— Ага, — со смешком добавил второй, пониже и покоренастее, темный и с маленьким носом, — Или Денис щас твой портфель повыше перевесит! Он-то, не как ты, он как обезьяна! Везде залетит!

Третий, названный Денисом, и правда был худой и рыжий. Он притворно запрыгал на месте, изображая, то ли мартышку, то ли макаку. Скривился и показал мне язык.

Вся троица расхохоталась.

Я же, все еще не мог понять, что вообще происходит. Вот, только что я — физрук средней школы номер четырнадцать, умирал себе у задних колес автобуса, а тут возьми да и очнись… ребенком… Да и где я вообще?.. И… Я ли это?

В теле совсем не чувствовалось старческой тяжести: колени не ломило, не болела спина, движения, даже сквозь боль, были легки словно… словно в детском теле…

Не отвечая на их ужимки, я осмотрелся. Я сидел на большой зеленой поляне под деревом — старой раскидистой абрикосной. У края поляны, за спинами ребят, пробегала неширокая грунтовка. Дальше раскинулось озеро. Справа, вдали, за пригорком я заметил монументальное строение какого-то предприятия. Его высокие трубы царапали синее, покрытое редкими облаками небо.

А передо мною, за озером, раскрылся белостенный низкоэтажный город.

— Гля, да он свалился и, видать, свихнулся, — с интересом посмотрел на меня парень, что изображал обезьяну пару мгновений назад. — Э, Батон, ты чего?

— Вставай, рохля. У тебя две попытки, — напомнил и еще нахальнее посмотрел на меня белобрысый.

— Чего? — Хмуро спросил я и даже удивился своему высокому мальчишечьему голосу. Это что, какой-то предсмертный сон?

— Две попытки снять свой портфель! Иначе будешь нам должен три рубля! Хоть что-то же ты должен же вернуть!

— Фигу с маслом, — с трудом поднялся я на ноги.

— Чего? У Батона прорезался голосок? — Притворно задумался белобрысый. — А че ты не мямлишь как всегда?

Я решительно не понимал, что происходит, но кое-что стало до меня доходить… Пионерские галстуки, коричневый портфель, школьная форма… Что-то тут не так… Неужели? Да не, бред какой-то.

Тем не менее что бы ни случилось, характер не давал мне отступить в такой явно несправедливой ситуации.

— Кто закинул портфель, ты? — Глянул я на рыжего обезьяну.

Он удивленно переглянулся с остальными.

— Чего глаза вылупил? Лезай обратно и снимай. — Сказал я.

Парни удивились и снова переглянулись. Белобрысый выступил вперед, начал угрожающе:

— Батон, да ты никак головой бухнулся. Мы тут доброе дело делаем. По деревьям тебя лазать учим. А ты этого ну совершенно не ценишь.

— Хочешь, чтобы я залез? — Я заглянул белобрысому прямо в глаза. — Ну тогда давай, заставь меня.

Удивившись моему напору, он даже отступил на шаг. Остальные двое тоже, кажется, опешили.

— Так твой портфель, ты и лезай.

— Без сопливых разберусь, — нахмурил я брови. — А ну, давайте отсюда, мелюзга.

— Чего? — Белобрысый изумился еще сильнее. — Ты кого мелюзгой назвал⁈

— Уши давно чистил? — Дерзко кивнул я.

— Ах ты… Вот получишь сейчас по шее, будешь знать…

Белобрысый не выдержал, вцепился мне в одежду. Я не отступил, схватил его в ответ. Мы повалились на землю.

Кое-что я успел заметить. Хоть был я и ниже белобрысого, но крупнее, тяжелея него. А потому… В борьбе у меня будет преимущество.

— Давай! Давай, Гриша! — Закричали мальчишки.

— Батон расхрабрился! Покажи ему, кто тут главный!

— Да!

Мы стали бороться на траве. В руках мальчишки, которым я очутился, было немного силы. Слабенький он совсем. Зато в теле было немало веса. Потому я просто пересилил белобрысого, которого звали Гришей, и, к изумлению окружающих, оказался сверху.

— Ты че, Батон⁈ — закричал он. — Совсем осмелел⁈ Я ж тебя по всей дороге раскатаю!

— А раскатывалка-то отросла уже? — Сквозь зубы протянул я.

— Атас! — Крикнул вдруг рыжий, — кто-то идет! Кто-то из взрослых!

Двое пацанов кинулись ко мне, стянули с Гриши. Тот с трудом поднялся. Пытаясь отдышаться, торопливо полез в карман, достал свой галстук и абы как повязал на шею.

— Мы с тобой еще поговорим, Батон, — зло сказал он.

— Милости просим, — проговорил я, поднимаясь на ноги.

— Идет! Это дед Фомка идет! — Крикнул рыжий.

Ребята, все как один, метнулись к абрикосе, похватали сваленные там портфели и дали деру через лужайку, к рощице, что росла неподалеку.

— Эх вы, шалопаи! — Услышал я старческий прокуренный голос.

Обратив взгляд к озеру, откуда кричали, я увидел старика. Мужчина, одетый в поношенные брюки, высокие резиновые сапоги и стары й пиджак, бежал вверх, к дороге. Торопливо и неуклюже поднявшись, он вышел на грунтовку, отдышался.

— Ты посмотри! — Крикнул он вслед умчавшейся троице, — а еще пионеры! Уши бы вам пооборвать!

Потом дедок направился под абрикосу.

— Здорова, Володя. Опять ты тут? — Спросил он. — Я ж тебе еще после прошлого раза говорил, что б ты этой дорогой со школы домой ни ходил. Ты городом, городом топай.

Володя? Значит, зовут меня теперь Владимиром, эко чудо… Я умер и перенесся… Куда?

— Здрасте, — поздоровался я

— А чего ж ты городом не пошел? — Нахмурился старик.

У него была красное, рябое лицо и большой нос. За ухом, под кепкой-пирожком, старик держал сигарету-самокрутку.

Не ответив, я поднял взгляд на свой портфель. А то, что это был именно мой школьный портфель, у меня не было сомнений. Вернее… портфель этого мальчишки. А значит, именно в нем я смогу найти ответы, куда я попал.

Старик тоже задрал голову.

— Это твой, что ли?

— Мой, — ответил я.

— От засранцы. Ты погляди на них…

— Надо достать, — буркнул я.

— Так, — старик задумался. — По веткам мы с тобой плохие верхолазы. Мне возраст не позволяет, а ты…

Он глянул на меня. Я тоже осмотрел свое тельце. М-да… Оказался я в пухлом, совсем неспортивном теле мальчишки, который явно любит уплетать блинчики и всякие прочие оладушки…

— Лады. Пойдем, Володя. До меня домой сходим, принесем лестницу. Ну и достанем твое добро. Только удочки смотаю, что б наживка за зря ни пропала.

— Нет, деда… — Замялся я, не зная, как назвать этого старика.

Белобрысый с дружками назвали его дедом Фомкой. Совершенно ясно, что было это прозвище, а не настоящее имя. И почему он Фомка? Да черт его знает…

А по поводу лестницы… была у меня другая идея, получше. Очень уж мне хотелось мой портфель вернуть. Вернуть и понять где… или даже… Когда я оказался.

То, что это прошлое, советское время, сомнений у меня уже вызывало. Спросить у старика напрямую было странно, а в портфеле точно есть тетрадки и школьный дневник.

— Чего… Нет?..

— Давай мы без лестницы, деда, — начал я. — Она, пади, тяжелая. Тащить долго. А мы с тобой такие себе носильщики. У тебя возраст, а я…

Я многозначительно развел руки. Дед Фомка хмыкнул.

— И как же ты его хочешь достать? Уж не взобраться ли на такую верхотуру?

— Не, у меня другая идея.

С этими словами я, как ни в чем не бывало, направился к рощице.

— Это какая же? — Дед Фомка неловким шагом последовал за мной. — Слышь, Володя, ты чего задумал-то? А то у меня ж там удочки…

М-да… Ситуация была интересная. Старик, очевидно, меня знал. Я же его нет. Да и, чего говорить, все сейчас было странно. Сложно понять: это какой-то предсмертный сон или явь? Как я оказался в теле пухлого мальца? А может та, моя прошлая жизнь штангиста была одним сплошным сном ребенка? Да ну… Глупости какие-то. Слишком уж я хорошо помню себя настоящего. В общем, ладно. Будем разбираться.

— Ничего, деда, — обернулся я. — Ты иди, если надо. Только скажи, а ножика у тебя с собой случайно нету?

— Ножика? — Дед Фомка нахмурился, — а зачем тебе ножик?

— Ну, ни топора, ни пилки ты с собой, очевидно, не носишь. Так может, у тебя ножик где по карманам валяется?

— Странный ты какой-то, Володя, — дед Фомка пригнулся, пристальнее посмотрел на меня. — Вроде бы как ты, а вроде бы как и не ты.