– Он не приедет, – досадливо отметила блондинка и чмокнула алыми губами, a затем вытащила из миниатюрной сумочки зеркальце. – Может, он сломался и его заменили другим?

С шумом проехало несколько машин, и следом за их гулом раздался скрежет.

– Глядите! – выкрикнул другой парнишка, минуту назад пялившийся в телефон. Он указал на поворот, и остальные, точно по команде, повернули головы в ту сторону. ― Наконец-то!

Из-за поворота выруливал сине-зеленый, старый, почти разбитый автобус с облупившейся краской. Он ехал медленно, умирающе. Казалось, вот-вот, и он тут же заглохнет. Его скрежет был четко слышен за несколько метров. Было заметно, как автобус просел на заднее колесо.

– Это так выглядит замена автобусу? ― скривилась блондинка, подбоченившись. – Так мы вообще никуда не приедем.

Электронное табло часто мерцало, некоторые буквы перегорели, из-за чего нельзя было прочитать название конечной остановки. Внезапно еле заметная надпись сменилась цифрами.

– Четыреста четвертый, твою мать, ― сплюнул мрачный брюнет и выкинул окурок. ― Это не наш.

Одна из четверок перегорела, а затем цифры вновь сменились надписью: «Палмдейл».

– Идет до Палмдейла, ― сообщил кучерявый низкорослый парнишка с телефоном, и автобус с диким, громким скрежетом затормозил. ― Это куда лучше, чем вообще никуда не попасть.

Двери не с первого раза открылись. Мятые, они сходились криво, задевая друг друга за края. Наконец, жуткий скрежет оборвался громким буханьем, и за стеклом показалось улыбчивое лицо водителя. Немного устрашающая улыбка не сходила с его покрытого морщинами лица. Оно было неестественно радостным. Он походил на клоуна, но в повседневной одежде. Выглядел мужчина не совсем опрятно: потертые растянутые штаны, рваные дешевые кроссовки и футболка, заляпанная то ли кетчупом, то ли моторным маслом.

Жуткий тип, ― синхронно пронеслось в голове у девушек. Они с явным подозрением оглядывали мужчину.

– Особое приглашение нужно? ― грубо спросил водитель, но его выражение лица не изменилось. Он продолжал улыбаться и редко моргать.

– До Палмдейла едете? ― переспросил брюнет в синем поло и заглянул в пустой салон.

– Написано же на табло. Так вы поедете или нет? Время тикает.

Шелли заметила, как остальным стало не по себе. Почему не приехал автобус №3? Неужели его заменили вот этой развалюхой? Да, третий автобус тоже был не прямиком с завода, но вот это… – девушке абсолютно не хотелось садиться в автобус, но видя, как остальные недоверчиво залезали внутрь, она пересилила свою тревогу и вошла, почувствовав спиной, как ржавые двери со скрипом закрылись.

Недоверие к этому странному автобусу с жутким, молчаливым водителем постепенно возрастало. Мужчина не проронил ни слова, в салоне стояла тишина, изредка прерываемая шелестом тетрадей и легким буханьем из наушников. К удивлению, в автобусе, кроме ребят, никого не было. Этот факт придавал большей подозрительности транспортному средству. Но это было еще не все… Шелли никогда не видела, чтобы в Пайнс-Роке ездил четыреста четвертый автобус.

Нечто унесет тебя в самую бездну. Оно ненасытно. Оно обитает здесь. В этой бездне, за стеной этого мира. Оно голодно. Вечный голод сопровождает его, злит. Оно неумолимо и беспощадно. И страхи поглотят того, кто сунется сюда. И не Оно убьет тебя. Ты убьешь себя, и кошмары твои помогут тебе в этом.

***

Шелли села позади блондинки. Ее взгляд невольно упал на кабину водителя. С потолка свисало электронное табло с косичками из проводов. На мерцающем экране слабо виднелись названия остановок, которые им предстояло проехать, чтобы попасть в Палмдейл. Однако стоило ли ехать в университет? Времени почти не осталось, Шелли в любом случае опоздает на первую пару.

Наконец автобус тронулся, и Шелли уставилась в окно. За ним высокие зеленые сосны наращивали свою скорость и поспешно исчезали из виду, сменяясь пустырем, снова лесом и мелкими деревушками вдалеке. Легкий скрип, покачивание, словно на волнах, яркое солнце и играющие по лицу лучи погружали в сон.

Кто-то сел рядом с девушкой. Всем телом Шелли почувствовала, как кто-то пялится на нее, и распахнула глаза, боковым зрением заметив кучерявую шевелюру.

– Привет, – радостно протянул парнишка и широко улыбнулся. Его карие глаза тут же сузились, вычерчивая малозаметные морщинки.

– Ага, – недружелюбно ответила Шелли, не желая знакомиться с очередным глупым парнишкой.

Шелли не любила знакомиться. Она поняла это еще в четырнадцать лет, когда в ее жизни случился переломный момент. Четырнадцать… Четырнадцать – возраст, когда все в ее жизни угасло, когда опустела она сама. До этого времени все было прекрасно: она была озорной девчонкой, веселушкой-отличницей и обожала заводить новые знакомства. Но один момент все испортил. Шелли стала другой, совсем отчужденной и изолированной от общества, интровертом, что предпочитает сидеть дома и не разговаривать с людьми. Шелли ощущала себя черепахой в панцире. Панцирь, что она носила и скрывалась в нем, когда наступала критическая ситуация, совсем недавно треснул. Она лишь хотела довериться человеку, слегка приоткрыть завесу своих тайн и переживаний, но ее нещадно отвергли. Шелли, обиженная на несправедливую жизнь и людей, начала склеивать осколки своего старенького панциря, чтобы снова уединиться со своими мыслями. Ее всегда окружали мысли, словно она жила в них, как рыба в воде. Они несли ее по течению странной жизни, в которой нельзя было доверять абсолютно никому, даже родителям, которые испортили ей психику своим невыносимым воспитанием. Теперь Шелли боялась всего: одиночества, хоть и находилась в нем постоянно, – она врала себе, – людей, что могли вновь причинить ей боль и сломить ее навсегда; родителей, что пытались сделать из нее идеальную девушку… Она боялась и в то же время старалась быть уверенной, сильной, прячась под маской грубой девчонки с полным арсеналом сарказма и черного юмора. Но это лишь на время. Когда никого не было рядом, Шелли плакала и не могла найти в себе силы подняться вновь, даже скрыться под маской безрассудства и грубости. Шелли таяла на глазах.

– В чем дело? У тебя все хорошо? – поинтересовался кудряш, оценивая настроение девушки. – Да, утро выдалось ужасным.

Шелли повернулась к настырному парню и устало, даже слегка надменно вздохнув, выплюнула:

– Отвали, – в ее карих глазах, обрамленных черными кругами, отражались пустота и полное безразличие. На какое-то мгновение Шелли даже пожалела, что так нагрубила милому парнишке, но решила не извиняться – ее вдруг одолели слабость и нежелание произносить слова.

Кудряш, слабо кивнув, обиженно пересел на место позади Шелли, и автобус вновь погрузился в тишину, нарушаемую басом из наушников молчуна, что кемарил на заднем сиденье.

Шелли погрузилась в свои мысли с головой, представляя разные ситуации из своей жизни, которые она так легко и драматично переделывала у себя в голове. Столько фантазии, столько драматизма, что Шелли могла бы стать писательницей. Лишь от одного представления трагичной для нее ситуации на глаза наворачивались слезы. Всхлипнув и сморгнув слезу, шатенка повернулась к окну, замечая, как быстро отдалилась табличка с надписью: «Шоссе 34». Ее клонило в сон, забирало по частям, и, наконец, после долгих раздумий она задремала, запомнив напоследок, как за окном промелькнула табличка с корявой надписью: «Ошесс 34».

Назад дороги нет. Ибо все вернулось в начало. Теперь жуткая сторона взяла все под свой контроль. Туманная дверь открылась и закрылась навсегда, впустив новую жертву. Оно питается ими. Питается страхами. Питается нами. Нежно прокусывает кожу и медленно, с упоением высасывает жизнь, оставляя безвкусную оболочку. Оно, как паук, сплело липкую паутину, создало иллюзию, сотворило копию этого мира и ждет, пока жертва сама придет к ней.

От резкого торможения ребята подскочили на своих местах. Шелли распахнула сонные глаза, которые тут же устремились на водилу-маньяка. Тот скалой нависал над ребятами и угрожающе зыркал на каждого. Шелли от его пронзительного взгляда стало не по себе. В голове тут же всплыли образы из известных фильмов ужасов с заядлым сюжетом. Еще не пробудившийся разум начал придумывать различные пути отхода.