— Ты что-то хотел? — Чего хочу я: забраться в тёплый салон и уехать отсюда.

— Ты разрешишь взять Каринку на Рождество? Хотел свозить её в Устюг.

— Только её? — вырывается невольно. Не время пока им знакомиться.

— Да, только её. — Марат отводит глаза, с досадой поджимает губы. — Кот… Костя слишком мал, чтобы ехать без мамы.

— Что мешает взять и маму? — интересуюсь невинно.

Он вздыхает и укоризненно смотрит на меня.

— Мы не вместе.

— Что так?

Ладно, играл в драму, когда просил не разводиться, но сейчас-то кто мешает быть с ней, раз столько лет под боком держал? Искренне не понимаю, не из ревности вопрос.

— Оказалось, что она мне не нужна, — отвечает так буднично, словно о вещи рассуждает. Даже холодом пробирает до костей, хотя может, во всём виноват ледяной ветер.

— Ты всегда был таким эгоистом, — говорю, а сама задыхаюсь. Грустно. С одной стороны, жаль, что не разглядела раньше, с другой — не считаю, что потеряла с Маратом годы. Мы были счастливы. Я делала всё, чтобы так было. Считать, что потеряла годы, значит — обесценить всё хорошее, что с нами было, включая рождение Каринки. Нет, я не жалею. Всё хорошо, что вовремя кончается.

— А ты слишком заботилась обо мне, — хмыкает он. Улыбается тепло, солнечно. — Прости, Мась, что так получилось.

Веду плечом, сбрасываю его взгляд, который до сих пор окутывает пушистой шалью. Качаю головой.:

— Если Каринка будет не против, можешь забрать. Только сперва уговори её хотя бы раз встретиться.

— Уже, — теперь он улыбается широко и счастливо. — Она сказала, что если ты не против, мы завтра пойдём погулять. Заберу после школы.

— Сразу после рейса? — хмурюсь.

— Нет. Успею заехать домой, переодеться. А что?

— Ты после ночного рейса всегда ложишься спать. Как ты себе представляешь прогулку?

— Мы пойдём в кино, и я высплюсь там. Шучу. — Марат вздыхает в ответ на моё недовольство. — Поверь, я могу потерпеть несколько часов и не вырубаться на встрече с дочкой. Так как, ты не против?

— Нет. Удачно погулять. И прости, но меня ждут.

Не дожидаясь ответа, спешу к Алексу, который так и ждёт, не обращая внимания на холод. Открывает дверь, пропускает, обходит машину.

— Замёрзла? — спрашивает первым делом. Хватает продрогшие ладони, согревает дыханием.

— Он просил разрешения завтра погулять с Каринкой. — Вижу, что изнывает от нетерпения, но первым ни за что не спросит. Уважает мои границы и желание открываться.

— Она оттаяла?

Алексу отлично известны отношения в нашей семье, я часто жалуюсь ему, получая либо молчаливую поддержку, либо утешительные объятия. Нравится и то, и то. Вообще, присматриваясь к нему, начинаю представлять, как познакомлю с дочкой. Ей точно понравится его квартира. И Граф. Да и сам Алекс вроде бы располагает, а там… кто знает. Пока это слишком смелый и поспешный шаг. Для начала пусть восстановит отношения с папой.

— Не знаю. Завтра увидим.

Он отвозит в небольшой уютный ресторан, где давно зарезервирован столик. Пока разливают вино по бокалам, не спускает глаз, смущая откровенностью в травянистой зелени.

— За свободу, — говорит, поднимая бокал.

— За свободу, — повторяю, не пытаясь разобраться в том, что внутри. Не чувствую себя пока свободной, не так быстро. Да, Марат больше не тревожит сердце, но ведь из памяти его не убрать. Да, фотографии убраны в комод, но его присутствие всё ещё ощутимо. И да, к Алексу тянет, но не настолько, чтобы полностью расслабиться и ответить на намёки, порой слишком прямые, хоть и сдержанные.

— Можно спросить, что ты думаешь делать на Новый год?

— Не знаю, не думала пока.

До праздников чуть больше недели. Новый год — семейный, этот впервые проведу с Каринкой вдвоём. Грустно представлять, вообще этот Новый год, подозреваю, будет самым грустным. Ни родителей рядом, с которыми до сих пор не помирилась, ни мужа. Алекса звать как-то слишком…

— Может, Юльку с мужем позову. — Пожимаю плечами. — А ты?

— Не знаю. — Он смотрит в бокал, крутит в длинных пальцах тонкую ножку. — Я хотел к ним напроситься, но раз ты их зовёшь, не стану мешать.

Отчётливо представляю его перед камином с Графом. И фейерверки за окнами. От этой картины веет одиночеством.

— Приходи тоже, — решаюсь. — Только при условии, что Юлька с мужем согласятся.

Алекс так отчётливо и ярко сияет, что кажется, внутри зажглась гирлянда. Наши бокалы соприкасаются, и я наконец чувствую приближение праздника.

***

Алекс

Давно так не ждал Новый год, правда. Вроде ничего особенно не планируется и не будет, но банально волнуюсь перед встречей с дочкой Агаты. С детьми у меня обычно хорошо выходит, если недолго и без фанатизма. С ними весело, но Карине сейчас не до веселья. К тому же она может воспринять в штыки, если поймёт, что у нас с Агатой что-то намечается.

Мы сближаемся медленно, но верно. Ей сейчас не до секса, хотя не стану скрывать, что думаю об этом едва ли не каждую свободную минуту. Благо их мало в сутках, только перед сном. Не стыдно ни разу: Агата шикарная женщина, невероятно желанная. Влечение к ней дрожит в воздухе, не про тягучую страсть, а про желание быть рядом. Иногда страшно, что она исчезнет, и придётся начинать жить заново. Страшно так привязаться к человеку, которого так мало знаешь.

Иногда хочется сжать в охапку, рассказать, как много стала значить. Но я понимаю, как сильно напугаю признанием, приходится сдерживаться изо всех сил.

Что можно подарить семилетнему ребёнку на Новый год? Она ещё верит в деда Мороза, или уже нет? Надо передать подарок Агате, чтобы положила под ёлку, или подарить лично? Столько вопросов, кому их задавать? Юлька засмеёт, у Агаты напрямую спросить? Решит, что слишком заморачиваюсь. Или — придаю слишком много значения, что подозрительно. А ей что подарить? Сказать — себя?

К тридцать первому смотрю на несколько подарков, потом, скептично, на Графа. Тот меланхолично смотрит, лёжа у камина. Голова на вытянутых лапах, в глазах понимание.

— Влип, да? Сам знаю.

Тяжело вздохнув, собираю всё в большой бумажный пакет, прощаюсь с Графом до завтра. Он большой мальчик, в туалет сходит в ванной. Редко, но у нас с ним договорённость, что иногда можно и нужно. До Агаты добираюсь слишком быстро: город уже без пробок. Приходится ещё сорок минут просидеть в машине, чтобы не прийти раньше всех. Когда у подъезда появляется Юлька и её Денис, наконец выхожу.

У Агаты красиво. Уютно, хотя иначе быть не могло. Видно, что это — семейное гнёздышко, а пятна на обоях ярче, чем везде, говорят, что тут висели фотографии. Агата такая красивая… Дыхание спирает. На ней длинное платье серебряного цвета, волосы слегка завиты, а на губах самая очаровательная на свете улыбка. Зависаю ненадолго, чувствуя насмешливый Юлькин взгляд. Отмираю, замечая другой — внимательный и изучающий.

Карина очень похожа на папу. Те же белые волосы, те же ярко-голубые глаза. Вырастет настоящей грозой для мужчин. Здоровается с интересом, с улыбкой отвечает на Юлькины объятия. Вроде бы не так страшно.

Расслабиться получается не сразу, зато потом не думаю ни о чём, просто погружаюсь в тепло семейного вечера, давно забытое. Как из детства, потому что со Светой у меня такого не было. Наши праздники всегда были шумными: либо у нас с толпой малознакомых друзей, либо у них, либо в клубе. Сейчас мы сидим за красиво накрытым столом, ёлка мерцает огнями, свет гирлянды переливается на лице Агаты.

Я подарил Карине какую-то игрушку со странным названием и внешним видом. Кажется, она состоит только из рук и ног. Ей понравилось. Спасибо, Гугл. Юле и мужу билеты в семейный спа. А подарок Агате оставил на после курантов.

Они бьют как всегда торжественно, как всегда обещаю чудо. Детский щенячий восторг разрастается в груди, когда смотрю на блестящие глаза Агаты. Склоняюсь к уху и шепчу под одиннадцатый удар:

— С новым годом. Любимая.

Она вздрагивает всем телом. Смотрит недоверчиво. Пусть напугал, пусть поспешил, не могу ждать. И когда Агата несмело улыбается, вижу, как на нас смотрит Карина. Конечно, не слышала, и может думать о чём угодно, но мне хочется верить, что она одобряет. И в новом году у нас всё будет хорошо.