Жить вот так я устал.

Я просто человек, не супермен.

Не сразу понял, что этот визг – сигнал поезда, помноженный на мои вопли, шипение – срабатывание пневматических тормозов, а запах горячего металла – так пойди не разогрейся, когда такая махина применила экстренное торможение.

Сполз по каменной стене, в которую впечатался – лик Грома Виталия Семеновича теперь будут изучать археологи будущего ничуть не меньше, чем плащаницу, – и упомянул того самого в коротком:

– Господи…

Сел на землю в треугольнике между развилкой, вытянул ноги и полез за сигаретами. Сунул в рот сразу две – плевать. Руки тряслись, ноги дрожали, сердце, по-моему, проглотил на бегу – не стучало припадочно, а должно бы.

А может, я уже умер?

Еле в карман попал – колотило меня, как за ноги о столб, и ощущения похожие, – достал сотовый и набрал номер:

– Мариш… – голос, оказывается, приклеился к горлу – просипел что-то нечленораздельное. То ли каркнул, то ли кашлянул и повторил: – Мариш…

– Виталь, с тобой все в порядке? – встревожилась. – У тебя горло болит?

Заботливая моя. Губы сами в улыбке растеклись. И сердце забилось.

– Все хорошо, зефирка. Я тебе сегодня говорил, что очень тебя люблю? – наблюдал, как машинист выбирается из вагона.

Не так уж и узко, хоть и обтер рубахой своей вагон и стену, а пролез. Хотя стой я там, поезд на скорости меня как слайсером хамон нарезал бы. И как тут тогда Тарасов просочился? Или не просочился? Может, раскатало его? Потому и тишина о нем уже три с гаком месяца. Хорошо бы.

– Говорил, – моя красотка улыбалась, я как будто видел эту до сих пор смущенную улыбку и блестящие счастьем глаза.

– Давай вечером в кино сходим? Я билеты возьму на «Демона-парикмахера с Флит-стрит», – заерзал.

Кажется, едва не упорхнувшая от меня жизнь поздоровалась со мной – в задницу врезались острые углы щебня, бок закололо, тело обессилило, аж губы затряслись.

Пиздец я придурок.

– Вау! А он уже в прокате, да?! Давай сходим! Только попкорн брать не будем, – хихикнула.

Я хмыкнул – в прошлый раз мы были дико голодные и взяли аж четыре больших ведра и два литра Колы, в итоге нас раздуло, пришлось сбегать с премьеры 3d-картины, вполне годного нуара в викторианском стиле. Оказалось, моя зефирка любит такие, и тема Викторианской эпохи для нее до писка «Вау!». А еще выяснилось, что она хорошо рисует.

Что только делает на курсе бизнеса?

– Ладно, не будем. Придумай пока, что хочешь вместо попкорна, – послал в динамик чмок и завершил вызов.

– Парень, жив? – добрался-таки до меня машинист.

– Как видишь.

– Откуда ты тут взялся?

– Из стены выпал. – Содержательный диалог, ага. Поднялся, отряхнулся – ноги еще тряслись, но уже не так. Главное – голос прорезался нормальный, можно работать. – До станции далеко отсюда?

– За поворотом, – кивнул вперед на левую от меня ветку, – метров шестьсот до нее.

– А интервал у тебя какой от переднего?

С какой же я скоростью несся-то?! Что на грани возможного – да, но мировой рекорд Усэйна Болта вряд ли побил2. Хотя не удивлюсь. Адреналин мне нормально вставил.

– Две минуты, – без сомнений ответил мужик и заговорил в рацию с диспетчером: – Человек в тоннеле на рельсах. Экстренная остановка. Пришлите дежурного на…

Твою. Мать… Две минуты!

– А чё так мало?! – возмутился я.

Но тут же забыл о возмущении, когда услышал голос диспетчера:

– …минирование поезда на ветке, тяни до станции…

Ну Игорь дал!

Что это он «заминировал» поезда на всей ветке, я даже не сомневался. Только теперь одним рапортом не отделаешься – отец мою шкуру на стену в своем кабинете прибьет, а тушку на ковер к главному отправит.

Так ярко эту картинку представил, аж зачесалось везде.

Бля, поймаю Тарасова и Игрока – сдамся доку на пару лет. Отдохну по-человечески на койке.

– Что там? Поезда заминировали? – уточнил я у машиниста, когда диспетчер замолчал.

– Да, говорит, кто-то кипиш устроил. Я и гнал на станцию.

Я щас не понял…

– То есть если поезд заминирован, он не останавливается?

– А как народ тогда из вагонов выколупывать? Экстренное торможение только в случае неисправности маршрутного светофора, – кивнул назад, и я вспомнил, что был какой-то фонарь и табличка с цифрами. – Или вот когда такие, – на меня кивнул, – на рельсах, – снова окинул меня неодобрительным взглядом машинист.

А я сначала нервно хихикнул, а потом заржал. Выходит, мне всего-то нужно было разбить этот чертов желтый фонарь, и поезд бы остановился?!

А продуманный гад, этот Тарасов!

– Вон, за тобой идут, – спустя несколько минут кивнул на левую ветку и поднял ладонь в приветственном жесте, развернулся и назад в кабину свою пошел.

Я голову высунул посмотреть и увидел женщину в форме с большим фонарем. Тучная, низенькая, запыхалась от быстрой ходьбы. Так зыркнула на меня, что рука сама за удостоверением потянулась – расследованием прикрыться, пока не прикопали меня тут без свидетелей эти добрые люди. А что им этого очень хочется, я прям кожей ощущал.

– Ну, – дернула подбородком на меня дежурная, – приличный с виду человек, – окинула придирчиво с ног до головы, недовольная и недружелюбная, – а туда же, в дыру лезешь? Замков не напасешься!

Я только тут увидел в другой руке у нее навесной небольшой замочек.

– Про дыру подробнее, – достал все-таки удостоверение, раскрыл и представился: – Гром Виталий Семенович, закрытое бюро расследований.

– ФэБэРэ, что ли? – фыркнула женщина и презрением окатила.

Темные люди, чесслово! Хотя знай о нас все, были бы мы не закрытое бюро, а проходной двор, что котиков ищет и украденные у подъезда санки, брошенные хозяевами «на минуточку».

– Так что за дыра? – проигнорировал нелюбовь к полицейскому мундиру.

А профессиональное чутье уже подсказывало – я взял след.

– А вот в какую дыру вошел, через ту и выходи.

Ну это вряд ли.

– Как ваше имя и фамилия? – спросил я строго. – Документы покажите, – теперь совсем вызверился, гаркнул так, что даже эхо испугалось – пару раз пискнуло что-то и заткнулось.

Дежурная по станции протянула мне служебную ксиву, я сфотал ее – не до того, чтобы в памяти держать.

Женщине это не понравилось:

– А это еще зачем? – руки в боки.

Как с ней муж живет? Скандальная бабеха. То ли дело моя Маришка. Добрая. Ласковая. Любимая.

– Вызову вас повесткой в бюро как свидетеля. Где дыра, о которой вы говорите? – спросил уже спокойно.

– Да вон там, в тупике, – махнула рукой налево. – А вы не там просочились?

– Не там.

– А где?

– Это служебная информация.

Тетка повела меня по пологому, но заметно поднимавшемуся тоннелю, в котором огни не горели. Светила фонарем до поворота, обратного тому, что выводил на станцию. Рельсы пролегали лишь до следующего стыка. Потянуло сыростью и канализацией.

– Скажите, Вера Дмитриевна, были случаи неисправности светофора на этом отрезке?

– По весне было. Разбит он был. Да тут время от времени случалось такое и раньше.

– В тот раз в тоннеле были посторонние?

– Не знаю.

– Как быстро ремонтники добрались до светофора?

– Ну-у… минуты три-четыре, – не слишком уверенно проговорила. – Там рядом служебный выход как раз из техчасти… Только в тот раз, – остановилась на секунду, пальцем указательным затрясла, – несколько ламп еще менять пришлось – все подряд были разбиты. Точно-точно! Все зафиксировано как надо! Тогда-то замок я на эту дыру, – вперед кивнула, – и повесила. Бомжи не бьют ничего, переночуют и уходят. Жалко их. А тут вандалы какие-то наведались, вот и пришлось закрывать.

Какие-то городские легенды вырисовываются с подземными ходами и интригами.

Впереди забрезжил дневной свет, просачивавшийся сквозь решетку вместо двери в глухой стене.