– Что, нормально? По утрам реветь? Утренняя традиция, вместо завтрака? – хохотнул он и снова нахмурился.

Я ещё сильнее заревела. Не поймёт ведь.

– Слушай, я очень плохо помню вчерашнее, – растерянно пробормотал он. – Напомни мне, пожалуйста, как я здесь оказался и почему, проснувшись, обнаружил тебя в своих объятиях?

Он смешно повёл носом и сморщился.

– Я ничего не чувствую. Вообще, никаких запахов, – ещё более рассеянно буркнул он.

– Т-ты, т-ты, – между рыданиями пыталась я вставить пару слов, но выходило с трудом. – Нашатырь… Т-ты… без со-озна-ааания-яяя…

– А, тогда понятно, почему ничего не чувствую. Ну, малая, хватит уже, – вновь прижал он меня к себе.

Я слышала стук его бешено бьющегося сердца. Ощущала его кожу, его тепло. Тонкая ткань маечки и шортиков для сна не мешали ощущать всего его. И что-то упёрлось мне в ягодицы. Я ойкнула и попыталась сползти с его колен.

– Не двигайся, малая, – глухо и тихо рыкнул он.

Замерла, продолжая дрожать от еле сдерживаемых рыданий. Но всхлипы и рваные выдохи прорывались из меня. Он снова глухо зарычал и сдавил меня крепче. Мне кажется, я услышала, как он скрипнул зубами.

– Малая, прекрати сейчас же, в моих руках девушки плачут только от оргазма, – попытался пошутить он. Или не пошутить.

Меня снова прорвало. Я уткнулась ему в плечо и продолжила рыдать.

– Эй, Вилка, ну перестань, я же пошутил, – испуганно пролепетал Макс.

А потом резко поднял мою голову за подбородок и впился в мои губы поцелуем, запустив руку в мои волосы на затылке и не давая шанса отстраниться. Целовал, нежно, изучая мой рот языком.

Я опешила от такой наглости. Распахнула глаза, встретившись с его взглядом из-под полуприкрытых век. Ударила пару раз его по плечам, попыталась упереться в грудь, оттолкнуть, вырваться. Но он не отпускал и продолжал целовать, нежно прижимая к себе. А я вдруг поняла, что отвечаю на его наглый поцелуй. Руки сами собой обвились вокруг его шеи. Мне захотелось теснее прижаться к нему. То, что упиралось мне в ягодицу, стало гораздо больше.

«Что я творю?» – промелькнула в голове мысль, и только я собиралась снова совершить попытку вырваться, как он отстранился.

Я шумно выдохнула. Макс провёл кончиками пальцев по моему лицу, вытирая дорожки слёз.

– Ну, так-то лучше, – улыбнулся он. – Прав был отец, когда говорил, что поцелуй решает любые споры с женщинами и прекращает любую их истерику.

– Что?! – на меня накатила обида и злость.

На него – за этот бесцеремонный поцелуй. На себя – за то, что ответила на него. А для него это просто так? Истерику прекратить. Я спрыгнула с его коленей и, подняв с пола одеяло, швырнула ему.

– Прикройся! – зло прошипела, воочию наблюдая то, что до этого упиралось мне в ягодицы сквозь тонкую ткань пижамных шортиков.

Почувствовала, что покраснела до корней волос, и вылетела из комнаты.

Где-то у тёти Тани лежали мужские вещи, оставшиеся ей по наследству от нескольких ухажёров. Всё ещё злясь, полезла искать, во что нарядить моего незваного гостя.

– Малая, ну не злись, – услышала я его примирительный тон.

Макс стоял в дверях комнаты тёти, обёрнутый одеялом как тогой.

– Ты сейчас оденешься и свалишь отсюда, понял? – зло выкрикнула я.

К горлу снова подступил ком обиды, сожаления и страха. Потому что поняла, кто он, этот нахальный красавчик, но не хотела в это верить.

Сейчас он уедет, и я вернусь к прежней жизни. Вечером позвоню Светке, пусть приедет. Вдвоём не так страшно. Надо ей всё рассказать. Она факультатив по психиатрии посещает. Может, посоветует какие-нибудь препараты от таких галлюцинаций. Ведь то, что я вчера видела, не могло быть правдой. Он же не по-настоящему оборотень? Внутри всё сжималось от страха, я сглотнула, беря себя в руки. Нельзя, чтобы он догадался, что я его боюсь.

Приняв решение, я выудила из запасов тёти Тани какие-то бесформенные треники и такую же видавшую виды футболку. Для этого мне пришлось влезть на верхнюю полку шкафа, подставив стул. Вытаскивая футболку, я со злости, слишком сильно дёрнула вещь и, не удержав равновесия, начала падать на спину.

«Ну, привет, сотрясение и перелом», – только успела мелькнуть мысль, потому что за спиной стояла тумбочка, на которую я как раз и приложилась бы.

Если бы меня не поймал в воздухе Макс. Как он успел в долю секунды преодолеть расстояние в три метра, я не поняла. Поняла только, что Макс прижал меня к себе и нюхает волосы на макушке. По телу разлилась непонятная тёплая волна. Стало до безобразия уютно. Комфортно и безопасно. Совершенно не хотелось, чтобы он отпускал меня. Но я максимально грозно, как могла, посмотрела на него.

– Поставь меня уже, – прошипела я.

– А если нет? – хохотнул этот нахал.

– То ты поедешь прямо так. Голышом, – огрызнулась я, не удержавшись, показала ему язык.

В его глазах плескалась насмешка. Он аккуратно поставил меня на пол и, приблизившись к моему лицу, прошептал, опаляя кожу своим дыханием:

– Не надо меня дразнить, малая.

От возмущения я открыла было рот, закрыла, не зная, что ответить.

– Ты… Да ты… придурок! – огрызнулась я. – Я его тут всю ночь спасаю. Зашиваю раны, обрабатываю, сбиваю температуру, извела половину стратегических запасов медикаментов, а он… И вообще, я тебе не малая!

Пролетела мимо него в большую комнату, по пути пихнув ему в руки вещи. Сначала мне хотелось забиться в уголок и рыдать. От страха, от своей глупой сердобольности, могла ведь вчера спокойно пройти мимо этого дурацкого мотоцикла. Но во мне закипела ярость. На этого неблагодарного типа. Вот же! Выругалась я про себя. Наградив нахала всеми эпитетами, которые были мне известны.

– Кстати, тебя там ночью кто-то искал, наверное, твои дружки, такие же, как ты… – крикнула я ему из комнаты, со злостью бухая чайник на плиту.

– Какие дружки? – нахмурившись, посмотрел на меня Макс, выходя из комнаты тёти. Он уже успел надеть штаны, которые едва доставали до щиколоток и обтягивали накачанные ноги, как вторая кожа. В руках держал футболку. На груди, справа рисунок, какая-то татуировка. И рука от запястья до шеи покрыта какими-то символами и рисунками. Ночью на эмоциях, не обратила на них внимания.

Я застыла, любуясь им. До чего же он хорош! Как с картинки. Его лицо приобрело хищное выражение, и он усмехнулся, поймав меня за разглядыванием. Я шумно выдохнула и резко отвернулась, чувствуя, что снова краснею. Принялась наливать чай и готовить завтрак, лишь бы не смотреть на этого придурка. Злилась на себя. Никогда такого со мной не было. Подумаешь, симпатичный парень.

– Малая, – вывел меня из оцепенения его бархатистый голос. – Какие дружки?

– Когда ты уснул, я вспомнила, что должна покормить тётину живность, и пошла во двор. А там кто-то за забором был, и они явно тебя искали, – буркнула я, не поворачиваясь к нему.

– С чего ты это решила? – раздался у меня над ухом его шёпот.

По коже прокатилась волна мурашек. Сердце ухнуло куда-то вниз и затрепетало. Макс стоял так близко ко мне, что я кожей ощутила его тепло.

– По их разговору поняла, – рыкнула я. – Я хотела тебя разбудить, но у тебя, оказалось, начался жар. Пришлось откачивать.

Он опустил руки на столешницу с обеих сторон от меня, где я как раз нарезала сыр и хлеб. Нависая надо мной, как скала. Я сжалась и пискнула от страха.

– Учти, у меня в руках острый предмет, и я не побоюсь им воспользоваться, как зашила, так и порежу, – поборов свой страх, выпрямилась я, покосилась на него через плечо.

Он снова усмехнулся, но отступил на два шага, вскидывая руки перед собой.

– Да я ничего и не думал, малая, ну ты чего? – миролюбиво произнёс он. – Хотел поблагодарить за моё возвращение к жизни.

– И я тебе не малая! – разозлившись, повернулась, выставляя нож как указку. – Меня зовут Виолетта. Для друзей – Вилка. Но ты мне не друг! Поэтому Виолетта, ни малая, ни детка, ни как-то ещё! Понял?