Его слова, возможно, испугали бы меня, если бы я узнал об этом до того, как услышал о стольких смертях. Сейчас мне было все равно. У меня целы руки и ноги, я не повредился рассудком, не попал под влияние заразы, меня никто не сжег… я счастливчик. Я выжил.

Высосав через соломинку, – мы взяли ее из лаборатории Райнара, – холодную манную кашу, которую приготовил мне Люциус, я пошел в свою комнату, спать.

Когда я проснулся снова, мне захотелось вымыться. Арланд не разрешил мне снимать бинты, но позволил вымыть волосы и ту часть лица, которая не пострадала от огня.

В месте, которое было обустроено под баню, я впервые за все время под землей увидел себя в зеркале.

Что я увидел в зеркале… мои волосы не стали светлее: седеть им было некуда после встречи с хранителем и глубинным демоном. Серые ресницы были все такие же длинные, глаза все такие же красивые, только очень красные и сильно слезящиеся. Но щеки, половина носа, губы и подбородок были забинтованы. Там все было в ожогах.

Я подумал о том, что, наверное, тяжело будет расстаться с красивым лицом и привычкой смотреться в зеркала. А, может, не так уж и тяжело, как Адольфу было расставаться с жизнью…

Время потекло незаметно. Все ложились спать, когда чувствовали усталость, ели, когда хотели, и постоянно что-то делали.

Эмбера я не видел: он не отходил от постели Исавеллы, там ел, там спал, только мыться уходил в баню. Меня не пускали в комнату, где он сидел, потому что я мог заразиться от Иссы.

Арланд и Бэйр большую часть времени проводили там же, у постели больной драконицы. Они поочередно сменяли друг друга, чтобы кто-то мог спать, а кто-то – смотреть за ней.

Это продолжалось долго, я потерял счет пробуждениям.

Постепенно с нас начали снимать бинты. У Дейкстера появился внушительный шрам, рассекающий бровь и скулу, но рыцарь только обрадовался: он шутил, что так будет нравится женщинам еще больше. Кудеяр остался с немного порванным ухом, но не слишком расстроился из-за этого. У меня раны от укусов на теле заживали очень хорошо, не осталось никаких следов. Повязку с шеи и лица сняли последней.

Когда Арланд разрезал бинты, Дейкстр, стоявший рядом, выругался и отвернулся. Люциус молча пялился на меня, открыв рот.

– …Хочешь посмотреть на себя? – спросил Арланд, который, в отличие от других, гораздо лучше владел собой.

– А это нужно? – удивился я. – Вряд ли что-то изменится, если я увижу.

С собой в подземелья я взял всю свою городскую одежду, так как мне было негде ее оставить, а в бесконечной сумке от нее не стало бы теснее. Там был один шарф, который я решил носить после того, как откроют мое лицо. Судя по рассказам Арланда, там все должно было быть очень плохо. Так и зачем мне было смущать других уродством?

Достав этот шарф, я стал обматывать его вокруг лица, но Люциус меня остановил и, отобрав полосу ткани, толкнул к зеркалу.

– Эй! – возмущенно крикнув чародею, я все же посмотрелся в серебряное стекло.

Мое лицо вытянулось, как у Люциуса, и мне захотелось выругаться, как Дейкстер.

Ничего не изменилось. Идеальная белая кожа, красивые тонкие губы, правильный острый подбородок. Я был прежним.

– Как же это?… Вы же говорили, что у меня половина лица сгорела из-за огня!

– Если бы я знал, как… – Арланд задумался. – Но я не знаю.

Мне на ум вдруг пришла мысль, которая все объясняла. Кажется, это и был поцелуй богини, – нечаянный дар Рафнейрис.

Улыбнувшись, я пошел обрадовать Бэйр, которая переживала из-за моей внешности даже больше, чем я сам.

Ведьма попалась мне, бегущей вверх по лестнице. Увидев меня, она даже не поняла, что не так. Она схватила меня за руку и крикнула:

– Чудо все-таки случилось! Она начала говорить, она понимает, кто она!

Выпалив это, она побежала к остальным.

Догадавшись, что речь идет об Исавелле, я решил спустится вниз и зайти все же в ту комнату, где ее держали.

Когда я постучал, мне никто не ответил, но никто и не крикнул, когда я открыл дверь и вошел сам.

Эмбер сидел на железной кровати и держал в руках крошечную по сравнению с ним девушку, почти девочку. На вид ей было не больше семнадцати.

Ее голову увенчивала корона белых рогов, белый гибкий хвост с мягкой кисточкой на конце обвивал ногу Эмбера. Она крепко держалась за шею дракона и не отнимала лица от его груди.

– Как она?… – тихо спросил я у дракона.

Он, не отрываясь от Исавеллы, поднял на меня глаза, и в них я прочел весь ответ: «Теперь все хорошо».

Через некоторое время Исавелла впервые вышла, чтобы поесть вместе с нами. Она была очень красива, особенно у нее были красивы глаза – совсем бирюзовые. В сочетании с белой кожей и снежными волосами они выглядели, как морская вода с пеной.

Когда я впервые увидел лицо Исавеллы, мне почудилось, что в ее бирюзовых глазах отражается выражение Адольфа, кровь которого позволила выжить девушке.

Наверное, эта мысль была пределом всех моих нервов. Именно тогда у меня прошел шок, отошла какая-то пелена, закрывающая реальность и я, не помня себя от горя, разрыдался, запершись в своей комнате.

Адольф не был моим приятелем, но я знал, что он не заслуживал такой смерти. Он был убийцей, и должен был погибнуть, как убийца гильдии, а не как бессильная дичь.

Пробыв в подземном жилище Райнара еще немного, мы отправились в обратный путь. Люциус без труда пробил преграду из камня, которой Маргул загородила вход в огромную пещеру, и лабиринты снова раскрыли перед нами свои холодные объятия.

Теперь ящеров никто не сдерживал, и они нападали на нас постоянно, но не стаями, а по одному или по два. Мы без труда отгоняли или убивали их.

Четвертый ярус мы завалили взрывом, но некоторые ящерицы успели пробраться на остальные ярусы и охотились на нас вплоть до первого яруса. Дальше, к счастью, они идти за нами не решились.

Возвращаться через города слевитов нам было нельзя: никто бы нас туда не пустил.

Я достаточно долго искал ходы, которыми пользовалась Маргул, но в итоге все же нашел их. Не прошло и недели, как мы оказались на дороге, ведущей на Черный рынок.

– Доброе утро, Лео! Ты готов увидеть солнце!? – Кудеяр растормошил меня с утра пораньше, забравшись в мою палатку. – Сегодня мы выйдем отсюда!

– Да?… С трудом верится, – потянулся я. Клыкастая улыбка царевича от уха до уха и блестящие голодным восторгом глаза – очень бодрящее сочетание. – Люциус уже все приготовил! Сегодня каша с сушеными ягодами в честь праздника!

Одевшись понаряднее и красиво заплетя волосы, я выбрался из палатки. В нос мне тут же бросился запах ягод и каши с сахаром… нечто совершенно волшебное.

– Попробуй! Спорим, я приготовил вкуснее, чем ты? – Люциус подбежал ко мне с миской, не успел я закончить умываться.

Попробовав его стряпню, я разыграл натянутую улыбку.

– Еще бы немного и… – пробормотал я, и глаза чародея заблестели детским восторгом.

– Ха-ха! Сделал все-таки! Арланд и Бэйр тоже сказали, что лучше! – расхохотался Люциус, унося миску к костру, возле которого все мы сидели в последний раз – наша миссия заканчивалась сегодня.

– Как только вберемся наружу, я улягусь под солнце и буду греться, пока не стемнеет, – воодушевленно говорил Кудеяр. – Хотел бы я сразу оказаться дома, на Охмараге… здешнее солнце совсем не такое горячие, как там!

– Смотри, не нахватай ожогов с таким энтузиазмом, – посоветовал Люциус, махнув в сторону царевича ложкой. – Лично я, как выберусь, пойду найду чего-нибудь эдакого… свежего яблока, например! Целую корзину яблок! Вспомню лошадиные радости!

– А я напеку пирожных, достану краски, запрусь и буду рисовать… и буду брать самые безумные, самые яркие цвета! Буду просто брызгать красками на холст, чтобы глаза вспомнили, чем зеленый отличается от желтого! – я подключился к всеобщим мечтаниям.

– А я… – Дейкстр с воодушевлением потер ладони, парадируя Люциуса. Однако то, что он говорил, заставляло его чуть ли не плакать. – Я как вернусь к Рэмолу, как отхвачу от Юкки за смерть Адольфа, и так сразу побегу на новое задание серафима!… Но сначала заглянул к мадам Суадафе и ее девочкам, конечно.