– Ты даже не пробовала! – возмутился Лео, заметив мою реакцию. – Это очень вкусно!
Взяв себя в руки, я отломила себе кусок от рыбы с кожей из странных водорослевых наростов и запихнула его в рот.
– Кисловато-горький вкус. Ммм… Съедобно. Послевкусие… потрясающее!
Выяснив, что гадость на вид, на вкус эта рыбка, как и все, что готовит Лео, восхитительна, я принялась за еду.
Благодаря Адольфу и Лео я смогла отвлечься от Эмбера, но вскоре снова принялась наблюдать, только на этот раз за всеми.
Эмбер достал какую-то книжку из-под мантии и читал украдкой, пока Юкка с молчаливым укором не убрала книгу обратно за подкладку его мантии. Тогда Эмбер стал тихо расспрашивать у Леопольда, как он приготовил эту рыбу.
Рэмол негромко разговаривал с сидящим рядом Дейкстером. Я не могла слышать, о чем они говорили, но время от времени были слышны сдавленные смешки, позже я заметила, что эти двое бросают веселые взгляды на Юкку, которая делала вид, что ничего не замечает.
Адольф непринужденно болтал с Юккой и Арландом. У них завязался разговор о ядах, которые можно было бы получить из приготовленной Леопольдом рыбы, если использовать ее иначе. Арланд назвал больше всех ядов, что меня не на шутку напугало.
– Откуда такие познания? – спросила я, когда он закончил говорить.
– Откуда!? – Адольф рассмеялся. – Нежели ты не знала, что твой муж гениальный алхимик?
– Я знала, что Арланд хорошо разбирается в веществах и изобрел несколько сильных смесей, но я не знала, что он так осведомлен о ядах! – я возмущенно посмотрела на инквизитора. – Этому в ордене ведь не учат!
– А почему ему нельзя знать о ядах? – удивилась Юкка. Это меня удивило, но позже я поняла, что яды для ланков – это как иконы для священников. Змеи могут говорить о них вечно и боготворят все, что с ними связано. – Ты сама тратишь свой талант отнюдь не на помощь ближним.
– Бэйр, я провел восемь лет в библиотеке моего рода, Леопольд может подтвердить, что там есть такие книги, которые есть не у каждого тайного общества, – усмехнулся Арланд, пытаясь оправдаться. – Яды – самое безобидное, что там можно было найти на самый высоких полках.
– Самое безобидное, это приготовление блюд из ядовитых рыб, змей и лягушек, – между делом вставил Леопольд, а потом снова вернулся к болтовне с Эмбером.
– Хммм… запретные рецепты – очень интересная тема, – заметил Адольф, довольно улыбнувшись. – Может, поделимся? Я знаю пару рецептов, которые могут тебя заинтересовать, – он посмотрел на меня.
– Зато я не знаю ничего такого, что могло бы заинтересовать тебя, – ответила я змею. – Разве что несколько основ для макияжа… – я отвернулась к Арланду, чтобы никто не заметил моей ехидной улыбки.
– Макияжа? Что это такое? – воодушевился Адольф.
Арланд, узнавший от меня значение словечка раньше, кинул на меня предостерегающий взгляд.
– Бэйр шутит, – объяснил он двуликому змею. – Она обожает кидаться незнакомыми словами из своего мира.
– А ты ведь знаешь его значение, – усмехнулся ланк. – Она тебе что, словарик дала?
– Ни для кого не секрет, что мы собираемся покинуть этот мир. Если это в самом деле произойдет, я должен быть готов к переменам, хотя бы примерно представлять себе культуру и нравы места, куда попаду.
– Оу! – Юкка улыбнулась. – Так Бэйр рассказывает тебе про обычаи своего мира? Как интересно! Я думала, ты уже все забыла, – она посмотрела на меня.
– Нет, я забыла, кем была, а все остальное я отлично помню. Я даже помню, какой последний фильм смотрела в кинотеатре и кто был президентом, когда меня выкинуло сюда.
Никто, конечно же, не понял, что я сказала.
– У нас много машин… очень много машин! – начала я, почуяв, что могу стать звездой вечера. Я буду говорить, а меня все будут слушать – как же соскучилась по этому чувству с этими копытными! – Весь мир держится на машинах. Они делают все, что у вас делает магия, и даже больше. От военной промышленности до кухонной утвари: они везде. А кинотеатр, это здание, где стоит машина, показывающая фильмы. Фильмы, это как театр, только актерам нужно сыграть всего один раз, чтобы их действия запечатлились на специальную пленку. Потом пленку копируют и привозят в разные кинотеатры, где прокручивают, чтобы любой желающий мог посмотреть выступление актеров хоть тысячу раз.
– Кажется, я понял… – задумчиво произнес Адольф.
– Бэйр может устроить это, – заметил Арланд. – Она собрала в нашем подвале проектор и показывала нам на стене двигающиеся изображения, которые Леопольд нарисовал на прозрачных пластинках. У нас на стене скакал Черт, и это без всякой магии!
– Без магии? – удивилась Юкка. – Совсем без магии?
– Совсем, – я кивнула. – В нашем мире нет магии, но зато у нас есть люди, которые будут посильнее ваших магов. У вас это называется пси-магией, кажется. У нас же они называют себя экстрасенсами. Они могут предсказывать будущее, узнавать прошлое, например, подержав в руках кусочек сахара, который до этого держал человек. Они могут гадать на картах – но это и здесь делают, могут проклинать и благословлять. У нас даже нет таких сильных богов, точнее, никто не знает, есть ли они на самом деле. Люди черпают энергию из своей собственной ауры, при чем у них нет лишнего запаса сил, как у магов. В вашем мире я таких не встречала, но, если бы ваши маги могли такое… страшно представить, что бы было! Ведьмы с Равнин, кажется, могут делать подобное и договариваться с гобеленом пространства, – с судьбой, – но нас немного, и слава Богам.
– Хочешь сказать, ты можешь видеть будущее? – воодушевился Адольф. – Нагадай-ка мне, вырастет ли у меня нормальная чешуя на лице после линьки!
– Не думаю, что это хорошая идея, – заметила я, неловко разглядывая змея.
– Все же я настаиваю! Я никогда не бывал на приемах у гадалок, а теперь ты меня заинтриговала! – Адольф продолжил упрашивать.
В итоге он меня уговорил, и я согласилась попробовать посмотреть, что будет с его лицом. Для этого мы ушли от всех в его комнату.
Адольф жил в маленькой комнатушке с большим окно. Главным достоинством комнаты был широкий подоконник с подушками, на котором можно было сидеть и читать вечерами – если у Адольфа было на это время, конечно. В комнате кроме узкой одноместно кровати стоял еще большой комод, занимающий всю стену напротив. Ничего лишнего.
– Где мне лучше сесть? Или встать? Что нужно делать? – спросил змей.
– Ну… сядь на подоконнике, сюда, – я указала на место возле себя.
Адольф сел и, выпрямившись, зажмурился.
– Расслабься, – велела я ему.
– Конечно…
Проведя некоторые махинации со своим сознанием, я смогла перебросить восприятие на уровень материи бытия и времени. Сложно описать, что чувствуешь, когда начинаешь ощущать прошлое, будущее и настоящее. Это как множество ручейков, стекающихся в одно русло, которое тоже потом распадается на несколько. Какие-то ручейки пресекаются, какие-то бесконечны, какие-то русла полноводные, какие-то уже или пока пусты. Это как кидать кубики в теории вероятности. Ты знаешь, каковы шансы выкинуть четыре очка, например, но интуиция дает тебе конкретный ответ – да или нет, выпадет или не выпадет. Ты чувствуешь плотность будущего события, оно или обрастает реальностью, или остается призраком несбывшегося.
Я «кинула кубики», удерживая на крючке сознания образ лица Адольфа. Перед глазами потек ручеек прошлого, раздвоился, потом направился в будущее, где распался на два, потом на три, затем два русла опустили и все оборвалось. Я пыталась все вернуть, заставить ручейки снова течь перед глазами, чтобы лучше разглядеть, но в итоге все русла перемешались и оборвались и… я отпрянула от видения, чтобы еще чего не натворить.
– Это… – я попыталась расшифровать странное ведение, стараясь не смотреть на Адольфа, с будущим которого, кажется, что-то сделала. – Непонятно… не будет, как прежде, но и как сейчас не будет. Все изменится.
– То есть? Я не буду больше беловолосым?