Распоряжением по Прокуратуре СССР от 5 января 1935 г. № 10/36/0139, носившей секретный характер[27], все прокуроры были предупреждены, что за малейшие нарушения Инструкции ЦК ВКП(б), СНК СССР 1933 г. по упорядочению арестов «будут безоговорочно привлечены к судебной ответственности как лица, непосредственно допустившие нарушения, так и наблюдающие прокуроры».
Секретным Постановлением СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 г. № 213 «О порядке производства арестов»[28] устанавливалось, что впредь аресты по всем без исключения делам органы НКВД могли производить лишь с согласия соответствующего прокурора.
Разрешения на аресты в районе давались районным прокурором; в автономных республиках – прокурорами этих республик; в краях (областях) – краевыми (областными) прокурорами; по делам о преступлениях на железнодорожном и водном транспорте – участковыми прокурорами, дорожными прокурорами бассейнов по принадлежности; по делам, подсудным военным трибуналам, – прокурорами военных округов; на аресты, производимые НКВД союзных республик, – прокурорами этих республик, а непосредственно НКВД СССР – Прокурором Союза.
В случае необходимости произвести арест на месте преступления уполномоченные на это по закону должностные лица из НКВД обязывались о произведенном аресте немедленно сообщить соответствующему прокурору для получения подтверждения.
Дополнительные требования предъявлялись к арестам отдельных категорий лиц. Разрешения на аресты давались лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия:
– председателя ЦИК СССР или председателей ЦИКов союзных республик по принадлежности в отношении членов ЦИК СССР и ЦИКов союзных республик;
– соответствующих народных комиссаров в отношении руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений (начальников управлений и заведующих отделами, управляющих трестами и их заместителей, директоров и заместителей директоров промышленных предприятий, совхозов и т. п.), а также состоявших на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей учебных и научно-исследовательских учреждений;
– секретарей районных, краевых, областных комитетов ВКП(б), ЦК нацкомпартий по принадлежности в отношении членов и кандидатов ВКП(б);
– председателя Комиссии партийного контроля в отношении коммунистов, занимавших руководящие должности в наркоматах Союза и приравненных к ним центральных учреждениях.
– Наркома обороны в отношении военнослужащих высшего и среднего комсостава РККА.
Конституция СССР 1936 г.[29] и Конституция РСФСР 1937 г.[30] придали конституционный статус прокуратуре и закрепили за ней высший надзор за точным исполнением законов всеми народными комиссариатами и подведомственными им учреждениями, отдельными должностными лицами и гражданами. Таким образом, высший надзор за точным исполнением законов на территории РСФСР осуществлялся как Прокурором СССР непосредственно, так и через Прокурора РСФСР. Устанавливалось, что органы прокуратуры осуществляли свои функции, независимо от каких бы то ни было местных органов, подчиняясь только Прокурору СССР.
Конституционными нормами закреплялась неприкосновенность личности гражданам страны, а также закреплялось, что никто не может быть подвергнут аресту иначе, как по постановлению суда или с санкции прокурора.
Однако именно после принятия Конституций массовые политические репрессии набрали доселе невиданные масштабы.
В секретной шифрограмме Прокурора СССР от 7 августа 1937 г. № 973/ш/19723, адресованной прокурорам республик, краев, областей, военных и железных дорог, по поводу начатой органами НКВД (по приказу от 30 июля 1937 г. № 00447) операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов[31], указывалось: «обязываю прокуроров присутствовать на заседаниях Троек, где прокуроров [в] составе Троек нет. Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются. Решения троек окончательны, об исключительных обстоятельствах, связанных [с] рассмотрением дел, меня информируйте… Требую активного содействия успешному проведению операции… Возлагаю лично на Вас сохранение секретности в аппарате прокуратуры о проводимой операции. [О] ходе операции сообщайте лично мне шифром каждую пятидневку».
При этом не соблюдались требования не только уголовно-процессуального законодательства, но и ведомственных актов.
Даже во внутренних приказах НКВД самокритично указывалось о допускаемых нарушениях, за что некоторые (но, конечно, далеко не все виновные) оперативные сотрудники и их руководители были сняты с работы, арестованы и осуждены.
Так, совершенно секретным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 «О следственном производстве»[32] перечислены характерные при расследовании дел нарушения, которые предлагалось в кратчайший срок изжить.
При производстве обыска не составлялись описи отобранных документов, которые к тому же передавались в оперативные отделы, где велось следствие, с большим опозданием, иногда даже после его окончания, причем в неопечатанном виде. Постановление о приобщении к делу необходимых следствию документов не составлялось.
Зачастую лица после ареста не допрашивались в течение месяца и более. Сплошь и рядом арестованного допрашивали, помимо ведущего дело следователя, много других работников, в том числе, без ведома этого следователя. При допросах протокол велся не всегда. Нередки были случаи, когда показания арестованного фиксировались в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и более) составлялся общий протокол без выполнения требований Уголовно-процессуального кодекса о дословной, по возможности, фиксации показаний. Протокол допроса мог вовсе не составляться до тех пор, пока арестованный не признавался в совершенных преступлениях.
После указания в протоколе допроса фамилий лиц, названных арестованным, не предпринимались меры к установлению о них более подробных данных. В результате, как указывалось в приведенном приказе НКВД, лица, прямо изобличенные в контрреволюционных преступлениях, оставались на свободе.
Следственные дела оформлялись неряшливо, в них помещались черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, а также неподписанные допрошенным и следователем протоколы, неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения. Иногда протоколы с ценными показаниями, неизвестно по каким соображениям, в дело не вкладывались и находились на руках у отдельных работников.
Установленные сроки ведения следствия не соблюдались, ходатайства о продлении данных сроков возбуждались с большим опозданием.
Указанным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 устанавливался новый порядок продления сроков следствия. Теперь ходатайства о продлении срока следствия на один месяц разрешались на местах под ответственность наркома внутренних дел республики (начальника УНКВД края, области). Вторичное ходатайство возбуждалось мотивированным постановлением перед НКВД СССР.
В секретном Постановлении СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[33] отмечалось, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры. При этом обращалось внимание на те же нарушения, что и в упомянутом нами приказе НКВД СССР № 00701.
