— Почему ты это сделал? — говорю тихо, когда остаёмся вдвоём. Мне надо это узнать, надо понять, потому что иначе с ума сойду. Сейчас достаточно спокойна, чтобы принять часть правды и подробностей. Не все, конечно. — Сколько было Каринке, когда ты… Или всегда изменял, просто этой повезло больше?

Нет, рано об этом говорить. Горечь и незаслуженная обида жгут, неосознанно тру грудную клетку. Я же нашу старость с ним представляла. Как внуков вместе растить будем.

— Не изменял, — отвечает, а сам глаза прячет. Стыдно? Ой, ли… Прислоняюсь к стене, он сидит на диване. Ближе подходить не хочу. Не могу ближе.

— Тогда почему?.. — комок проглатывается с трудом. Упрямо проталкиваю его внутрь.

— Не знаю, Мась. — Пальцы сжимаются в кулак. Смотрю на него. Вот мы были таким кулаком, крепкой семьёй. Ключевое тут: были.

— Я не буду спрашивать, что есть у неё, чего нет у меня. Все люди разные. Но если ты так влюбился, зачем остался со мной, с нами? Почему годами к ней летал? Годами, Марат!

— Я не знаю, — повторяет он и склоняет голову ещё ниже. Конечно, а чем тут крыть, если сын — точная копия?

— Сколько ему лет? — переведя дух, спрашиваю спокойно. Но от лаконичного «пять» новая волна боли проходит по телу. Выходит, Каринке было максимум чуть больше года, когда у них закрутилось.

— Я… — дышать тяжело, пора заканчивать. — Я… хоть что-то для тебя значила, скажи? Ты меня любил хоть немножко?

Перед глазами всё плывёт. Знаю, что это жалко, что вся я жалкая, но не могу, не могу не задавать эти вопросы! Они все эти дни в груди теснятся, подпирают горло. Марат любит Каринку, а кем была я? Инкубатором для ребёнка? Удобной молчаливой женой? Зачем эти отпуска, семейные праздники, если там, в паре тысяч километров, есть другая?

— Конечно любил! — Он встаёт, делает шаг. Вытягиваю руку.

— Не подходи.

— Я только сейчас понял, как сильно тебя люблю, — продолжает, наращивая напор. Ещё один шаг, маленький, но заметный для меня. Я же его до сих пор каждой клеточкой чувствую. — Если есть шанс. Хоть один, самый маленький, что ты сможешь…

Новый шаг, и моя ладонь упирается в его грудь. Не могу поднять глаза, смотрю на серый лонгслив, чувствую гулкий стук его сердца.

— Не смогу, — выдавливаю через силу. Ухожу быстро, стремительно пересекаю спальню, достаю плед, забираю его подушку, простыню. Молча передаю в руки — он так и стоит в гостиной.

Закрываюсь в спальне, даже сил раздеваться нет. Дай мне дышать, прошу, просто дай сделать чёртов вдох. Не души, не убивай своим присутствием так близко. Сейчас сошёл первый шок, только встала на новые рельсы. Почему так жестоко? Почему все вокруг со мной так жестоки?

Завтра спрошу у Алекса, какой адвокат вёл их развод. Никаких полумер. Даже если весь мир будет против меня, я получу свою свободу.

Алекс

Туман стелется между стволов. Они выплывают из серой дымки и снова скрываются в ней. Граф фырчит, подбегая ко мне и тут же убегая в туман. Пятый час, рассвет почти наступил. Когда понял, что не засну, позвал Графа гулять. Со сном авария, давно уже, ещё во время развода началась. Часами тогда лежал и пытался понять, где ошибся. И как проглядел, что больше не любит. Насколько ей было противно жить со мной, ложиться в одну постель. Зачем терпела? Последний год в нашей семье было слишком тихо, а я не заметил. Фирму тогда развивал, буквально жил там. Вот и ответ, просто нашёлся, хотя Света никогда не осуждала и не показывала недовольство. Я всё говорил себе: ничего, ещё немного, ещё чуть-чуть, и мы сможем зажить так, как она всегда мечтала. Будет всё: путешествия, шоппинг, дорогие рестораны… Мы и так не бедствовали, но знал ведь — Свете надо больше. Из кожи лез, чтобы это «больше» дать. Она нашла спонсора раньше, чем я успел дотянуться до необходимого уровня.

Годы прошли, боль давно утихла, а вот обида осталась, хотя не знаю даже, на что или кого. Просто обидно, что с первого раза не вытащил счастливый билет. Три года на воду дую: никаких обещаний, никаких отношений. Только свободные, желательно на один раз. И то от случая к случаю, когда совсем терпеть невмоготу. За это время никто сердца не тронул, а она даже ключ подбирать не стала — замок сам поддался лёгкому нажатию.

Агата. Как из солнечного света сотканная. Но не нежная, нет. Вижу, как работает, как губы поджимает и смотрит остро, как хмурится, когда что-то не то, и как улыбается… Нечестно так улыбаться, нельзя так. В офисе первым делом глаза её ищут. Мы знакомы всего ничего, а она уже такой важной стала. Вот так это и бывает, когда любовь с первого взгляда?

Любовь. Слово громкое, но как иначе описать чувство, которое Агата разбудила? Даже если ничего у нас не получится, не хочу отказываться от этих эмоций, с ними наконец себя живым почувствовал. Граф выбегает из-за куста, мокрый, довольный. Машинально глажу по голове. Вот правда, если бы не он, пережить развод было бы тяжелее. Это только кажется, что мужчины проще через него проходят, ни хрена подобного.

— Пойдём домой, — говорю и хмыкаю в ответ на недовольный тявк. Не надо быть знатоком собачьего языка, чтобы понять — не хочет. — Ну, а как ты думал? У меня впереди рабочий день, это ты будешь бока отлёживать.

Мимо пробегает девушка. Улыбается приветливо, посылаю улыбку в ответ. Несмотря на бессонную ночь чувствую себя отлично, может, от того что серотонин и эндорфин постепенно начинают подниматься. А всё потому, что Агату скоро увижу. Как мальчишка, но так приятно! Работе не мешает, наоборот, сил так много, что с лёгкостью переверну Землю, если понадобится. Дорога в офис «зелёная» — не стою ни на одном светофоре. Заезжаю за кофе — ей явно понравился. Может, пригласить выпить чашечку? Или лучше заехать утром, подвезти до работы? Мог бы адрес узнать и приехать, но это слишком… Быстро. Да и дочка у неё, мало ли, как отреагирует. Я с детьми вроде нормально общаюсь, но слабо представляю, каково это — иметь ребёнка. Со Светой трудились, потому что она хотела. Часто думаю — Бог отвёл, что так и не получилось.

Агаты на месте нет. Хмурюсь — не опаздывала пока ни разу. Смотрю на часы — это опять слишком рано. Даже Ксюши ещё нет, хотя офис уже открыт, уборщицы только ушли. Оставляю дверь в кабинет открытой, может, только поэтому слышу неторопливый перестук каблуков. Или это от того, что каждый волосок на теле дыбом встал, потому что это она?.. Не могу скрыть улыбку. Выхожу и осекаюсь, так и не начав говорить: Агата бледная, глаза блестят, сухие, но смотрят с такой знакомой горечью. Она смотрит на меня и вымученно улыбается.

— Зайди, — прошу, понимая — если откажется, в душу не полезу. Если откажется, скорее всего не будет никаких шансов. Вижу, как сомневается. Сам дышать перестаю. Что-то случилось у неё вчера, переломное и явно меня не касающееся. Сердце пропускает удар. Агата делает шаг, ещё один, проходит мимо, в кабинет, падает на кресло и прикрывает глаза ладонью. Длинно выдыхает, и я — вместе с ней.

— Как ты это пережил, а? — спрашивает горько. Пояснительная бригада не требуется.

— Тяжело. Работа отвлекла.

Она сегодня выглядит почти как в первый день. Бледно-голубая юбка миди, изящные щиколотки скрестила, как английская леди. Кремовое пальто, белый блейзер — как белая цапля, почти невесомая, сотканная из воздуха. Но чувствуется тяжесть, которая не даёт ей взлететь.

— Муж вчера решил, что до развода будет жить с нами, — говорит она тихо. Смотрит на меня снизу вверх. — У них вообще совесть есть? Стыд? Как можно в душу насрать, а потом делать вид, что всё в порядке?

— Не знаю. — Развожу руками. Печально улыбаюсь. Вспоминаю о кофе, протягиваю. — Я не раз этим вопросом задавался, и, поверь, ответа так и не нашёл.

— Ты можешь дать мне номер адвоката, который вас развёл?

— Адвоката? — теряюсь. — Мы без него обошлись. Общего имущества особо не было, квартира моя, машину ей отдал. Детей нет. Но я могу спросить у друзей, вдруг кто подскажет.