Став мадам Жан-Клод Вальмер, Катерин была безмерно счастлива. Жан-Клод воплощал все, что ей хотелось видеть в мужчине, она никогда и не надеялась, что может встретить такого. Их любовь была сильной и чистой; их сексуальная жизнь – смелой, чувственной и необыкновенно эротичной. Он хотел ее и днем и ночью, и она тоже желала его каждый день и каждую ночь. Часто днем или в выходные, когда она лежала у бассейна или зубрила текст, он брал ее за руку, поднимал на ноги и вел в спальню. Ей не приходилось встречать мужчину, который так бы любил заниматься любовью. Каждый раз они отдавались друг друг полностью и страстно. Каждое утро, когда она уезжала на студию в холодном Лос-Анджелесе, он касался ее и шептал:

– Je t'embrasse[27], cherie. – Он учил ее французскому языку: Жан-Клод мечтал, что когда-нибудь они купят маленький домик в долине Луары. – Ты должна выучить мой язык, cherie, – убеждал он. – Французский – самый красивый язык, хотя и трудный, именно поэтому немногие американцы говорят на нем. Американцы предпочитают что-нибудь полегче. – Он настаивал, чтобы дважды в неделю они с Томми разговаривали с ним за ужином только по-французски. В эти дни Томми по большей части молчал.

Не вызывало сомнений, что его новоявленный отчим не нравится Томми. Напрасно Катерин говорила, что тоже имеет право на личную жизнь и что с Жан-Клодом она впервые за много лет чувствует себя счастливой. Даже Бренда, тоже недолюбливающая Жан-Клода, пыталась объяснить Томми, что именно состояние Катерин является главным в этом уравнении.

Беда была в том, что Томми не желал слушать. Однажды после такого разговора он вышел из дома, хлопнув дверью и заявив, что отныне будет жить с отцом. На следующее утро он несколько пристыженно вернулся; Катерин сумела удержаться от упреков. Она прекрасно понимала, что жизнь в запущенной квартире Джонни устраивает Томми еще меньше, чем необходимость каждый день сталкиваться с Жан-Клодом.

Из всех близких Катерин лишь Вера действительно обрадовалась этому браку, особенно когда она увидела фотографии на первых полосах газет. Квентину удалось сделать несколько снимков в часовне в Лас-Вегасе, а Жан-Клод умудрился договориться об огромных гонорарах за их использование.

– В том белом костюме ты выглядела прекрасно, хотя тебе и не следовало надевать белое, выходя замуж второй раз, – сказала мать Китти. – И тебе не мешало бы заняться шеей. Она выглядит слишком тощей. Мужчины не любят костлявых женщин, Кит-Кэт; им подавай немного мяса на косточках.

Катерин рассмеялась. В эти дни ей ничто не могло испортить настроения, пусть мать говорит что хочет. Она влюблена и все больше и больше одержима своим мужем; мысли о нем ни на минуту не выходили у нее из головы. Все эти клише из любовных песен теперь подходили ей: «Путешествие на Луну на легких крыльях», «Все в тебе» и «О нет, им не отнять тебя у меня». Только на съемочной площадке, становясь Джорджией Скеффингтон, могла она забыть о нем.

Казалось, Жан-Клоду ничего не нужно от Катерин, кроме возможности быть с ней.

– Самое главное для меня – твое счастье, cherie, – говорил он и не уставал ей это доказывать.

Он часто грустно качал головой, когда заставал ее спорящей по телефону со своими импресарио или агентом. Хотя ей и удалось неопровержимо доказать, что американская публика обожает ее. Хал все никак не мог найти для нее работу на других каналах. Поскольку она вернулась в «Семью Скеффингтонов», то уже не смогла сыграть заглавную роль в обещанном сериале Луи Люпино.

– Я ничего тебе не подыскал на следующий перерыв между съемками, – признался Хал.

– Если я пользуюсь такой популярностью у публики, то почему нет?

– Все дело в том, что ты играешь эту треклятую роль слишком хорошо. Другие каналы тоже опрашивали публику. Для нее Катерин Беннет на сто процентов Джорджия Скеффингтон. И никаких вариантов. Так уж получается. Мне очень жаль.

Жан-Клод слышал этот разговор и видел расстроенное лицо Китти.

– Почему бы тебе не разрешить мне помочь тебе, cherie? – спросил он. – Прежде всего, я считаю, что дела твои ведутся безобразно. Бретт не только жулик, хуже, он идиот. Жулик бы просто слизывал пенки, но и тебе бы давал возможность заработать. Идиот же нечто значительно худшее. Послушай… – Жан-Клод сидел в своем новом кабинете за портативным компьютером. Он превратил в кабинет комнатку рядом с кухней. – Давай я тебе покажу некоторые цифры. – Он бойко напечатал колонку цифр. Она наблюдала, стоя за его спиной. – Если ты столько зарабатываешь, – сказал он, – то нет никаких причин для того, чтобы не откладывать двадцать процентов. А сейчас ты тратишь больше, чем зарабатываешь. Знаешь старую китайскую поговорку?

– Еще одну? – Она засмеялась и ласково провела рукой по его шее.

– Счастлив тот человек, кто зарабатывает сто долларов и тратит девяносто девять долларов и девяносто девять центов. Но горе тому, кто, зарабатывая сто долларов, тратит сто один.

– Чертовски верно, – неохотно согласилась Катерин.

– В шоу-бизнесе тьма звезд, продюсеров и режиссеров, которые, будучи когда-то богатыми, сейчас живут в нищете. – Его голос обрел уверенность. – Большинство актеров и вообще исполнителей широко известны тем, что ничего не понимают в деловой стороне. Ее знают адвокаты, бухгалтеры, агенты, менеджеры и все другие акулы и пираньи Голливуда, и они этим пользуются, cherie.

– А откуда ты все это знаешь?

– Знаю, – многозначительно промолвил он. – Мой отец был бухгалтером. Ничего особенного, понятно, но я многому у него научился. Потом, когда я был поп-звездой, моими финансами занимался Квентин. Он не смог научить меня, как зарабатывать деньги, но он уж точно научил меня их беречь и удачно вкладывать.

– Ты так и делал?

– Разумеется. Не хочу хвастать, мадам Вальмер, но смотрите сюда. – Он поцеловал ей руку и быстро напечатал еще какие-то цифры на компьютере.

– Voila! Это империя Жан-Клода Вальмера. И она растет. Тебе не придется трудиться всю жизнь, cherie, потому что у тебя есть муж, который вскоре сможет о тебе позаботиться.

Катерин уставилась на цифры.

– Однако, – продолжал Жан-Клод, нахмурясь и быстро стуча по клавишам, – в данный момент все мои активы завязаны в новом проекте в Лас-Вегасе. Временно, разумеется.

– Разумеется. – Катерин следила за его ловкими пальцами. Радовалась, что он начинает хоть чем-то с ней делиться.

– Теперь, cherie, тебе ведь необходимо иметь свои собственные деньги, n'est-ce pas?[28]

Она кивнула.

– И malheureusement,[29] мои деньги все сейчас вложены в отели. Так что, cherie, хотя я и могу вносить свою долю хозяйственных расходов, ты должна понять, что пока мое финансовое положение не позволяет оплачивать все твои расходы, хотя как твой муж я должен был бы это делать.

– Я свободная женщина; я никогда и не ждала, что ты станешь платить за Томми и его школу, или за этот дом, или за прислугу и вообще оплачивать все, что мне нужно.

– И все же, cherie, – он напечатал еще несколько цифр, которые немедленно возникли на экране, – ты должна сделать две важные для твоего будущего вещи.

– Что именно?

– Первое, тебе следует больше зарабатывать.

– Ха! Легче сказать, чем сделать. Конечно, сорок тысяч долларов за эпизод тоже не кот начихал, но знаешь ли ты, сколько у меня от них действительно остается?

– Полагаю, не слишком много. – Он снова нахмурился.

– Абсолютно верно, черт побери. По правде говоря, я в долгах по уши. Мне и подумать страшно, на какую сумму Бретт заложил этот дом.

– Мы с этим разберемся, – сказал Жан-Клод. – Второе, тебе надо копить заработанные деньги. И в том, и в другом я могу тебе помочь.