… Только я-то знала правду: это вовсе не больные почки свели отца в могилу — он просто утратил желание жить.
Остальное довершил пиелонефрит.
Вот и вся правда.
Нет ничего хуже глубоко безразличного ко всему человека: ты как будто стучишь по полому сосуду — он вроде и звенит, но как-то неправильно. Немузыкально. Словно расстроенное пианино.
Именно так и звучал мой отец — всегда неправильно.
Всегда, после того случая на стройке…
И когда он умер, это не казалось чем-то неправильным: нет, на самом деле он омертвел еще при жизни и после… просто стал еще чуточку мертвее. Именно так я себя и успокаивала тогда…
А вот Алекс был другой. Я выспросила о нем все, что только смогла, хотя и узнала не так много, как хотелось бы: в основном все знали массу информации про Юлиана и лишь крупицы — про его сводного брата.
Тогда-то я и решила, что хочу узнать о нем больше…
И Бас назвал меня сталкером. Только мне было плевать на его слова…
И вот мы едем к морю… с Алексом и… Эстер на заднем плане, и этот крайне раздражающий образ сексуальной красотки, укравшей сердце моего парня, должен быть непременно выветрен из наших голов в ближайшие четыре недели! Это, можно сказать, мое задание на лето. И я приложу все усилия, чтобы выполнить его на отлично.
С этой целью я просиживаю весь вечер за составлением маршрута нашего скорого путешествия: отмечаю на карте пункты возможных остановок и культурных мероприятий… Все они так или иначе связаны с бабочками: я не могу позволить Алексу отторгнуть одну из самых интересных сторон самого себя…
Алекс и бабочки — это все равно, что сиамские близнецы, одно не мыслимо без другого. И наоборот. Он не может взять и откреститься от самого себя! Так не бывает.
А если бы и так… я не могу позволить Эстер и Юлиану взять верх над нами. Я изначально в противоположном лагере и проигрывать не собираюсь…
По крайне мере пока.
Наношу на карту очередную пометку, а потом… ранним утром второго июля мы грузим наши чемоданы в багажник Алексова «фольксвагена» и покидаем пределы Нюрнберга, направляясь на юг в сторону Мюнхена.
На душе неожиданно легко и спокойно, улыбаюсь, гляжу вперед на убегающую вдаль ленту дороги… И тут Алекс за моей спиной произносит:
— Однажды я уже ехал по этой дороге… с Шарлоттой и Адрианом.
— Правда? — улыбается Бастиан. — И куда вы ехали?
— К моему другу: везли торт ко дню его рождения. Было забавно!
— Хочешь снова к нему заехать?
— Нет, это ни к чему, — отзывается Алекс с тихим смешком и совсем уж тихо добавляет: — Сегодня у меня нет торта. Не думаю, что кому-то нужны такие друзья…
Оборачиваюсь и смотрю Алексу в глаза.
— Не все дружат только ради «тортов», — говорю ему. — Я вот вообще не люблю сладкое. И Бас тоже, правда, Бастиан?
Тот утвердительно мычит с водительского сиденья, а насмешка Алекса делается только шире.
— Просто ты другие «торты» любишь, — парирует он, и я едва не задыхаюсь от возмущения.
— Бас, — кричу в сердцах брату, — Алекс считает, что нам что-то от него нужно, можешь такое представить?
Тот улыбается.
— Так ведь он прав, дорогая, — так и виду, как у парня горят глаза, — у нас новая машина с полным баком бензина, да еще и кругленькая сумма денег в придачу… Мы неплохо пристроились, как видишь.
Молча качаю головой и прикусываю внутреннюю сторону щеки. Чтобы не сболтнуть лишнего. Однако слово «балбесы» произношу достаточно доходчиво, и парни улыбаются, словно это не они, а я сморозила некую забавную глупость.
Последующие полчаса не произношу ни слова.
Еще до трагедии с отцом мы провели неделю летних каникул на Планзее, у красивого горного озера в австрийских Альпах… Мы плавали в ледяной прозрачной воде, отливающей бирюзой и похожей на расплавленное стекло, катались на велосипедах вокруг озера, совершали пешие прогулки по живописным горным тропинкам, на которые, казалось, еще не ступала нога человека. Рыбачили. Все было так идеально, так правильно…
Память о том беззаботном времени осталась самым счастливым воспоминанием моего детства! Может, потому я и захотела вернуться в отель на берегу Планзее: то, что однажды делало счастливой меня — могло сделать счастливым и Алекса. Пусть даже самую малость… Именно так я и размышляю, регистрируя нас на стойке ресепшена и игнорируя недовольные взгляды Алекса, которыми он меня нет-нет да забрасывает.
— Что мы здесь делаем? — не выдерживает он по пути к нашим комнатам. — Я думал, мы едем к морю…
— Едем. Просто не сегодня… — Вставляю ключ в замочную скважину. — Сегодня мы будем плавать в Планзее. Давно хотела здесь побывать! — И добавляю: — Встретимся в холле. Не забудь надеть плавки.
Алекс недовольно кривится, но я стараюсь не обращать на это внимания: знаю, ему сейчас нелегко, пусть он и не подает вида…
Хотя сама его желчность красноречивее любых слов.
