– Лет двадцать тому назад я случайно познакомился с одним очень уважаемым человеком – с отцом Рафаилом. Познакомились и, смею надеяться, даже подружились. Как считаешь, отец Рафаил? – повернулся он к священнику.
Тот улыбнулся и голову склонил, подтверждая слова Пафнутия.
– Как-то при очередной встрече, – рассказывал Пафнутий Петрович, – я поинтересовался мнением этого высокоучёного человека, чем бы таким заняться, чтобы и мне, и окружающим было и интересно, и полезно. К тому времени я как раз историю княжеских родов закончил описывать. Или почти закончил – так, мелочь кое-какая оставалась, энергии у меня было столько, что я боялся сам воспламениться и сгореть, сил хватало с избытком. В общем, я был как норовистый жеребец перед скачками. Слышали, небось, что теперь такие новомодные соперничества устраивают? Вот отец Рафаил и дал мне два очень ценных совета. Первый: попытаться изучить и свести воедино историю домашней утвари разных народов и народностей, населяющих расейскую землю. И второй: начать всё это с Фроловской ярманки, где полным-полно подобных изделий продаётся. А для того, чтобы мне легче было там крутиться-вертеться, он познакомил меня с Тихоном. Тогда это был совсем ещё молодой человек, энергичный, знающий, но мне показавшийся каким-то удручённым до невозможности. Отец Рафаил мне историю Тихона рассказал да упомянул, что человек этот, Тихон имеется в виду, вовсе не так прост, как пытается себя на людях показывать. Уж больно у него образование хорошее, манеры далеко не крестьянские, да и держится он с природной гордостью. Явно не крестьянского он роду-племени. Подружились мы с Тихоном и много времени в беседах на различные темы проводили. Знания его меня поражали, держался он с таким достоинством, которое нечасто даже при дворе у высших сановников нашего государства встречается.
Батюшка тайной, которую ему Тихон на исповеди открыл, со мной, естественно, делиться не стал. Но недавно намёк один сделал, и был он настолько прозрачным, что у меня аж дыхание перехватило. Ведь отец Рафаил очень хорошо знал, чем я занимаюсь. Он с большим любопытством всегда меня расспрашивал о том, как продвигается моё исследование. Я и тогда любил, да и сейчас – отказываться не буду – люблю с ним беседовать, и когда дела приводят меня в эту сторонку, я обязательно предварительно списываюсь с отцом Рафаилом, и мы уделяем немало времени нашим обоюдно полезным и занимательным беседам. В предыдущую нашу встречу, которая почти год назад случилась, я ему с большим облегчением сообщил, что окончательно завершил писать историю княжеских родов России от Рюрика до наших дней и даже успел передать её одному издателю. Он улыбнулся только да головой качнул: «Не всё так просто, как ты это себе представляешь, Пафнутий Петрович. Ты бы лучше, чтобы я голословным не выглядел, покопался хорошенько в своих бумагах и выяснил, кем же были предки Тихона».
Пока Пафнутий рассказывал всё это Ивану, отец Рафаил одобрительно покачивал головой, подтверждая этим каждое сказанное им слово. А тот взял с тарелки кость, на которой ещё оставалось приличное количество бараньего мяса, покрутил её в руках и вновь вернул на место. Затем потянулся было к большущей кружке, из которой привык пить квас, но вначале взял утирку, чтобы вытереть себе руки, испачканные бараньим жиром. Иван понимал, что Пафнутий Петрович очень взволнован, и сидел молча, стараясь лишний раз не шевелиться. Он первый раз видел его в таком нервозном состоянии и очень этому удивлялся. Наконец тот отпил из своей кружки большой глоток кваса и продолжил, слегка запинаясь, свой рассказ:
– В моих бумагах были сведения только о княжеских родах. Так неужто же Тихон тоже из князей, как и я? Вот до какой мысли я дошёл. Но покопаться – это что значило? Ведь если он сын или внук какой-нибудь из урождённых княжон, то фамилия у него должна быть явно не княжеская. То, что Жилин не настоящая его фамилия, я уже давно знал. Он сам как-то случайно проговорился, но я сделал вид, что не заметил его оговорки, и переспрашивать не стал. А он на это и внимания не обратил. Ну, оговорился и оговорился, с кем не бывает. Но если это так, то в своих записях я ничего найти не смогу, я ведь далеко в сторону от родового древа не уходил, замужним дочерям внимания особого не уделял. Отмечал только, что такая-то в замужестве изменила фамилию на такую-то, и всё. А сколько при этом у неё детей было да как их звали, мне было неинтересно, я в эти дебри и не лез совсем. А ведь отец Рафаил мне чётко сказал: поройся в своих бумагах. А это что значит? Это значит, что какой-то из родов, который считается прервавшимся, на самом деле продолжался. Я даже вздрогнул от такого допущения. Но почему никто об этом не знает?
Он этот вопрос задал и замолчал. К кружке с квасом опять потянулся. Иван сидел как окаменевший, замер и ждал, когда Пафнутий жажду утолит и продолжит интереснейшее повествование. А тот вдруг начал шеей вертеть, как будто она у него затекла. Всё сидел спокойно, а тут стал головой крутить. Ивану так и захотелось сказать ему: «Ну чего ты тянешь, дядя Пафнутий?» – но он побоялся, что тот и вовсе перестанет рассказывать. Поэтому сидел и молчал. Наконец Пафнутий кваса напился, рот вытер и снова заговорил:
– Прервавшихся княжеских родов не счесть. Действительно, я не шучу, их очень много. Но большинство из них прервались давным-давно, во времена междоусобных войн и татарского нашествия. А меня могли заинтересовать лишь те семьи, где не было наследников по мужеской линии начиная с середины, ну, может, начала прошлого столетия. Таких родов не так уж и много оказалось. Чем ещё я мог располагать для своего поиска? Наверняка знал, что отец Тихона звался Петром Ивановичем, а дед – Иваном Димитриевичем. Значит, прадед должен был носить имя Димитрий. Из всех пресёкшихся родов за интересующий меня период нашёлся только один князь по имени Димитрий – Димитрий Михайлович Кашин-Опольский. Род князей Кашиных-Опольских был знатен и древен, как никакой другой в настоящее время. До боярского чина в нём многие дослужиться при разных государях смогли. По моим записям, последним в этом роду и был Димитрий Михайлович. Он сам из двадцать второго колена этого рода, где в первом колене сам Рюрик значится. Находясь в боярском звании, он стольником служил при дворе великого государя Московского Василия III. По сведениям, которыми я располагал, сыновей ни у него, ни у его родного брата Ивана Михайловича, который также служил вначале стольником при дворе Василия III, а затем воеводой в Вязьме, не было. Оба скончались в одном и том же 1632 году. Вот я и подумал: а не Димитрий ли Михайлович является предком Тихона Петровича? По времени очень даже похоже. Но как это выяснить?
Пафнутий ещё пару глотков кваса сделал и вновь заговорил:
– Решил я найти какую-нибудь пожилую, много знающую обо всем на свете княжну из рода Опольских. Ведь Кашины-Опольские были одной из ветвей славного рода Опольских. Неужто в их окружении никто ничего об этом не знает? Тема-то такая, которая всех Опольских должна интересовать. Порасспрашивал я знающих людей, и мне подсказали, что в одном из подмосковных монастырей доживает свой век одна из старейших на данный момент представительниц этого рода – княгиня Мария Ивановна Опольская-Белая, дочь известного Иоанна Фёдоровича Опольского-Белого, по прозванию Белица. Иоанн Фёдорович был князем, головой, воеводой и наместником в правлении Иоанна IV Васильевича и Фёдора Иоанновича. Воти отправился я в ту обитель. Мария Ивановна была пострижена в монахини под именем Марфа. Это оказалась небольшая, ладная, сухонькая старушка лет восьмидесяти, в монастырь она обратилась после смерти своего отца – Иоанна Фёдоровича Опольского-Белого. До того, после смерти своего мужа, поскольку детей у них не было, она вернулась в отчий дом, ну а потом ей уж пришлось в монастырь податься. Очень, надо сказать, любознательной эта старушка оказалась. О чём и о ком она только меня не расспрашивала, когда узнала, что я историей родов княжеских занимаюсь. Вот уж воистину кладезь знаний различных тайных, о которых не было принято в свете распространяться.
