— Иди сюда, чмо лупоглазое.

Хватаю за шкирман и вытаскиваю на улицу. Встряхиваю урода с такой силой, что у него челюсти клацают, и шапка съезжает набекрень.

— Чё те от моей надо?

— Не… Я… Просто…

С ненавистью плюю под ноги, попадаю ему на начищенный кожаный ботинок.

— Я те дам «просто».

С размаху бью его лбом в лицо, попадаю по переносице. Парень со стоном зажмуривается, прикрывает лицо рукой в перчатке, размазывая кровь.

— Отвечай, баран тупорылый. Что от Лариски надо?

Челюсти до боли сводит. Перед глазами чёрные мушки разбегаются.

— Да чего отвечать-то? — визгливо выкрикивает он, — Учимся мы вместе. На лекции задержали. Подвёз. По пути нам.

— Ща проверим.

Зажимаю парню шею локтем и тащу к подъезду. Он дёргается, пытается сопротивляться, за что несколько раз получает под дых.

На мою удачу в домофон звонить не пришлось, как раз в этот момент на крыльцо выходит невысокий мужчина с мелкой собачкой на руках. Он ничему не удивляется, не вмешивается. Молча придерживает нам дверь, невозмутимо провожает взглядом, пока мы поднимаемся к лифту.

Входим в кабину. Выкручиваю парню руку, вдавливаю щекой в гладкую металлическую стену и держу.

— Охладись пока.

— Между нами ничего нет, — вякает он.

— Заткнись. Пусть сама скажет, — рычу я.

Наконец, двери разъезжаются.

Вытаскиваю парня за капюшон куртки. Он уже перестал сопротивляться, но я всё равно не отпускаю. Встряхнув, ставлю перед дверью, жму на звонок.

Тишина.

Жму ещё, ещё, ещё. Не открывает. Вот сучка, боится меня? Виновата? Хер уйду, пока не узнаю. Вжимаю ладонь в кнопку и застываю как статуя. Через пару минут за дверью раздаются торопливые шаги. Щёлкает замок.

— Обалдеть… Господи…

Лариса стоит на пороге босая, в коротком красном шёлковом халатике с тюрбаном из полотенца на голове. На стройных ножках несколько влажных полосок. В душе была. не успела хорошо вытереться? Глазищи огромные, ошалевшие.

— Вадик, что ты делаешь?

Хриплю в ответ:

— Эт кто? — дёргаю чувака за шкирку, который уже, походу, смирился и расслабился в моих руках.

— Олег Бурцев, мы учимся в одной группе, — растерянно лепечет она.

— Ты с ним чего? — не могу выговорить, корёжит от предположений.

Короткая пауза, прежде, чем до неё доходит вопрос. Лариса быстро-быстро машет головой из стороны в сторону.

— Ничего. Вообще ничего. Клянусь.

От облегчения меня накрывает усталостью.

Разжимаю руку.

— Вали отсюда, Бурцев. Чтоб больше не видел тебя.

И напираю на Лариску, чтобы войти в квартиру. Она по инерции делает несколько шагов назад. За спиной слышу звук отъезжающего лифта. Не оборачиваясь, захлопываю дверь. Беру Лариску за предплечья, вжимаю в стену.

Наклоняюсь к лицу, залипая на расширяющихся зрачках:

— Почему мне не позвонила? Я бы встретил.

— Не захотела.

От её тихого голоса у меня сдавливает горло. Что ещё за приколы?

Упрямо сиплю:

— Почему?

— Нам нельзя это всё, — уводит взгляд в сторону и заканчивает еле слышно, — Ксюша… Ты её парень, я её подруга…

Молчу, рассматриваю её лицо, реснички густые подрагивают, аккуратный ноздри трепещут, как будто принюхивается к чему-то. Прядь волос выпала из-под махрового полотенца. Поднимаю руку, осторожно снимаю его. Влажная песочного оттенка копна рассыпается по плечам. Заправляю убежавшую прядку за ушко. Какое вкусное ушко у неё, капец… Так хочу почувствовать его языком… Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы легонько не прикусить. Чтобы избавиться от наваждения, перевожу взгляд по шее, на ключицы. Полы халата разъехались, а под ним… Ничего… Обнажённая светлая кожа в полумраке прихожей. Член болезненно ноет от перенапряжения. Сердце лупит, мешая дышать. Хочется сдёрнуть с неё всё, усадить на комод и…

Блять, с трудом доходит… Да она ж бросает меня. Открыто говорит, что ничего не будет…

И она права, наверное. Это всё пора прекратить, выбросить её из мыслей своих. А иначе сдохну. Только вот как это сделать, когда всё вокруг больше не имеет никакого значения?

Уголок рта дёргается в неуместной усмешке.

С трудом скрывая отчаяние, хриплю:

— Давай один раз, а? Потом уйду и не побеспокою тебя больше.

Её щёчки заливаются краской, она поворачивается, сверкнув растерянным взглядом. Приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, а я пользуюсь моментом.

Кладу свою ладонь на затылок, не давая увернуться. И впиваюсь в нежные, сладкие губки, проталкивая язык сквозь её жалобный то ли выдох, то ли стон. Наши тела рефлекторно вжимаются друг в друга. Поцелуи становятся глубже, ярче. Мы тяжело дышим в темноте. Тону в её вкусе, оттенках аромата её кожи, волос, дыхания. Крышу рвёт. Мышцы дрожат. Меня сжигает изнутри. Медленно крадусь пальцами по гладкой коже бёдер, задирая шёлковую ткань халата.

— Ну, Вадим, я… — освободившись от моих губ, выдыхает она.

А взгляд хмельной совсем. Не даю договорить.

— Чуть-чуть, — наглею, перебираясь пальцами между ног.

И закатываю глаза от передоза ощущений. Там огненная лава, горячо, влажно… Раздвигаю аккуратные складочки, нащупываю пальцем клитор, массирую его, одновременно ловлю ртом удивлённые, разгорячённые стоны. И снова жадно впиваюсь в припухшие от моих поцелуев губы. С закрытыми от удовольствия глазами, она часто и глубоко дышит, её бёдра иногда подрагивают, как будто от разрядов тока. Она гладит мою спину, впивается, царапает её, распаляясь всё больше и больше.

Подхватываю её под ягодицы, усаживаю на комод, раздвигаю колени, встаю между них. Раскрываю полы халата, стягиваю его с плеч и сминаю в ладони мягкие полные груди, сжимаю пальцами твёрдые сосочки, глажу, пощипываю, наслаждаясь её жаркими, нетерпеливыми стонами. Недолго ласкаю языком ореолы. Медленно скольжу вниз, по гладкому, ровному животику, обвожу языком пупок и направляюсь ещё ниже.

Лариса осоловело приоткрывает глаза с поволокой:

— Куда…

— Тебе понравится, — не узнаю свой низкий хриплый голос.

Присаживаюсь на корточки, опускаюсь лицом к промежности, ещё раз нащупываю пальцем клитор, касаюсь его языком. Моя малышка от неожиданности со стоном выгибается, одной рукой пытается оттолкнуть мою голову, другой ищет опору. Не находит, хватается за куртку, висящую рядом на крючке. Возмущённое мычание быстро превращается в сладкий стон. Придерживая её за бёдра, всасываю твёрдую горошинку, легко прикусываю, проникаю языком глубже, ласкаю припухшие складочки. Лариса стонет, ёрзает, не контролируя себя больше. У меня внизу живота нарастает горячая волна. Бью несколько раз языком по клитору. Моя девочка вскрикивает, шокировано распахивает глаза и подаётся ко мне. Еле успеваю удержать, чтоб не свалилась. Поднимаюсь, обнимаю одной рукой, пальцами другой помогаю кончить.

— Боже… — шепчет, а потом что-то невнятное.

Обмякает у меня в руках, а я тону в оглушающем возбуждении. По спине мурашки, ни хрена не соображаю больше.

Так, теперь моя очередь. Быстро расстёгиваю молнию на брюках и, пока не успела возразить, врезаюсь в тугое влажное блаженство.

— Ай, больно… — жалобно вскрикивает она.

На меня будто ведро ледяной воды вылили. Замираю. Не понял.

— Ты раньше ни с кем, что ли?

Наши дни

Лариса

Свет в зале постепенно гаснет.

Я опускаюсь в кресло. Олег Бурцев со своим знакомым усаживается сзади нас на расстоянии вытянутой руки. Вижу, что Вадиму это не нравится. Пару раз ловлю на себе его раздражённый, ревнивый взгляд.

Концерт начался. Но я никак не могу полностью погрузиться в волшебную атмосферу музыки Людовико Эйнауди.

Меня тревожит реакция Вадима. Не хочу, чтобы он нервничал.

Ласково разглаживаю пальцем межбровную морщинку на его лбу, нежно скольжу ладонью по напряжённой линии челюсти, шепчу на ушко:

— Ну, не ревнуй. Я понятия не имела, что он тут будет. И про то, что сама здесь окажусь, кстати, тоже не знала.