Прозвучал удар гонга, сегмент одной из стен опустился, наружу хлынул людской поток, мужчины, молодые и старые, молча двигались по дороге к спальным корпусам, глаза их были закрыты, а на лицах блуждали улыбки.

Наверное, мне стоило испугаться, но я расплакался: хочу туда, в привычный мир!

Я заорал неожиданно даже для себя:

– Кибербанка! Где моя кибербанка?

Никто не обернулся на крик.

Кое-как, оступаясь, я вернулся в руины. Я искал, сам не зная что, расшвыривал мусор, заглядывал в окна. «Хочу, чтоб было, как было!» – твердил я.

Разве нужна правда, которая не приносит счастья? Максимыч и Свиня – придурки, если выбрали уродину-реальность, а мне верните моё! Злость гнала вперёд, подпитывала силы.

Я

Желаю

Кибербанку!

Я

Жажду

Кибербанку!

Кибербанка

Нужна

Мне!

Словно марш, стучала в голове кровь. Чутьё привело меня к тому же дому, из которого я вышел. Лестница, убегающая вниз, синяя обшарпанная дверь, стук капель – всё как и было.

В нескольких сантиметрах над тумбочкой мерцала и переливалась пузатая литровая банка с нарисованным огурцом на боку. Кибербанка! Я метнулся к ней и схватил, прижал к груди, как живую.

Пальцами нащупал во рту разъём: я соврал тогда Свине, естественно, мне прекрасно известно, куда вставлять чип. Дрожащими руками открутил тугую крышку, извлёк своё сокровище и рухнул на полосатый матрас.

Из-за высунутого языка слюна текла по подбородку, но мне было всё равно, наконец с тихим щелчком чип встал на место. Никогда больше не куплюсь на рекламу: «Самое запоминающееся путешествие в вашей жизни!»

Я открыл глаза.

Григ лился спокойно и величаво, «Танец троллей». Привычно пахло кофе, система «Умный дом» никогда не даёт сбоев.

Стоя под тропическим душем, я вспоминал сон, что-то ведь было интересное, но так и не смог собрать воедино мелькающие образы, только расхотелось обращаться в ту самую фирму, которая обещала самое запоминающееся путешествие: слишком подозрительные руки у менеджера, покрытые то ли цыпками, то ли псориазом.

Дети играли в поле за деревней. Оседлав своих драконов, они почти замкнули круг вокруг Инка. Драконы пыхали огнём, царапая траву когтистыми лапами.

– Гони, гони! Загоняй!

– Э-ге-гей! Вперёд, Сребробрюхий! – закричал темноволосый сероглазый мальчишка на тёмно-сером драконе с серебристым брюхом. – Ату его!

Его дракон ухватил Инка за шиворот длинной рубашонки и играючи подкинул в воздух. Изрядный кусок рубашки остался в пасти дракона, а голый Инк, взмахнув тощими ногами, шлёпнулся обратно на землю под оглушительный хохот загонщиков. Уворачиваясь от мощных хвостов, Инк змеёй метнулся в траве и вырвался из западни.

– Держи урода конопатого! – неслось ему вслед, но куда там – бегал он быстрее всех в деревне.

Впрочем, только он и бегал. Остальные передвигались чинным шагом или забирались на своих драконов, которые, к слову, бегать тоже не любили, предпочитали летать. Но молодые драконы за его спиной, к счастью, ещё не встали на крыло, поэтому Инк что есть мочи припустил к морю.

– Ста-старый Жрец, почему я – урод? – Инк всё никак не мог отдышаться, сердце колотилось в горле, потому слова из него выходили рваные.

– Ну какой же ты урод? – Жрец усмехнулся и плеснул ему в лицо водой из бронзового таза. – Голова, руки-ноги – всё на месте. Уши торчат, но это ничего, это потому, что голова у тебя ещё маленькая. Вырастет голова – уши уменьшатся.

Инк засмотрелся на своё отражение в тазу. Оно дрожало и рябилось.

– Ай! – зашипел Инк, со свистом втягивая воздух сквозь сжатые зубы. – Ай!

– Больно? – Жрец невозмутимо продолжал смазывать ожоги и ссадины на теле Инка пахучей жёлтой мазью. – А чего шепчешь? Кричи.

– Кричать нельзя. – Инк зажмурился и поджал пальцы на ногах. – Драконы услышат. Я – урод. У меня нет дракона.

– Инк, – Жрец погладил Инка по лохматой каштаново-рыжей голове и накрыл его куском чистого холста, – посмотри на меня. – Инк открыл глаза. Жрец склонил к нему лицо, изрезанное глубокими морщинами. – У тебя есть дракон. Только он ещё спит, понимаешь? Такое бывает. Надо разбудить его.

– Как?

– Кричи, Инк.

Инк снова зажмурился и замотал головой. Тогда Жрец простёр руку вверх и закричал громко и протяжно:

– А-а-ао-о-о…

Стая детей и драконов на поле замедлилась. Молодые драконы занервничали: отходить от детей им не хотелось, но не подчиниться зову Жреца было невозможно. Нехотя они потянулись к морскому храму. Ступив на каменные плиты у входа в храм, молодые драконы увидели Инка, завёрнутого в белую холстину, и зарычали. Тёмный с серебристым брюхом даже пыхнул огнём. Но одного взгляда Жреца из-под косматых бровей было достаточно, чтобы они присмирели и пригнули головы к земле.

– Если одолеешь свой страх, однажды драконы будут тебя почитать, Инк.

Сколько Инк помнил себя, он всё время боялся. Всего и всех. Драконов – потому что по природе они были злобные и слепые в своей ярости, потому что беспрестанно цеплялись к нему, шпыняли и гоняли. Людей – потому что не могли или не хотели усмирить своих драконов и по сути своей, выходило, были такими же. Только Старый Жрец был другим. Но он был единственным и очень старым.

Детей почти сразу после рождения отнимали у матерей и перемешивали. Не было в суровой жизни племени места любви и жалости. Выживать надо было и отстаивать свои острова. И слабости нельзя было выказывать ни перед врагами, ни перед драконами. Драконы, при всей их мощи и непредсказуемости, должны были знать своё место и служить интересам племени. То есть родителей, равно как и возможных братьев или сестёр, Инк не знал, защиты просить было не у кого и родниться было не с кем. Да и кто бы захотел родниться с таким никчёмным уродом?

Урод. Позор племени. Лишний рот. Когда Инку исполнилось четырнадцать, вопрос встал ребром: не ровён час, соседи с подветренной стороны опять пойдут войной, а тут такое недоразумение – ни в воздух подняться, ни под воду спуститься, ни деревню защитить. Худо-бедно к хозяйству его приспособили: воду носил, дрова собирал, где что построить или подлатать – мог, женщины его еду готовить научили, Старый Жрец за травами таскал да всё какие-то свитки ему читал. Только зря Инк свой хлеб ел, не было у него дракона, а стало быть, и пользы от него племени не было, одни расходы. А потому порешили старейшины Инка к праотцам отправить. Там всех принимали: и старых, и малых, и драконоимых, и драконосирых, как Инк. Вот там пусть бы и разобрались с ним, а у живых и без того забот хватало.

По заветам предков, драконосирого надлежало сжечь, чтобы не осталось от него телесного следа и ни на кого такая напасть не переметнулась.

Уже и день назначили, отвергнув доводы и увещевания Старого Жреца, которого за несносное упрямство самого решено было в последний путь снарядить на самый дальний остров с ветреной стороны. Только сначала надо было нового жреца осиротить, чтобы все драконы племени боялись и почитали его. Старый Жрец сказал, что по неверию и твердолобству не видит племя, что Инк ещё себя покажет, но убедить никого не смог. Испросил только отсрочки для Инкова костра: надо, мол, сначала для нового жреца ритуал провести.

Через три дня, в новолуние, отделили нового жреца от его дракона. Жестокий то ритуал был и страшный. Инк смотрел вместе со всеми, и от одного вида мучительная боль продирала его до самых костей, и каждое мгновение выбивалось в памяти, как руны, высеченные на ритуальном камне.

То ли жрец новый слаб духом был, то ли дракон его был хилым, только жрец-то новый выжил, а дракон его умер – сам, рук не пришлось прикладывать.