Праздники, проведённые с другой. Воспоминания. Общий ребёнок. Последний факт я специально сдвигала в сторону, чувствовала — окончательно добьёт. Как ему в глаза смотреть? Что дальше? Заявить, что всё известно и прогнать? Но это наша общая квартира, если уходить, то нам с Каринкой. Чтобы он привёл сюда ту, другую? Она про меня вообще знает? Может, связаться с ней, рассказать? И что? Потребовать, чтобы оставила в покое? Бред. Даже если она знает, в чём её вина? Мужчина не телок, которого на верёвочке увести можно. Сам захотел.
Сам. Захотел. Он её любит? А меня?
Всегда говорил, что да. Любит, обожает, ценит. Все слова — труха, рассыпается на глазах, стоит коснуться. Если он бросит её, я прощу. Прощу ли? И сына прощу? Восемь лет идеального брака, того, что не только в соцсетях красивый. У нас много подписчиков, сама не знаю, откуда они взялись. Просто выкладываю фотографии своей семьи, своей жизни. Совсем незнакомые люди комментируют, поначалу это было странно. Теперь привыкла. Они как моя большая семья. Что будет, когда узнают? Сколько жалости польётся? Сколько злорадства? А она, она тоже на меня подписана? Наверняка. Я бы подписалась. Я бы не стала спать с чужим мужем. Никогда.
Горло болит от спазмов, в висках пульсирует. Кое-как поднимаюсь, бросаю взгляд в зеркало. Кошмар. Макияж превратился в уродливую маску, глаза красные, нос тоже. Жалкая. Не то, что та красавица, которая сейчас спит с моим мужем. Не буду сейчас об этом думать. Иду в ванную, раздеваюсь. Какая она в постели? А я? Выходит, я никакая, раз он налево пошёл. Не давала того, то хочет? Как там Юлька говорит: плохо сосала?
К сексу у меня особое отношение. Юлька говорит: надо быть проще. Но почему я должна в подробностях обсуждать, что и как у нас с Маратом в постели? Это только муж должен знать, и точка. Всегда казалось, ему со мной хорошо. Нет, не мог он притворяться, я отлично знаю, какой он, когда на пределе. Когда двигается мощными, плавными толчками. Заботливый: кончать с ним на первый год начала, до этого не знала, что за зверь такой — вагинальный оргазм. Терпеливый: никогда не оставляет не удовлетворённой. Всегда считала, что мне повезло с мужем во всех планах. Повезло, это я оказалась бракованной.
Выхожу из душа с прежней тяжестью на сердце. Кто сказал, что вода помогает? Может, только если в ней утопиться. В нашей спальне слишком много Марата. Панно из фотографий над кроватью: мы вместе их выбирали. Его книга на тумбочке: я так часто смеюсь, что он мамонт, который не успел вымереть и поэтому до сих пор читает настоящие книги. Стакан с водой…
Ночь проходит в бреду. То проваливаюсь в сон, то выныриваю. Лихорадочные обрывки воспоминаний путаются с реальностью. Нормально засыпаю только на рассвете. Просыпаюсь развалиной. Надо ехать к маме, забирать Каринку, но банально не могу заставить себя сползти с кровати. По плану я должна была забрать дочку завтра, и этот день стирается из памяти.
Я не из тех, кто упал, встал, отряхнулся и пошёл дальше. Мне надо пережить, переварить, смириться. Смириться, что я опять не нужна. Когда Костя бросил после двух лет отношений, думала, умру. От хороших не уходят, уходят от плохих. Так мама всегда говорила. А ещё: что женщина должна ценить мужчину, что мужчина всегда прав. Наверное, поэтому и прожила с папой так долго — характер у него тяжеловат. Но именно папа тогда сказал, что Костя — мудак, который просрал своё счастье. Мама тогда только губы поджала. И я была с ней согласна: сама виновата. Тогда была, теперь тоже.
Если мы с Маратом разведёмся, кому я буду нужна? Кто захочет разведёнку с прицепом? Я останусь одна до конца жизни.
Бред. Мы не в Средние века живём! В голове звенит голос Юльки. У меня есть образование, правда, ни дня по нему не работала, надо вспомнить что к чему. Стать более независимой и самостоятельной, выйти на работу. И что? Строить карьеру и забить на семью? Сдать Каринку няне?.. Куда ни глянь, ничего хорошего.
Мама встречает целой горой жареных пирожков с мясом и картошкой. Каринка сидит за столом и уплетает уже второй.
— Ма, холестерин же, — вздыхаю.
— Иногда можно, — отмахивается она. — Ну что, как отдохнули? Марик что с тобой не приехал, я на него тоже жарила.
Меня бросило в пот. Мама — как ищейка, всегда докопается до правды, если что-то заподозрит.
— Его к руководству вызвали. Я на него возьму. — Надеюсь, улыбка вышла настоящей. Марат ещё не прилетел, его рейс — вечерний.
— Конечно, возьмёшь, я что, зря у плиты стояла? Мы с папой столько не съедим.
Обсуждаем с мамой её любимый сериал, на время отвлекаюсь. Мирно, тихо и уютно. Если сбросить сюда бомбу с изменой Марата, что случится? Смотрю на Каринку: волосы светлые, мягкие, глаза голубые, так на папу похожа… Сглатываю комок. Не хочу возвращаться, но надо.
— Может, хоть на выходные приедете? — Мама провожает в коридоре.
— Не могу, ма, мы уже с Беловыми договорились.
Точно. Боулинг. Юлька к тому времени будет знать. Будет же, да? Я же ей расскажу? Или сделаю вид, что всё в порядке?
Когда ключ поворачивается в замке, застываю. Готовила ужин — было бы подозрительно, что не встречаю вкусняшками. Колышется воздух, знакомый аромат проникает в нос. Марат подходит, обнимает со спины, целует в висок.
— М-м, рубленные котлетки. А на гарнир что, пюрешка? Мась, я тебя люблю!
Губы с трудом растягиваются в улыбке. Веду плечами, сбрасывая его руки.
— Иди переодевайся, а то форму провоняешь.
Физически больно находиться рядом, потому что он — прежний. Для него ничего не изменилось, для меня изменилось всё.
Глава 4
Алёна
Москва. Придумал же. Что я там забыла? У меня тут друзья, родные, а там что? Возможности? Смешно. И всё же двигаться надо. Может, переезд — тот самый шаг, что от Марика уже четыре года жду.
С детства не верила в сказки. Отца в последний раз видела в пять, мама была постоянно в поисках женского счастья, я — у бабушки. В итоге у мамы три брака и ещё двое детей, а у меня — дом от бабушки, которая переписала всё на меня перед смертью. Скандал тогда был тот ещё, до сих пор с мамой и братом с сестрой не общаемся. Плевать. Бабушка учила: жить в первую очередь для себя надо. И думать о себе. Говорила: не смей на писюн молиться! Их много, а ты одна. Если у мужика между ног висит хобот (а зачастую и вовсе хоботок), это не делает его повелителем Вселенной. Мудрая у меня была бабушка. До сих пор больно.
Цену себе я всегда знала, и когда согласилась любовницей Марика стать — тоже. В рот заглядывать, борщи наваривать, в жопу целовать и сопли вытирать? Для этого у него жена есть. А любовница для другого создана. Неуловимая, чтобы постоянно потерять боялся. В меру высокомерная, чтобы не думал, будто люблю без памяти. Наглая, потому что имею право. На Марике откатала все приёмы, привязала к себе крепко. Сперва было просто интересно, как этот хлыщ московский, лётчик, красавец, все дела, голову от простой южанки потеряет.
Льстило, конечно. Подкатывал он красиво, хоть и предсказуемо. А мне что? Двадцать лет, только на третий курс перевелась, вся жизнь впереди, гонора дохерища. Ему двадцать девять, жена, дочь, работа… И я. Он когда улетел в первый раз, решила — погуляли и хватит. Мне опыт, ему курортный роман. Обалдела, когда через неделю на своём пороге увидела. С огромным букетом пионов. В конце лета. Где он их нашёл?
— Пустишь? — спросил, широко улыбаясь. У меня тогда сердце так быстро забилось, что даже страшно стало. Плечами пожала равнодушно, а внутри всё плясало. Так и понеслась. Прилетал раз в неделю, гулял меня красиво. Сама себе завидовала. И влюблялась. Знала — жену не бросит. Там не про любовь даже, про карьеру больше. Можно понять: где я, дочка какого-то Ашота из аула, а где она — голубая кровь, интеллигенция. Видела эту Агату. Хорошенькая, конечно, но бледная, как моль. Как будто карандашом нарисованная. Я бы себя с картиной маслом сравнила кисти Фриды Кало: художественная школа сказывается, мозг иногда странные ассоциации выдаёт.