После проверки, в том числе в политическом отношении, по предыдущим местам работы 2 ноября 1934 г. ее приняли машинисткой прокуратуры Горьковского края, где она показала свои высокие профессиональные навыки. Работала, несмотря на постоянную боль в глазах из-за недомогания.

Являясь свободномыслящей, не считала зазорным принимать участие в обсуждениях различных вопросов и не стеснялась в выражениях. Как следствие, вступила в конфликт с сослуживицей, назвав ее ханжой.

Вероятно, это и стало причиной донесения в управление государственной безопасности (УГБ) Управления НКВД по Горьковскому краю о враждебности Карнаковой к советской власти. После небольшого разбирательства она была уволена.

Согласно показаниям двух из допрошенных машинисток, Нина Ивановна высказывала мнение о возможности убийства Кирова на личной, а не политической почве. Ссылаясь на слова знакомого, освободившегося из мест лишения свободы, о примененных к нему пытках, говорила, что обвиненного в убийстве Николаева, возможно, также пытали для получения признательных показаний.

Те же свидетельницы припомнили все колкие слова, оброненные ей за короткий период работы: для народа смерть Куйбышева являлась небольшой потерей; невелика честь быть избранным в члены райсовета; введение карточной системы приведет к подорожанию хлеба; при царизме жилось лучше и интереснее; раньше приятно было смотреть на выправку и форму офицеров.

Обе также заявили, что в настроениях Карнаковой было что-то несоветское, чувствовалось ее формальное, бюрократическое отношение, поскольку она выполняла лишь свою работу и не интересовалась общими результатами машинописного бюро, отказываясь заниматься по окончании рабочего времени.

В ходе первоначального допроса 3 марта Нина Ивановна отрицала, что высказывала мысль о личном мотиве убийства Кирова, хотя, как и другие машинистки, предполагала, что к Николаеву могли применяться пытки. Показания бывших коллег по машинописному бюро по другим вопросам категорически опровергала, заявляя об искажении ее выражений.

Тогда с 14 по 17 марта ее продержали в застенках краевого управления НКВД, но иных показаний от нее добиться не удалось. О факте задержания свидетельствует лишь сохранившаяся в уголовном деле справка, других документов нет.

Позднее, 9 мая, помощником уполномоченного третьего отделения секретно-политического отдела (СПО) УГБ с согласия и утверждения руководства краевого управления НКВД вынесено постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения. В постановлении указывалось, что Карнакова достаточно изобличалась в том, что, будучи враждебно настроенной к советской власти, систематически занималась антисоветской агитацией, в частности, по вопросам убийства Кирова и смерти Куйбышева. Деяния квалифицированы по статье 58.10 УК РСФСР, а мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрано содержание под стражей. Арест санкционировал заместитель прокурора края.

На следующий день на основании ордера начальника УНКВД по месту ее жительства проведен обыск, в ходе которого изъят личный паспорт, и Нину Ивановну арестовали. Еще через сутки была составлена анкета арестованного, и Карнаковой дали возможность ознакомиться с постановлением о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения.

На новом допросе она признала себя виновной лишь в том, что в машинописном бюро говорила о применении органами НКВД пыток к таким злостным преступникам, как Николаев, о чем ранее ей рассказывал недавно умерший знакомый.

Об окончании следствия объявлено 5 июня. Тогда же она ознакомилась с материалами дела и вновь заявила о ложности показаний свидетелей.

Через два дня временно исполнявшим обязанности оперативного уполномоченного первого отделения СПО составлено обвинительное заключение, согласованное с заместителем начальника отдела и утвержденное заместителем начальника краевого УНКВД, а 15 июня оно утверждено заместителем прокурора Горьковского края.

В соответствии с данным документом Нина Ивановна обвинялась в том, что, работая в крайпрокуратуре, среди сотрудников вела антисоветскую агитацию, клеветала на органы НКВД и высказывала контрреволюционные настроения.

На подготовительном заседании Спецколлегии Горьковского краевого суда 26 июня с участием заместителя прокурора края постановлено принять дело к производству, а также утвердить обвинительное заключение, квалификацию и список свидетелей. Мера пресечения оставлена без изменения.

В ходе закрытого судебного заседания с участием защитника 2 июля подсудимая и свидетели остались на своих прежних показаниях. В тот же день Карнакова осуждена к одному году шести месяцам лишения свободы. Обжаловать приговор не стала.

В 1992 г. по заключению прокуратуры Нижегородской области Нина Ивановна Карнакова полностью реабилитирована.

После убийства С. М. Кирова наряду с судебными процессами по делам «Ленинградского» и «Московского» центров в стране развернулись репрессии против бывших зиновьевцев. Последние по обвинению в принадлежности к данным центрам приговаривались к разным срокам лишения свободы или направлялись в ссылку. Арестам подвергались не только оппозиционно настроенные граждане, их родственники и знакомые, но и лица, не имевшие с ними никакой связи.

Более того, в 1936 г. отбывавших лишения свободы Г. Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева вернули из лагерей и устроили показательный суд, получивший название процесса «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Их вместе с еще девятью лицами (всего по делу было 16 подсудимых) обвинили в том, что они в соответствии с директивой Л. Д. Троцкого (проживавшего в то время за границей) организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и советского правительства, а также подготовили и осуществили через ленинградскую подпольную террористическую группу убийство Кирова.

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 24 августа 1936 г. все подсудимые признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. На следующий день приговор приведен в исполнение.

На дальнейших политических процессах «выяснилось», что в убийстве Кирова также участвовали многие другие лица, занимавшие высокие государственные должности.

Образ павшего в борьбе за большевистские идеалы Кирова еще долго использовался в пропагандистских целях.

Государственная машина яростно защищала придуманную официальную версию его политического убийства, поэтому карала всех, кто осмеливался даже предположить, что преступление могло быть совершено по иным мотивам.

Под такие жернова попала секретарь транспортной прокуратуры по Уральскому участку Мария Яковлевна Никитина, родившаяся 8 августа 1904 г. в с. Большие Озерки Вольского уезда Саратовской губернии в крестьянской семье.

М. А. Гордон «Киров с нами!» 1944

У нее было двое братьев и две сестры. Она закончила двухклассное министерское училище, в 20 лет вступила в комсомол, а в 1931 г. стала кандидатом в члены ВКП(б). Вплоть до середины 1930-х годов проживала в г. Энгельсе вместе с матерью и малолетним братом.

В ходе обсуждения в домашней обстановке убийства Кирова остановившийся у нее в квартире проездом знакомый Э. В. Берлис поведал слухи, что преступление совершено Николаевым из-за ревности к своей жене, с которой Киров сожительствовал.

Услышав такую новость от своего старшего товарища, также являвшегося кандидатом в члены ВКП(б) и работавшего машинистом астраханского депо, Мария Яковлевна через пару дней поделилась ей при случайном разговоре с зав. делопроизводством в помещении секретно-шифровального отдела. Тот многозначительно ответил: «Мало ли что теперь не наговорят». Кроме того, она не постеснялась сообщить о ревности Николаева и члену местного парткома ВКП(б).