Дженсен хмурится.

— Коул был убежден, что его мама найдет способ засудить тебя за похищение или что-то в этом роде. Он хотел подождать, пока ему не исполнится 18.

— Я не думаю, что ему стоит возвращаться домой, — говорю я мягко, с более чем материнской заботой, подталкивающей к требованию.

— Я знаю. От его пораженческой позиции у меня сводит живот.

Я протягиваю руку и кладу ее на его плечо.

— Он может остаться в гостевой комнате, и, между нами, больше ничего не будет. Я обещаю.

Дженсен отдергивает руку, и я стараюсь не обижаться.

— Это не имеет значения, если бы ты так поступила. Это уже произошло, так какой в этом смысл?

— Из уважения к тебе…

Он усмехается. — Если бы ты уважала меня, то не делала бы этого.

— Следи за своим тоном, Дженсен. Я совершила ошибку, но я все еще твоя мать.

Его ноздри надуваются, но он бормочет извинения, прежде чем повернуться ко мне лицом.

— Но разве это ошибка? Если бы я не застал вас в ту ночь, ты бы продолжала встречаться с ним. Не так ли?

Он не ошибся. Я перестала считать Коула ошибкой, как только согласилась на свидание. Единственное, о чем я жалею, — это о том, что причинила боль своему сыну. Мы оба знали, что рискуем нашими отношениями с Дженсеном, если нас когда-нибудь поймают, но это не отворачивало нас друг от друга.

Дженсен ясно видит смятение на моем лице, когда он кивает и отворачивается, чтобы посмотреть на дверь, за которой находится Коул. Наверное, можно было бы еще что-то сказать, но, похоже, на сегодня мы зашли в тупик.

Проходит еще час, прежде чем к нам выходит врач. Я быстро встаю, а Дженсен задерживается позади меня.

— Ребра ушиблены, но не сломаны. Мы залатали разорванную кожу на лбу, но у него признаки сотрясения мозга. Мы не подозреваем никаких признаков внутреннего кровотечения, но на всякий случай сделали УЗИ.

Облегчение разливается по моему телу, и я шумно выдыхаю.

— Мы можем его увидеть?

— Мы ждем снимков, после чего он будет готов к выписке. Один из вас может зайти к нему. Доктор кивает, прежде чем мы успеваем поблагодарить его, и выходит за дверь.

Я поворачиваюсь к Дженсену.

— Ты хочешь его увидеть?

У Дженсена подрагивает челюсть.

— Скорее всего, он захочет увидеть тебя.

— Это неправда, Дженсен. Он все еще любит тебя.

Мой сын пожимает плечами и возвращается к креслу в комнате ожидания. Медсестра из регистратуры улыбается мне, когда идет открывать дверь в дальнюю палату. Она ловит меня за руку, когда я пытаюсь пройти мимо нее, и сует мне что-то в руку. Я смотрю на упаковку, когда понимаю, что это простой тест на беременность.

— В большинстве туалетов уже есть стаканчики для сбора мочи, шепчет она, после чего проводит своей картой по двери и ведет меня в палату Коула.

У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, что он лежит на кровати, его опухшие глаза закрыты, но грудь постоянно вздымается. Медсестра подходит к компьютеру, стоящему сбоку от кровати, и хмыкает.

— Похоже, ему дали небольшую дозу обезболивающего. Возможно, он немного пробудет во сне, но скоро должен очнуться.

Она улыбается мне и показывает большой палец вверх, выходя из палаты и задергивая за собой штору, а затем закрывает дверь. Я опускаю взгляд на тест в своей руке, не желая питать ложных надежд.

— Если он отрицательный, это ничего не изменит в твоей жизни, — шепчу я, качая головой и направляясь в ванную после последнего взгляда на моего потенциального папочку.

Стаканчики легко найти под раковиной, и я смотрю на маленькую упаковку на стойке. Я чувствую себя глупо, даже думая о том, чтобы пройти этот тест. Мы с мужем так долго пытались. Хотя мы с Коулом не были осторожны, мне всего четыре года до сорока. Это не должно быть так просто.

Отложив теплый пластиковый стакан, я встаю и мою руки. Я поднимаю упаковку в поисках инструкций и гримасничаю, когда ничего не нахожу. У меня даже не было времени взять телефон, когда мы спешили выйти из дома.

— Ну, это не так уж сложно понять. Я разрываю его и смотрю на тонкую белую полоску. На розовой стороне написано ХГЧ, а на другой стороне черной линией отмечен максимум. К счастью, понять, что к чему, достаточно просто. Окунув его в жидкость, я дожидаюсь, пока она впитается, и ставлю обратно на прилавок.

Заметка для себя: очистить прилавок от моей жидкости. Я морщусь от того, что натворила, но я слишком занята самой ужасной частью этого процесса. Ожидание. Всего несколько минут, но они всегда тянутся как вечность.

Я оставляю его на месте, выливаю остатки из чашки и выбрасываю ее. Открыв дверь в ванную, я выглядываю, чтобы убедиться, что Коул все еще спит. Разочарование охватывает меня, когда я вижу его неподвижную фигуру, и я снова смотрю на тест.

Рядом с черной линией образовалась одна единственная розовая, и я разжимаю руки. Если это просто еще один отрицательный результат, то ничего страшного. Мы даже не пытались, и, скорее всего, это все равно невозможно. Не стоит обижаться или расстраиваться, если вторая линия не образуется.

Я расхаживаю по крошечной кафельной комнате, мысленно считая до 60, прежде чем снова взглянуть на тест. Прищурившись, я беру полоску и подношу ее к яркой лампочке над зеркалом, не зная, есть ли там слабая розовая линия. Я кладу ее обратно, убираю руку, чтобы заслонить свет, и прикусываю язык, когда не вижу второй линии.

Стон из другой комнаты заставляет меня с тяжелым сердцем выбросить отрицательный тест в мусорное ведро. Я навожу порядок, заставляя себя оставить сокрушительные чувства в ванной, когда выхожу из нее.

Коул ерзает на кровати, когда я отодвигаю стул и беру его руку в свою. Его глаза приоткрываются на дюйм, и он поворачивает голову ко мне.

— Оливия?

Я сжимаю его руку и опускаю на нее голову, глядя на него с улыбкой. — Да, милый. Это я.

Оливия

Наблюдая за девушкой с прямыми черными волосами, которая терпеливо ждет напротив меня, я не могу не улыбнуться большому татуированному мужчине, который стоит рядом с ней и поглаживает ее набухший животик. Они кажутся такими молодыми, но так невероятно счастливы от того, что у них будет ребенок.

— Оливия Мэтьюс? Приятный голос переключает мое внимание с молодой пары на невысокую женщину в розовой спецодежде, которая держит дверь в кабинет. Она улыбается, когда я иду к ней.

— Привет, я Джеки. Встаньте вон там, чтобы я могла определить ваш вес и рост.

Нервы трепещут у меня в животе, и я молча следую ее указаниям. Я знаю, что нахожусь в заблуждении, но я не готова посмотреть правде в глаза.

— Хорошо, поняла.

Пойдемте сюда. Она снова улыбается и ведет меня по коридору.

Когда мы доходим до пустой комнаты, я кладу сумочку и ключи на стул, а она протягивает мне стаканчик.

— Туалет прямо за дверью. Оставьте его в специально отведенном месте, когда закончите.

Я бормочу спасибо и быстро наполняю стаканчик, ненавидя напоминание о негативе в больнице. Рядом с туалетом есть небольшой столик, и я ставлю его туда, прежде чем поспешно вернуться в палату и закрыть за собой дверь. Медсестра Джеки держит свой ноутбук открытым и улыбается, когда я устраиваюсь в кресле для осмотра.

— Это ваш первый визит к нам, верно?

Я киваю, сжимая пальцы, которые лежат на животе.

— Отлично. И что привело вас сегодня?

Выдохнув, я облизываю пересохшие губы и улыбаюсь ей.

— Мне нужно, чтобы вы подтвердили, что я не беременна, а просто переживаю сумасшедшую менопаузу.

Она поднимает брови и смотрит на график, отображаемый на экране.

— Вы еще слишком молоды для менопаузы, но мы можем провести несколько тестов, чтобы подтвердить это. Когда у вас был последний менструальный цикл?

— Около двух лет назад. Иногда были выделения.

— Вы принимаете противозачаточные?

— Нет.

— Сексуально активна?

Я покраснела. Это было смешно — смущаться от вопроса в моем возрасте, как будто она могла сказать, с кем именно я трахаюсь.