Али ему тоже уже начала надоедать, но от нее он получал тот секс, который больше всего любил. Китти же подобное всегда не нравилось. Он знал об этом из ее рассказов о браке с Джонни, о том, что она никогда не понимала радостей садомазохизма и других половых извращений. С сексуальной точки зрения она была старомодной американкой, и его это злило. К счастью, последнее время она так уставала, что засыпала, едва успев положить голову на подушку, так что любовью они занимались редко, от случая к случаю.

Жан-Клод испытывал такую же потребность в сексе, какую другие мужчины испытывают в еде, и он всегда шел к своей цели кратчайшим путем. Ему было почти все равно, с кем трахаться; практически годилась любая более или менее приличная с виду женщина или иногда красивый мальчик, но у него хватало ума сообразить, что, уж коль скоро ему удалось поймать такую роскошную рыбку, как Катерин, играть придется по ее правилам. Он хорошо знал, что ей нравится. Уверения в вечной, безграничной любви, романтическая страсть, постоянное желание. Он знал, что большинство женщин легко поймать на такие уловки, поскольку многие мужчины ленивы и неизобретательны в сексе. Но не Жан-Клод.

Он изучил творения маркиза де Сада и Генри Миллера еще подростком. Он проштудировал множество книг о сексуальной одержимости и фетишизме, не говоря уже о Фрейде, Юнге, Мастерсе, Джонсоне и даже Хайте. Он выяснил, что нет ничего проще, чем влюбить в себя школьников младших классов и стать поп-звездой, вокруг которого постоянно бы вертелись женщины. Он довел до совершенства сам половой акт, от которого женщины едва не сходили с ума, и эротические игры, столь обожаемые многими бабами. Он знал, на какие кнопки нажимать у каждой женщины, но для него секс был лишь утолением аппетита и требовался ему три, четыре, а то и пять раз в сутки. Больше ничего секс для него не значил. То же самое, что еда или питье. Однако он хорошо знал свою власть над женщинами и умел пользоваться ею с самыми разрушительными последствиями.

Он без всяких эмоций обозрел себя в зеркале ванной комнаты. Самое время вытравить темные корни волос. Хорошо еще, что не приходится часто красить лобковые волосы, они у него и так достаточно светлые. Он взглянул на часы. Как раз есть время перед вылетом, чтобы сделать то, что ему хотелось. Он открыл дверь в смежную комнату, где в нетерпеливом ожидании на кровати сидела Али. Ждет любви, с презрением подумал он. Он презирал ее, хотя и испытывал к ней непреодолимое желание.

– Раздевайся, – скомандовал он. – Помедленнее. Раскрасневшаяся Али повиновалась, глаза блестели от предвкушения. Вся горя желанием, она разделась медленно и чувственно, как он ее учил.

Он прошагал к постели, поднял ее, ухватив за длинные рыжие волосы, и резко прижался ртом к ее губам в поцелуе, одновременно грубом и страстном. У Али начали подгибаться колени. Вечно у них беда с этими коленями, подумал Жан-Клод, обводя языком ее губы. Он умел целоваться и знал это. Катерин часто шутила, что ему в этой области полагается диплом. Затем, сорвав с себя одежду, Жан-Клод овладел своей секретаршей с такой страстной настойчивостью, что она умоляла его не останавливаться. Но у Жан-Клода было мало времени. Любовь накоротке. Ощущение власти над женщиной, с готовностью отдавшейся ему, прошло почти сразу. Сегодня у него другое на уме.

Пока Жан-Клод принимал душ, он на мгновение вспомнил о Элеонор Норман. Вот эта женщина разделяла его фантазии. Она ради сексуального удовлетворения пойдет на все. Можно переходить любые границы, высказывать свои самые дикие желания. Элеонор призналась, что ее заставляли заниматься сексом со старым кинопродюсером, когда ей было всего семь лет. На Жан-Клода эти рассказы действовали необыкновенно возбуждающе, более дразняще, чем сам секс. Ему нравилось лежать рядом с Элеонор голым после акта любви и слушать, что грязный старикашка заставлял делать маленькую прелестную девочку, одновременно поглаживая огромную силиконовую грудь, пока Элеонор не начинала стонать, снова требуя секса. Он заставлял ее просить, и она просила, умоляла. Еще как умоляла. Она сделала бы все, стоило ему лишь пожелать. Да, Элеонор Норман в этих делах ему ровня.

Он провел много ранних утренних и дневных часов, трахая ее в ее постели, на полу, в бассейне, пока Китти работала. Удовольствие Элеонор от ее интрижки с мужем своей соперницы могло сравниться лишь с боязнью того, что может сделать Жан-Клод, если она когда-нибудь раскроет этот секрет. Потому что Элеонор знала ему настоящую цену. Она сумела проникнуть в самые темные уголки его сексуальности, но, как и всякая другая женщина, она желала его, потому что во власти Жан-Клода над женщинами было что-то сверхъестественное.

Не успел Жан-Клод вернуться из поездки, как заявил, что он отсылает Томми назад, в Лос-Анджелес. Катерин уделяет ему слишком много времени.

– Лучше бы текст учила да отдыхала побольше, а то выглядишь ужасно.

Катерин посмотрела на него ледяным взглядом. Это заявление оказалось почти последней каплей в чаше ее терпения.

– Надеюсь, ты шутишь, – заметила она.

– Тебе нужен отдых, – заявил он, спокойно рассматривая свое отражение в зеркале. – Ты на черта похожа.

– Благодарю покорно, – с горечью произнесла Катерин. – Но я никуда не отошлю Томми. Он поедет со мной в Антиб и Венецию, так что прекрати мною манипулировать, Жан-Клод. Я больше в эти игры не играю.

Она только что играла в скрэббл с Томми, и сейчас ей хотелось одного – улечься в постель одной.

– Ты сидишь с этим испорченным мальчишкой допоздна, неудивительно, что на канале говорят, будто ты выглядишь усталой и вымотанной на экране. – Жан-Клод взял ее за подбородок и принялся разглядывать. Она оттолкнула его руку.

Катерин видела текущий материал. Благодаря умелому освещению Ласло, она выглядела сияющей, ничуть не старше тридцати, но она слишком устала, чтобы спорить. Слишком устала, и к тому же, надо признать, слишком напугана. Поведение Жан-Клода в последнее время было настолько непредсказуемым, что она не знала, как он может поступить в подобных обстоятельствах. Она уже сказала ему, что им надо разойтись.

– Если ты со мной разведешься, я поведаю историю нашего брака газетам. Я им расскажу, что ты – сексуально ненасытная потаскуха и что ты обращаешься со своей прислугой и с моими товарищами-актерами, как с последним дерьмом. Что ты на самом деле сука.

– Ты так не поступишь, ты не можешь.

– Еще как могу. Ты только пойди против меня, Катерин Беннет, ты откроешь такой ящик Пандоры, о существовании которого и не подозревала.

Катерин встала со сверкающими глазами, уперев руки в бока.

– Я по горло сыта твоими оскорблениями и угрозами. Если ты не изменишь своего поведения и не станешь сдерживаться, Жан-Клод, я добьюсь расторжения брака.

– И будешь выглядеть самой последней идиоткой в мире, – окрысился он. – Типичная актриса, испорченная мегазвезда – не может прожить с мужем больше трех месяцев. Публика решит, что на тебе пробы ставить некуда, cherie.

– Плевала я с высокого дерева и откуда повыше на то, что думает публика. Это моя жизнь. Никакая не репетиция. У меня каждый вечер премьера. Если мне с тобой будет так же погано, как было последние недели, я хочу все это кончить.

– Попробуй, и тебе твой бывший муж покажется котенком. Я отниму у тебя половину всего, что ты заработала. Ты имела большие бабки благодаря мне, Катерин, так что не серди меня. Предупреждаю, я принял меры. Я тебя опередил. И нечего спорить. Даже не пытайся избавиться от меня, потому что у тебя ничего не выйдет, и если ты не отправишь этого испорченного поганца домой, пусть не попадается мне на дороге.

– Да пошел ты ко всем чертям, Жан-Клод. Мой сын останется со мной, здесь его место.

Катерин обернулась и увидела стоящую в дверях Бренду.

– Ах ты толстая сука. Какого черта ты за нами шпионишь? – вызверился Жан-Клод.

– Прекрати, прекрати! – взвизгнула Катерин.

– Пошла прочь, толстуха. И не смей больше никогда встревать между моей женой и мною, поняла?