Мальчики уже простояли у бара минут десять, когда Томми заметил симпатичную брюнетку.

– Слушай, ну и сиськи у этой девки, – прошептал он.

– Клевая, – шепотом согласился Тодд. – Точно, клевая.

– Попробую пристроиться, – проговорил Томми с уверенностью, приданной ему шестью банками пива.

Тодд забеспокоился.

– Она занята, – заметил он, обратив внимание на двух парней, ошивающихся около девицы.

– Ну и что? – сказал Томми. – Я выше их ростом.

«И порядком моложе», – подумал Тодд. Одному из парней явно уже лет восемнадцать.

Томми быстро прикончил пиво, заплатил еще за две банки и направился к девушке – красивой брюнетке лет семнадцати с копной русых волос и бледными глазами, напомнившей ему мать.

Его мать. Одна работа у нее на уме. Последнее время она на сына совсем плюнула. Заботится лишь о карьере, нарядах, прессе. У нее теперь уже нет времени, чтобы побыть с ним, как часто случалось в Нью-Йорке, где они были так счастливы. Томми иногда казалось, что она виновата в том, что его мягкий, добрый отец, куда более талантливый, чем она, стал наркоманом. Ему не хотелось думать о разводе родителей. Он тогда сразу начинал злиться. Так сильно, что хотелось врезать кому-нибудь.

– У тебя какая-то проблема, мужик? – Худой парень лет девятнадцати заступил дорогу Томми, когда тот приблизился к столику, за которым сидели две девушки.

Томми нагло оглядел парня, который оказался куда крупнее него.

– Мне кажется, я знаю эту молодую леди. Ее зовут Дженни, так ведь? – громко проговорил он, стараясь перекричать шум, издаваемый музыкальным автоматом.

Девушка подняла незаинтересованные, влажные глаза.

– Да. Ну и что?

– Я – Томми Беннет. Мы учимся в одной школе. Я – в двенадцатом классе.

Высокий парень пихнул Томми кулаком в грудь.

– Сказал тебе, убирайся, – прорычал он. – Так что проваливай, козел.

– Убери свои гребаные лапы. – Томми постарался, чтобы в голосе звучала угроза. – И прямо сейчас, а то размажу тебя по стенке.

– Да что ты говоришь? Ты, маленький такой ублюдок? Да тебя соплей перешибешь.

Томми двинул кулаком в лицо парня, и все тут же воззрились на них с жадным любопытством. Драка в скучный четверг. Все, что угодно, чтобы развеять скуку. Через несколько секунд парни молотили друг друга, а девушки в притворном страхе визжа бросились в угол.

– Ты, гребаный урод, я тебя прикончу, – заорал противник Томми, а стоящий за стойкой хозяин бара поднял глаза к потолку. Сняв трубку, он набрал номер полиции.

Катерин сидела в гримерной, расчесывая волосы так, как учила ее мать, когда Китти было три года. Сто раз каждый вечер. Она тупо смотрела на лицо в зеркале, не испытывая удовольствия от того, что видит. Кожа бледная и пятнистая. Под глазами усталые морщины, сами глаза опухли от пролитых за месяц слез. Она выглядела на все свои сорок три года. Она знала, что магическое освещение Джаспера скроет большую часть недостатков, но усталость печатью лежала на лице. В пустых глазах ни искорки.

Но, тем не менее, Катерин закончила свой ежевечерний ритуал. Она энергично втерла шестидесятидолларовый крем в кожу лица, уделив особое внимание участку под подбородком, который, по ее мнению, несколько обвис. Потом встала и, сжав зубы, сделала сто приседаний. Ей полагалось проделывать их каждый день, но на прошлой неделе она несколько раз пропустила. Она чувствовала напряжение в слегка ослабших мускулах живота, тех самых, которые мгновенно превратятся в жир, если она не будет регулярно заниматься гимнастикой. Несмотря на то, что от усталости еле держалась на ногах, Катерин взяла гантели и сделала пятьдесят поворотов с вытянутыми руками, мрачно наблюдая за собой в многочисленных зеркалах.

Наконец она свалилась на постель, устроилась среди кружевных простыней и подушек, закрыла глаза и стала ждать сна. Но как она ни вымоталась, перед глазами все еще стояли сцены в зале суда. Так просто ей не уснуть. Она открыла ящик прикроватного столика и достала снотворное. С обреченным вздохом проглотила таблетку, допила водку, легла на спину и стала ждать забытья.

Телефонный звонок прервал ее глубокий сон, вызванный лекарством. По интеркому звонил Педро.

– Простите за беспокойство, senora, но звонят из полиции. Желают поговорить с вами лично.

– Полиции? – Катерин тряхнула головой и с трудом села. – Что им нужно?

– Они не говорят, senora. – Голос Педро охрип после сна. – Но им нужно поговорить с вами. Они на первой линии.

– Спасибо. – Она нажала кнопку другого телефона и с мрачным предчувствием произнесла: – Слушаю.

– Катерин Беннет?

– Да?

– У нас тут Томас Джон Беннет в участке. Говорит, что он ваш сын.

– Что с ним случилось? – В голосе звучал страх.

– Его арестовали, миссис Беннет. Вам следует приехать в полицейский участок немедленно. Бульвар Ван Нуй, 7789.

– Сейчас буду. – Внезапно в голове стало чудовищно ясно. – Что с ним? Он пострадал? – Но на другом конце линии уже положили трубку.

Чтобы подготовиться к съемочному дню, Катерин приходилось вставать в половине пятого. Теперь же, когда раздался пронзительный звон будильника, как бы призывая ее к действию, она выключила его и продолжала неуверенно и рассеянно стоять посреди комнаты. Если она направится в полицейский участок и возьмет Томми под залог, вызволив его из той беды, в которую он попал (она даже вздрогнула, только представив себе, что бы это могло быть), она опоздает на работу. Полицейский участок находился в прямо противоположном от студии направлении.

Катерин понимала, что многое поставлено на карту. Ее боссов не волновала частная жизнь звезд. Они и так находились в большом раздражении по поводу того, что им пришлось предоставить ей четыре драгоценных дня на судебный процесс. Им приходилось в эти дни снимать сцены, в которых Катерин не участвовала, а это было связано с серьезными изменениями в графике съемок. Съемка одной серии занимала шесть дней. Катерин знала, что все ее сцены режиссер поставил на сегодня и завтра. Она обязательно должна быть на площадке. Но Катерин чувствовала, что нужна Томми. Сын для нее все, особенно после развода. Она принялась грызть заусеницу, раздумывая, что ей делать. Снова взглянула на часы. Кровь не водица. Она должна быть с сыном. Пошла эта студия на хрен.

Послышался стук в дверь гардеробной, появилась Мария с кофе, манго и грейпфрутовым соком.

– Будет ли senora готов уехать в пять часов?

– Да, да, мне нужна машина, но предупредите Сэма, что мы поедем на бульвар Ван Нуйс вместо студии. Спросите его, знает ли он, где находится полицейский участок.

– Слушаюсь, senora.

Катерин натянула джинсы и майку и залпом выпила обжигающий кофе. Затем нажала шестую кнопку автонабора на телефонной трубке.

– Слушаю, – ответил ей густой мужской баритон.

– Бен?

– Да, что у тебя еще, Катерин? – Тон директора картины был еще более недовольным, чем обычно.

– Бен, у меня серьезная личная проблема. – Катерин поколебалась. Ему приходится докладывать все продюсерам, а Катерин подозревала, что один из них напрямую связан с самой скандальной газетой Америки – «Нэшнл сан». Она сделала паузу, потом выпалила: – Бен, мне необходимо задержаться на пару часов, надо срочно кой-куда подъехать. Семейное дело, Бен.

– Какое еще семейное дело? Слушай, самое для тебя сейчас важное это быть через сорок пять минут в гримерной и в семь на съемочной площадке. Мы и так вокруг тебя четыре дня снимали. У нас натурные съемки в аэропорту, а с этой гребаной погодой мы не можем рисковать. Ты нам нужна, и побыстрее.

– Но я занята только в трех сценах. Только в трех из пяти. Не могли бы вы обойтись без меня хоть часок? Пожалуйста, это очень важно.

Но Бена ничем нельзя было тронуть.

– Слушай, Катерин, – рявкнул он, – тебя не было четыре дня из-за твоего проклятого развода. На нас телевидение давит, чтобы заканчивали эти две серии, а нам пришлось придержать твои сцены. Но сейчас мы уже на пороге эфира. Если мы не положим сегодняшние сцены в коробку вместе с пятью твоими другими сценами, которые требует редактор, мы окажемся по уши в дерьме. Теперь скажи мне, что может быть важнее этого?