Бэйр тяжело вздохнула и не стала продолжать разговор. Она полностью увлеклась своим занятием, втирала мазь в раны так, чтобы она была и под кожей, и на ране, но старалась при этом причинять как можно меньше боли. Потом Бэйр стала накладывать повязку. Арланд терпеливо ждал, время от времени наигранно морщась: ему нравилось, когда ведьма вздрагивала вместе с ним и мягко гладила его по плечу в знак извинения.
— Знаешь… — начала она, когда работа была почти закончена, но рука Арланда все еще была во власти ее заботливых пальцев. — Твои татуировки… ты ведь тогда запретил мне смотреть на тебя, потому что стеснялся их. На самом деле они совсем не такие страшные. Странные, но они идут тебе, не смотря на то, что так меняют очертания тела.
— Это что, был комплимент? — с приятным удивлением усмехнулся инквизитор, осматривая свою исполосованную грудь. — Неужели тебя правда это не смущает?
— Хах! А что тут может смущать? Там, откуда я родом, татуировки часто считаются знаком сексуальности… Да и вряд ли в этом мире есть хоть что-то, что еще может меня по-настоящему смутить… А тебя не смущает то, что у меня в руке рог единорога и с каждым днем меня оплетают какие-то непонятные полосы?
— В тебе меня смущает только твоя странная прихоть заставлять меня делать глупости, — серьезно сказал Арланд, коснувшись пальцами уже забинтованной руки щеки ведьмы.
— А если я перестану, то что тогда будет? — спросила Бэйр, хитро улыбнувшись.
— Ты не перестанешь, — тяжело вздохнул он, растрепав ведьме немного подсохшие волосы. — Ты вся сама в этом…
— Ладно, герой-любовник, завтра нам еще ехать, — сказала она, встав с места, где сидела.
— Ты спать? — спросил Арланд не без удивления.
— Да. Вымоталась за сегодня… не так, как вчера, но все же норма усталости достигнута.
— Тогда спокойной ночи.
— И тебе спокойной… если рана заболит, разбудишь меня: я не уверена, что все сделала правильно, но ошибки смогу выявить только когда что-то вспухнет или загноиться!
Они оба очень быстро и крепко уснули, я же свернул свой плащ крохотным гнездом и превратился в птицу. Мне надо будет кое-что сделать, пока никто не видит, и лучшее для этого время будет как раз перед рассветом, когда все птицы инстинктивно просыпаются.
* * *
Я проснулся быстро и легко, как всегда просыпаются животные. Рассвет еще не наступил, и вокруг царила темень, но в облике рыси мне не трудно было различать вокруг необходимые предметы.
Я осторожно подобрался к Арланду, чтобы убедиться в том, что все идет как надо. И в самом деле: его волосы за ночь стали черными, совсем как у Бэйр, и нечистью от него разило так, как не разит от некоторых призраков.
Осмотрев и обнюхав братца, я пустился в лес, к тому дереву, на котором спрятал до поры до времени накидку. Схватив ее зубами, я отправился к месту, где скинул Арланда в воду.
С моей стороны просто глупо оставить все так, как есть. Если Арланд расскажет Бэйр, что я на него напал, да еще в свете последних событий, когда меня подозревали в убийстве, она подумает, что я опасен и начнет меня бояться. Ведь наверняка она уже начала опасаться с тех пор, как увидела меня за решеткой. Иначе почему она так охладела ко мне и так тянется к этому демону?
Впрочем, я знаю, что делать.
Кому как не мне, тихому призрака поместья Сеймуров, знать, что на самом деле твориться с головой братца… Может, он сам не знает всей правды, но в лечебницу его не без оснований упекли. На протяжении всей жизни его преследуют помимо видений и призраков сильнейшие галлюцинации, к тому же у него большие проблемы с памятью — он постоянно смешивает выдумки и реальность. Так что он так молчалив по жизни не от дурного характера, а просто потому, что зачастую не понимает, где его очередной бред, где призрак, а где настоящий живой человек, с которым можно говорить, не вызывая подозрений окружающих.
Исходя из всего этого, ясно, что мне ничего не остается, кроме как заставить Арланда считать, что к нему вернулись ужасные проблемы с памятью и то, что я ему угрожал, ему просто приснилось, только тогда он не посмеет указать на меня пальцем и обвинить. К тому же, решив, что у него вновь поехала крыша, он испугается, занервничает, начнет себя накручивать еще больше обычного и в итоге прежде, чем его схватят монахи, сам доведет себя до нервного срыва… именно так и будет, если я время от времени буду устраивать ему подобные «провалы в памяти». И самое замечательное, что на меня никто не подумает, потому что Арланд считает меня больным на голову идиотом, а Бэйр не склонна думать о ком-то плохо, тем более обо мне!
Разработав этот небольшой план, я принялся рыть берег, с которого якобы поскользнулся и упал в воду Арланд — именно это он рассказал Бэйр и именно в это он сам должен верить.
Разрыв почву, как будто действительно был небольшой обвал, я накидал туда острых камней, чтобы было ясно, откуда раны взялись. После этого я стал работать над накидкой.
Я превратился в обычного домашнего кота и с огромным удовольствием выдрал все перья, которые потом скинул в реку, затем я стал огромным псом и не только пожевал, но и изорвал накидку на части, чтобы сшить точно нельзя было… это с еще большим удовольствием.
После я связал все части, чтобы удобнее было тащить, и в облике рыси отнес накидку дальше по течению метров на двести. Там я извозил ее в иле, начинил водорослями и бросил так, как будто ее в самом деле прибило к берегу течением. Чтобы ее не унесло, я прикрепил ее к сухой траве, но так, чтобы было не видно.
Закончив с заметанием следов, я хорошенько умылся в речке, смыл всю грязь ила и отправился шарить по гнездам в поисках яиц для завтрака. Было бы здорово встретить Бэйр чем-нибудь вкусным… скажем, черничным пирогом с изюмом! В этих лесах прорва черники, как я заметил.
Первым проснулся именно инквизитор: почуял завтрак.
— Ух-ты… — зевнул он, почесываясь. — Какой запах!
— Я откопал в лесу немного ягод. Ты ведь любишь чернику, да?
— Я в самом деле люблю ее, — кивнул Арланд и подсел поближе ко мне. — Гадские насекомые… я весь искусан!
— Скоро будет готово, а ты пока иди вымойся: у тебя тина в волосах!
— Вообще, ты сам меня вчера в реку скинул, паршивец, из-за этого от меня теперь и воняет тиной!… - с укоризной глянул на меня Арланд, но потом вдруг дружески улыбнулся. — Хотя, знаешь, спасибо: если бы не ты, я натворил бы глупостей.
— Я скинул тебя в реку? — я удивленно распахнул глаза и уставился на него с изумлением.
— Вчера, когда… Ты что, правда ничего не помнишь? — инквизитор насторожился.
— Я вчера улегся спать сразу после ужина. Это ты вчера собирался идти купаться: ты еще при свете об этом говорил, я помню.
— Эм… — он недоверчиво на меня покосился. — Ладно.
Вскоре проснулась Бэйр и они вместе с Арландом отправились к реке умываться. Вернулись они примерно через полчаса, задумчивые и обеспокоенные чем-то. Видимо, нашли растрепанную накидку.
После завтрака Арланд принялся копаться в своей сумке, ища склянки с черной жидкостью: ему нужно было нанести на обратную сторону своей рясы защитные руны, которые были на утерянной накидке.
— Да куда же они делись!? — в итоге громко спросил он. — Бэйр, ты залезала в мою сумку, когда одежду стирала, ты не могла их вынуть и забыть?
— Нет, конечно, я ничего не трогала, кроме одежды, — взволнованно ответила она. — Неужели их нет?
— Как видишь, — вздохнул он, оставляя перерытую сумку. — Леопольд, ты ведь не копался в моей сумке?
— Копался ли я в твоей сумке? — переспрашиваю. — А ты в моей не копался?
— Нет, зачем мне это?
— Вот и я отвечу то же самое.
— Леопольд, ты уверен? — Арланд угрожающе на меня посмотрел.
— Нет, черт возьми, у меня проблемы с памятью: я что-то делаю, а потом тут же забываю!
— Лео, хватит хамить, — одернула меня Бэйр. — С тобой так никто не разговаривает, вот и ты будь повежливее.