Хозяйство Старшининова якобы «в связи с выявлением укрытых доходов» обложено дополнительным налогом в размере неподъемных 1 142 рублей. Из-за неоплаты отобраны деревянный дом, хозяйственная постройка, лошадь, корова, овцы, пятьдесят пудов картофеля, а также по три пуда гречихи и пшена.

Аналогичным образом поступили с имуществом остальных арестованных.

К материалам уголовного дела приобщены протоколы общих собраний и постановлений пленума сельсовета за три года, после чего оформлены протоколы допросов нескольких свидетелей из числа жителей Желватовки в том числе земельного уполномоченного и председателя революционной комиссии сельсовета.

Все они показали, что, как и большинство местных жителей, являлись малограмотными, темными, неразвитыми людьми, поэтому шли на поводу у тех, кто был умнее и активнее – председателя сельсовета и сельского прокурора. Последние и еще трое зажиточных граждан в деревне пользовались доверием и почитались, поэтому инициированные ими предложения на общих собраниях и заседаниях пленума сельсовета поддерживались. На протяжении долгого времени ничего худого в этом никто не замечал, хотя председатель сельсовета совместно с сельским прокурором подчинили работу сельсовета кулацким интересам и продвигали принятие решений, саботировавших мероприятия советской власти. К тому же благодаря им классового расслоения в деревне не проводилось.

Свидетельские показания изобиловали точными датами проведения общих собраний и заседаний пленума, а также конкретными формулировками принятых на них за последние годы решений. Протоколы допрошенные лица не читали, они были оглашены им уполномоченным отделения ПП ОГПУ. С учетом данных обстоятельств представляется, что, если не весь, то, по крайней мере, основной текст составлялся им не со слов свидетелей, а путем своей интерпретации текстов протоколов общих собраний и постановлений пленума сельсовета.

Такая же вольность применена уполномоченным ПП ОГПУ при составлении протоколов допросов обвиняемых, которые не отрицали проведенные собрания и заседания пленума, но полагали правильными принятые на них решения. По убеждениям арестованных, если бы бедняки не ленились и не пьянствовали, а работали, то жили бы в достатке.

Первый из допрошенных обвиняемых бывший председатель сельсовета 19 мая 1933 г. подтвердил наличие в деревне кулацких хозяйств и указал, что ставил на общих собраниях и заседаниях пленумах сельсовета вопросы создания колхоза и проведения иных хозяйственно-политических мероприятий, но присутствовавшие во многом не соглашались с мнением райисполкома. Инициатива принятия подобных решений в большинстве случаев исходила от Ивана Дмитриевича.

После этого мера пресечения председателю сельсовета заменена на подписку о невыезде.

Другим арестованным такую милость не пожаловали, хотя все они подписали протоколы с показаниями о лучшей жизни до революции и обидах на советскую власть, которая лишила возможности арендовать землю, иметь сельскохозяйственные машины, в придачу обложила непосильным налогом, изъяла имущество и арестовала их.

В протоколе допроса Старшининова оказалось записанным, что на общих собраниях и заседаниях пленума он действительно вносил различные предложения, отличавшиеся от установок райисполкома, хотя, как сельский прокурор, не должен был этого делать и вообще иметь такие взгляды.

Без ознакомления обвиняемых с материалами дела все тот же уполномоченный ПП ОГПУ 30 мая подготовил обвинительное заключение, утвержденное непосредственным начальником, что в Желватовке, где располагалось 74 хозяйства, существовала кулацкая антисоветская группировка, возглавляемая председателем сельсовета и его близким знакомым сельским прокурором. Входившие в данную группировку обвиняемые систематически проводили агитацию против создания колхоза, осуществления всяких заготовок и платежей. Поэтому на протяжении 1930–1933 гг. почти все хозяйственно-политические кампании срывались, а если часть мероприятий и проводилась, то только в результате упорной работы уполномоченных райисполкома.

Уголовное дело было направлено прокурору Михайловского района «для привлечения виновных к ответственности через нарсуд 158 участка».

В свою очередь, районный прокурор 15 июня 1933 г. составил и подписал новое обвинительное заключение, схожее с предыдущим по сути, но отличавшееся иным повествованием и квалификацией действий обвиняемых.

По мнению прокурора, все пятеро являлись представителями кулачества и в 1931 г. сорганизовались в группу, подчинившую своему влиянию сельский совет. Укрывшись как кулаки от индивидуального обложения по сельскохозяйственному налогу и от твердых заданий по государственным заготовкам, они из года в год проводили контрреволюционный саботаж при проведении коллективизации и иных хозяйственно-политических кампаний.

Таким образом, содеянное прокурор расценил как совершение преступления, предусмотренного статьей 58.14 УК РСФСР, а именно контрреволюционный саботаж, т. е. сознательное неисполнение определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата.

Дело направлено прокурору Московской области для передачи в областной суд. Однако от прокурора Михайловского района было потребовано провести дополнительные допросы обвиняемых, что было сделано им и следователем районной прокуратуры в период с 7 по 10 июля 1933 г.

Арестованные, которым оглашены ранее подписанные ими показания, разумеется, внесли в них некоторые коррективы. В частности, Иван Дмитриевич заявил, что не говорил о худшей жизни при советской власти по сравнению с царским периодом. Все они подтвердили выступления на общих собраниях и пленумах сельсовета, но аргументировано объяснили свою позицию по каждому вопросу.

Вместе с тем любые объяснения действий, шедших вразрез политики партии и установкам исполнительных комитетов, не имели значения для государственных органов. Априори, такие лица рассматривались как враждебные советской власти элементы.

В связи с этим 14 июля прокурор Московской области направил дело в ПП ОГПУ по Московской области для рассмотрения во внесудебном порядке.

На заседании тройки при ПП ОГПУ по Московской области 26 июля 1933 г. постановлено бывшего председателя Желватовского сельсовета заключить в исправительно-трудовой лагерь на три года, а Старшининова и остальных арестованных выслать этапом в Северный край на такой же срок.

В 1989 г. по заключениям прокуратуры Рязанской области Иван Дмитриевич Старшининов и другие осужденные по данному делу полностью реабилитированы.

Событие, произошедшее первым декабрьским днем 1934 г. в Ленинграде, потрясло всю страну. В 16 часов 30 минут на третьем этаже Смольного выстрелом в затылок убит член Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ЦИК СССР, секретарь Ленинградского обкома и горкома партии С. М. Киров, являвшийся соратником И. В. Сталина и одним из известнейших государственных деятелей.

Убийцей оказался безработный член партии Л. В. Николаев, которого задержали непосредственно на месте преступления.

Это послужило поводом к принятию в тот же день Президиумом ЦИК СССР постановления «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов»[73], которым предписывалось:

– следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком;

– судебным органам не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению;

– органам НКВД СССР приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных категорий немедленно по вынесению судебных приговоров.

Кроме того, ЦИК СССР принято постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»[74] со следующими требованиями: следствие по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти заканчивать в срок не более десяти дней; обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде; дела слушать без участия сторон; кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать, а приговоры к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесению приговора.