– Ну, здравствуй, племянник названный, – улыбнулась Авдотья.

– Так ничего ж не изменится, – нашёлся Иван, – как была ты тёткой Авдотьей, так и останешься.

– Зато жених был голь перекатная, а может стать богатым человеком, – улыбнулась та.

Настёна в их игру слов не встревала, просто прижалась к матери и молча слушала.

– Дело решил Тихон, – вновь заговорила Авдотья, – скоро у тебя все права будут и на избу, и на землю. Её-то он, правда, внаём в этом году отдал, но, если у тебя желание появится пахать да сеять, это можно пересмотреть.

– Нет, тётя Авдотья, надо деньги зарабатывать, большие деньги, туда силы надо направить, а не в земле ковыряться. Я сразу после ярманки в Лапино поеду, постараюсь маменьку с детьми в Жилицы перевезти. В Лапино она одна с такой оравой не справится. Пока мы все в одном доме поживём, в тесноте – не в обиде, а потом я дядю Феофана попрошу, он новую избу поставит. Я сразу, как матушку перевезу, к дяде Феофану с этой просьбой обращусь.

Иван посмотрел в сторону Феофана. Тот стоял и о чём-то разговаривал с отцом Рафаилом.

«А может, об этом надо прямо сейчас договариваться? Может, смогут они одну ватагу в Жилицы направить, чтобы я матушку привёз сразу в новый дом?» – эта мысль заставила Ивана отойти от Авдотьи с Настёной и направиться к Феофану. Тот как раз закончил разговаривать с батюшкой и начал смотреть по сторонам, словно разыскивая кого-то.

– Дядя Феофан, дозволь с просьбой обратиться? – ещё издали окликнул его Иван.

– Давай, Ванюша, чем смогу, обязательно тебе помогу. – Феофан широко улыбнулся и пошёл ему навстречу.

– Ты ведь сам слышал, что дядя Тихон посоветовал мне маменьку с детьми в Жилицы перевезти. Я, как ярманка закончится, сразу же в Лапино поеду. Они там одни не выдюжат. Я хочу уговорить их в эти края перебраться, поэтому не смог бы ты мне для них избу поставить? Изба большая нужна, их ведь много: маменька и девять человек детишек. Я заплачу, у меня деньги имеются, ты не волнуйся.

Феофан смотрел на Ивана и вспоминал, какой тот был маленький да щупленький, когда они на дороге первый раз встретились. Теперь перед ним стоял справный, высокий и внешне очень крепкий молодой мужчина, и только те же горящие глаза да нацеленная вперёд фигура свидетельствовали, что это тот же самый Ванятка, только совсем повзрослевший.

– Дело вы с Тихоном придумали, – проговорил Феофан, – разумное дело. Дай подумать.

Он наморщил лоб и задумался. Потом хлопнул себя рукой по бедру и сказал:

– Мы сейчас заказ один сдаём в Вязниках. Завтра я туда еду. Хотел ребятам дать пару недель передыху, но, раз такое дело, сразу направлю их в Жилицы. Сейчас всё закончим, и приходи в балаган, выберешь себе тот дом, который хочешь. О деньгах не беспокойся, постепенно расплатишься. Я думаю, недели за две, максимум три поставим мы тебе новый терем, да такой, что всем в нём просторно будет жить. Ну а двор чуть позже возведём. Этим у нас теперь специальная артель занимается. Она в Вязниках ещё на месяц задержится, но до морозов успеем всё сделать. – И он хлопнул Ивана по плечу. – Доброе дело задумал, молодец!

Прошение подписали все присутствующие, за Тихона, который спал, расписался Пафнутий Петрович, да так, что отличить при сравнении с оригинальной подписью, кто свою руку приложил, не было никакой возможности.

– Ну, тебе, Пафнутий Петрович, как мошеннику цены бы не было, – удивился отец Рафаил.

Пафнутий только улыбнулся в ответ и комментировать батюшкину оценку своего искусства не стал.

Филарет Иванович взял прошение со многими подписями и низко поклонился всем:

– Спасибо большое за то, что удостоили меня чести присутствовать на таком представительном собрании. – Он ещё раз поклонился и добавил: – Извините, но у меня дел в деревне много, пойду я, пожалуй, а завтра с утра в губернский центр отправлюсь, в присутствие. Там, наверное, весь день придётся провести, если не больше.

– Подожди, Филарет, немного, – окликнула его Ольга Васильевна, – я сейчас распоряжение дам, и тебя в Жилицы отвезут, а пока хочу со всеми попрощаться. Ярманка во всю работает, а я её ещё и не обошла даже. Надо всё проверить да убедиться, что везде порядок и никаких претензий ко мне ни у кого нет.

Она вышла, Филарет отправился следом за ней. Ушёл и Сидор Иванович, его больные ждали. Феофан Селиванович с Любовью Николаевной тоже в свой балаган заспешили, у всех ведь дел было по самое горло. Рядом с Тихоном вновь присела Лукерья со своим вязанием, Митяй стал на стол собирать – подошло время обеда.

У Ивана с плеч как будто тяжесть какая упала. Он с благодарностью посмотрел вслед Феофану, а затем оглянулся вокруг: какие замечательные люди здесь собрались. Потом подошёл к спящему Тихону и прошептал:

– Дядя Тихон, я тебя не подведу, только поправляйся.

…Я на часы посмотрел – вот-вот десять натикает. Я папе с дядькой и предложил прилечь отдохнуть. Да где там, оба в отказ пошли, а дядя Никита то ли спросил, то ли утвердительно так сказал:

– Если у тебя никаких срочных дел нет, то послушай меня ещё немного, да спать пойдём, а то завтра вновь к той кудрявой ехать, – и тут же, без остановки рассказывать принялся: – Авдотья с Настёной на ярманке ещё не всё видели, вот они после обеда и отправились по ней прогуляться, и внизу в трактире, не считая спящего Тихона, остались, как и накануне, три человека: отец Рафаил, Пафнутий Петрович и Иван. Сидели, чай пили, и Иван им свои планы озвучивал. И оба вновь только головами качали, когда он свою хорошо продуманную программу на их суд представлял.

– Молодец ты, Иван, действительно, как однажды мне Тихон сказал, ты в доброго купца со временем должон превратиться.

Пафнутий Петрович ласково потрепал Ивана по голове, а потом вопрос задал:

– Мне так кажется, что тебя ещё что-то беспокоит, не только болезнь Тихона и исполнение твоих задумок.

Он требовательно посмотрел Ивану прямо в глаза. Тот даже отводить свой взгляд не стал, а выпалил не раздумывая тот вопрос, который его ещё со вчерашнего дня мучил, покоя не давал:

– Дядя Пафнутий, а скажите мне одну вещь. Тут намедни Ольга Васильевна Пожарская, на вас ссылаясь, заявила, что Тихон Петрович княжеского достоинства. Как такое получиться могло? И не выдумала ли это Ольга Васильевна, а то ведь она горазда на подобное, – и замолчал тут же, глаз с Пафнутия при этом не спуская.

Отец Рафаил только улыбнулся, услышав вопрос Ивана, а Пафнутий огляделся вокруг, не подслушивает ли кто случаем, убедился, что никого поблизости нет, поскольку Митяй во двор вышел, а Лукерья поближе к открытой двери, где светлее было, пересела – от стола, за которым они чай пили, хорошо было видно, как спицы в её руках мелькают, – и начал разговор, время для которого, по-видимому, подошло:

– Ты вырос, Иван, и теперь тебе можно доверить главные семейные секреты. Чтобы ответить на вопрос, который ты задал, надо в истории нашей страны хорошо разбираться. Ну, может, в очень уж древние времена лезть и не нужно, а вот знать о том, что творилось у нас со времён Рюрика, следует. Я думаю, что тебе известно, кто это такой? – И он взглянул на Ивана.

Тот кивнул головой и подтвердил это словами:

– Основатель государства Расейского и династии Рюриковичей, которая после него страной правила, до тех пор, пока никого из них не осталось. Затем Романовы на престол взошли, – и посмотрел вопросительно: так он всё сказал или нет, достаточно или ещё что добавить требуется.

По-видимому, и Пафнутия Петровича, и отца Рафаила вполне устроило, что Иван сказал, они переглянулись только, и Пафнутий продолжил:

– Так вот, началось это всё ещё во времена Рюрика. Ты же знаешь, как князья появились. Викинги или славяне – всё одно. Дети, внуки и правнуки. Много их было, не всем земли хватало, вот и начались междоусобные войны, когда брат на брата шёл… Ладно, это я далеко куда-то забрёл.

Он даже руку в свою шевелюру запустил, а потом вспомнил, о чём сказать хотел, и продолжил: