Магнар наклонился, чтобы поцеловать меня, его язык глубоко проник в мой рот, лишив меня последнего вздоха, когда я обвила руками его шею и притянула ближе. Его рука блуждала по моей груди, размазывая сперму по моему соску, прежде чем переместиться ниже, снова отыскивая мой клитор.

Я была возбуждена так сильно, что ощущение его скользких пальцев, размазывающих его сперму по моему естеству, заставило меня снова кончить через несколько мгновений, наш поцелуй стал глубже, когда он забрал у меня последние силы, и я позволила себе утонуть в ощущении его рта на моем.

Я была потеряна в хаосе и блаженстве, и я никогда не хотела всплывать на поверхность и встретиться лицом к лицу с карающим миром за пределами нашего пузыря украденного греха.

1000 ЛЕТ НАЗАД

Н

есколько раз я чуть не сломался и не попытался силой выбраться из пещеры, в которой оказался взаперти. Но боги насмехались надо мной. Они сами запечатали ее, я был уверен в этом. Это были уже не просто камни, удерживающие стену на месте, а магия, настолько древняя, что она скользила по пещере, подобно змеям, пришедшим посмотреть на мои страдания.

Сколько бы я ни колотил по камням, раскалывая их голыми руками, они не сдвигались с места. Это был мой выбор, но голод быстро поглотил меня, и когда месяцы превратились в годы, мое отчаяние привело меня на грань безумия.

Андвари иногда что-то шептал мне, и от его смеха у меня слабели кости, как будто он высасывал костный мозг и готовил из меня еду.

Я был кроликом в ловушке, но это была ловушка, созданная мной. И иногда я вспоминал, что должен вынести этот ад, если это принесет мне спасение, хотя эта ясность приходила и уходила так же быстро, как две стороны монеты, вращающиеся вокруг своей оси.

Голод становился сводящим с ума. Невыносимым. И вскоре я увидел видения. Тени. Свет, танцующий на периферии моего сознания.

Иногда я видел девушку, которая была похожа на лунный свет, обретший плоть. Иногда — солнце в бесплотной форме. Но потом я забывал, что вообще их видел, и не мог вспомнить прекрасные лица, которые смотрели на меня сквозь щели в моем сознании.

Андвари насмехался надо мной. Я презирал его и всех богов вместе с ним. Их всеведущую жестокость. Их наказание за преступление, которого я не совершал.

Я проклинал имена своих родителей. Были времена, когда я царапал и раздирал себе кожу, пытаясь освободить свою душу из этого жалкого тела. Иногда я лежал неподвижно дни, недели, месяцы. Возможно, годы.

Время было ничем и всем. Время было игрой ума. Чума, которая убивала людей, ставила горы на колени, высушивала океаны и предавала забвению сами звезды, но никогда меня. Я буду жить, голодать и впадать в безумие. Такова была моя судьба. Боги не освободят меня, долг никогда не будет выплачен.

Фабиан навещал меня все реже и реже. Иногда он звал меня, иногда подходил достаточно близко, чтобы прислушаться к признакам жизни. Были времена, когда я умолял его освободить меня, но он держал свое слово и оставлял меня в заточении. Возможно, он вообще не приходил, и это была еще одна иллюзия, созданная богами, насмехающаяся надо мной, заставляющая меня поверить, что где-то есть кто-то, кто заботится обо мне только для того, чтобы разбить эту надежду вдребезги.

Теперь я лежал на спине, чувствуя себя невесомым, словно парил в безграничной бездне. Голод вытеснил все остальное внутри меня. Я едва мог вспомнить, зачем пришел сюда, но, когда я был слишком близок к тому, чтобы забыть, Андвари появлялся, чтобы напомнить мне. Как он сделал сейчас.

— Драугр, ты проклят за богохульство твоих родителей против меня. Ты моришь себя голодом в уплату долга передо мной.

— Я близок к тому, чтобы заплатить? — Спросил я, мой голос походил на треск сухой коры.

— Это зависит от обстоятельств, — промурлыкал он, и я почувствовал, как его божественное присутствие заполнило пространство внутри пещеры, погружая меня в его мощную атмосферу. — Ты чувствуешь, что у тебя есть ответ на пророчество?

— Я иногда думаю об этом, — признался я. — Я пытаюсь найти смысл, но, боюсь, его нет. Что пророчество — это просто еще один способ для тебя помучить меня.

— В нем есть смысл, Эрик Ларсен.

Я закрыл глаза, прокручивая в уме пророчество. — Близнецы солнца и луны. Иногда я вижу такие вещи. Потом я о них забываю.

— Да… — Прошептал Андвари. — И что это значит?

Я потер лицо, не зная, что ответить. Здесь было слишком темно. Слишком темно, чтобы видеть, слышать, говорить или думать.

— Я не могу иметь детей, — прошептал я. — Этого не может быть.

— О, но ты можешь, Драугр.

Мой лоб нахмурился, а сердце глухо стукнуло, когда я узнал эту новость. Первый проблеск надежды в бесконечной пустоте. — Дети?

— Человеческая мать могла бы родить тебе ребенка, — сказал Андвари, начиная смеяться. Он был холодным и порочным, его забавляло мое мучение — еще одна причина, по которой я презирала его и ему подобных.

— И каким животным будет этот ребенок? — Я зарычал, думая о монстре, которого я создам.

Голос Андвари начал затихать, когда он начал повторять первую строку пророчества. — Рожденный воином и сотворенный монстром. Рожденный воином и сотворенный монстром.

— Прекрати! — Я схватился за уши, прогоняя его.

Наступила тишина. И Андвари долгое время не разговаривал со мной. Проходили дни, месяцы и годы. Сливаясь воедино, пока я окончательно не заблудился.

— Золотой круг, — прошептал я в морозный воздух, хотя он и близко не был таким холодным, как я. — Соединит две души.

Некоторое время я повторял строчку пророчества, мой язык отяжелел и молил о крови вместо слов.

Солнце? Может ли это быть золотым кругом?

— Две души… близнецы… дети, — повторил я то немногое, что знал из бессвязных слов Андвари.

С тех пор, как бог намекнул на такой ответ на пророчество, меня постигла новая пытка: образ клыкастого ребенка с глазами того же оттенка, что и у меня, и кровью, стекающей с его зубов. Я видел его повсюду. С закрытыми и открытыми глазами он сидел и наблюдал за мной. И я придерживался одного решения в темноте моей клетки перед лицом этого нечестивого существа. Я бы никогда не породил ребенка от человека. Это была просто еще одна уловка богов. Еще одна ложь, чтобы свести меня с ума.

— Число истребителей растет. Сейчас их очень много, — голос Андвари резанул меня по ушам, как лезвие, рассекая тишину и выводя меня из состояния стазиса.

Фабиан не навещал меня много недель, но в последний раз, когда он был, он говорил о битвах между истребителями и моей семьей. Кларисса и Майлз присоединились к нему в битвах. Когда он навестил меня, он попросил меня помочь им, но я отказался. Ответ лежал здесь: эта плата, несомненно, все еще чего-то стоит для Андвари.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — Я выдохнул.

— Они придут за тобой, если твои братья и сестра потерпят поражение, — прорычал Андвари, казалось, разочарованный этим фактом.

— И тогда тебе некого будет мучить, — сказал я, понимая, почему это его так беспокоило.

— Все ответы, которые ты ищешь, содержатся в пророчестве.

— Я на правильном пути? Мое голодание хоть чем-то помогает? — Взмолился я.

— Долг должен быть выплачен, — прошептал Андвари, но я не знал, подтверждает он или отрицает то, о чем я спросил.

— Это тот самый долг? — Спросил я, во мне нарастал гнев.

Я встал, и голод сжал меня в несгибаемом кулаке. Я мечтал о крови. Это было все, о чем я думал, когда мой разум начал угасать, и я с трудом вспоминал слова пророчества, когда она овладевала мной. Теперь это был мой самый настоящий похититель, жажда была такой сильной после стольких лет без крови, что трудно было думать о чем-то другом.