Засунуть остальные шесть томов в сумку никак не получалось.

Я вспомнил про дровяной сарай, где кроме дров и угля хранились, а вернее, были свалены в углу всякие старые ненужные вещи. Из кучи, покрытой угольной пылью, я вытащил довольно большую чёрную женскую сумку с длинными ручками. Сбивая с неё пыль, я пытался вспомнить, откуда она появилась, – у моей мамы никогда такой не было.

Она могла появиться в доме только после одной комической и неприятной истории.

В один новогодний вечер – мне было тогда года четыре – к нам приехал, демобилизовавшись с флота, дальний родственник и сослуживец отца, русоволосый красавец, настоящий русский богатырь двухметрового роста, старшина по имени Родион.

Он привёз с собой из Мурманска рыжеволосую, совершенно некрасивую невесту.

Родители сидели за праздничным столом, весело и громко разговаривая, шутили и смеялись.

Я с детским страхом и тревогой поглядывал на невесту. Она тоже смеялась, запрокидывая голову, и тогда её длинный крючковатый нос издавал странные звуки, похожие на те, что появляются, когда говорят, что человек кряхтит: «Кхе-кхе-кхе!»

Она прошла мимо меня и погладила меня по голове:

– А у меня для вас, дети, есть подарок!

Рука у неё была тяжёлая, с грубой потрескавшейся кожей, и от этого мои неприязнь и страх к ней выросли ещё больше. Свою чёрную сумку она поставила в шкаф на нижнюю полку. Вид этой чёрной сумки, её чёрное платье, яркие рыжие волосы всерьёз напоминали мне Бабу-Ягу из сказок.

Играя на полу у стола, где звенели бокалы, приглашая в гости новогоднюю ночь, я потихоньку передвигался к шкафу, где в сумке лежал обещанный подарок.

Было очень любопытно, что же может подарить детям – мне и моим сёстрам – Баба-Яга?

Я приоткрыл дверь шкафа, засунул руку в сумку и вытащил пряничного Деда Мороза.

Он был большой и красивый. Он занимал всё пространство сумки. На нём была красная шапка, красный пояс. У него были голубые глаза и серебряные брови. Шуба поблёскивала разноцветными искорками сахара от елочных огней.

Я стал засовывать его обратно в сумку, но у него вдруг отвалилась голова. Я очень испугался мести Бабы-Яги и побежал, пряча сахарную голову, к сестре, в другую комнату. Показал ей отломанный кусок пряника.

– Что это? – удивлённо спросила она, вращая её, как трубку калейдоскопа, в котором наблюдаешь переливающиеся огоньки.

– Пряник, – лаконично ответил я.

– Где ты его взял?

– Там, – просто ответил я, показывая на шкаф.

Мы поползли между стульев к шкафу и попытались прикрепить голову обратно.

Пряник крошился. Голова не держалась, вдобавок отломалась ещё и рука с посохом.

С этими кусочками пряника мы убежали в комнату и стали лизать сахар. Я откусил кусочек пряника. Было вкусно. Тесто было рассыпчатое и пахло мятными леденцами. Не сговариваясь, мы приползли к шкафу ещё раз, разделили и съели весь пряник.

– Где мой Дед Мороз? Где пряник? – раздался из избушки на курьих ножках скрипучий голос.

Горбатая Баба Яга стояла, засунув голову в шкаф, глядя в раскрытую пустую сумку.

– Дети, вы взяли пряник? – спросила мама.

Мы с сестрой стояли и молчали, ожидая порицания.

– Ну, так вы или нет?

– Он сломался! – пролепетали мы.

– Они съели мой пряник! – захныкала Баба-Яга, становясь ещё страшнее: губы её скривились, кожа на щеках сморщилась, чёрное платье ещё сильнее натянулось на сутулой спине.

– Ну, съели и съели! И на здоровье! – раскатисто засмеялся русоволосый русский богатырь.

– Ой, детки! – хлопнула ладошками мама, приставив их к губам.

– С Новым годом! – сказал отец. – Наливай, Родион!

Под смех и шутки нас отправили спать.

Позже я узнал, что эта невеста Родиона как-то быстро и таинственно исчезла из его жизни – я даже не знаю, до или после того случая, когда он вернулся в деревню и его молодка уже ехала на телеге венчаться с другим. Он сел на коня и помчался за ними. Догнал их. Молодка спрыгнула на ходу с телеги. Родион посадил её на коня и они ускакали к нему домой, в соседнюю деревню, совсем рядом. Они поженились и прожили долгую счастливую жизнь.

Но Баба Яга почему-то не навела никакой порчи на них.

А может быть так, что это совсем не Баба-Яга, а невеста устала ждать матроса пять лет с воинской службы?

И вообще, так бывает только в сказках. А это быль.

Утро на районе началось как обычно.

Затишье нарушали только лай собак, лязг металла на механическом заводе и звук клаксонов проезжающих по улицам грузовых машин.

Время от времени, правда, раздавались крики и ругань из окон, но это были мелочи, и никто из жителей не обращал на них внимания.

К концу рабочей недели чувствовалось некоторое напряженное ожидание: жены старались приготовить что-нибудь вкусненькое, собаки переставали лаять, самосвалы проезжали реже, столбы с уличными фонарями начинали громче гудеть, предчувствуя выходной дни.

И он всегда наступал после субботы.

На плафонах уличных фонарей оседала пыль от известкового завода. Рассеивалась пелена смога. В вино-водочный магазин и в баню выстраивалась очередь. И все мужья были дома.

Мы с Колькой нашли двухэтажный дом из силикатного кирпича, в котором жил Вовка, и постучали в двери квартиры.

– Ой, Вовка, это к тебе! – Роза Трофимовна, вытирая руки фартуком, провела нас в кухню. – Сейчас, подождите, он только какао допьёт!

– А вы, ребята, из военного городка? – спросила Роза Трофимовна. – К Вовке пришли?

– Да, поговорить надо!

– Уже иду! – встал из-за стола Вовка.

Мы вышли на улицу.

– Ты дружи с ними, дружи! – прошептала Роза Трофимовна, закрывая за ним двери.

– А я знаю, где ты живёшь! – сказал Вовка.

– И я теперь знаю! – засмеялся я.

– Чем порадуете? – спросил он, трогая носком ботинка бордюр из белых силикатных кирпичей вокруг клумбы у своего окна.

– Гитару сделать можешь? – прямо спросил я.

– Гитару? – переспросил он. – Гитару сделать могу! А чем рассчитываться будете?

– А какие книги ты любишь читать? – спросил я, соображая, сколько же можно предложить ему за электрогитару.

– Разные… «Ярче тысячи солнц» есть у тебя?

– А кто автор?

– Не знаю.

– Нет. Такой книги у меня, к сожалению, нет!

Он нахмурился.

– Хочешь два томика Сергея Есенина? – предложил я.

– Два? – переспросил он, немного помолчав. – Мало!

– Тогда Сергей Григорьев. Четыре тома.

– Четыре? – он раздумывал, покусывая губы.

– Ещё шесть томов Мельникова-Печерского в придачу. Хочешь?

– Десять томов? – он посмотрел сначала на Кольку, потом на меня.

– Десять томов, – сказал я твёрдо.

– Хорошо! Приходите ко мне завтра вечером. Но мне денежный аванс нужен. Рублей десять. Будут кое-какие траты: лак надо купить, олифу и ещё кое-что.

На следующий день мы зашли за Вовкой.

– Смотри, Вовка, – говорила Роза, провожая нас, – не хулиганьте, а то попадётесь Максимову!

Максимов был самый страшный человек на районе.

Полная копия субъекта теории Ломброзо. Только он был не преступник, а старший лейтенант милиции местного отделения.

В лапы к нему было лучше не попадать. Из отделения подозреваемые в краже или драках, ссорах или скандалах выходили с отбитыми почками и сломанными челюстями.

Милицию вызывали редко. Разве когда случалось уж совсем тяжкое преступление.

Максимов не любил выезжать на вызовы – проводил, как он сам говорил, «профилактические работы».

Его огромная фигура вызывала ужас, страх и отвращение.

В тёмно-синей колючей шинели, засунув руки в карманы, глядя себе под ноги на начищенные сапоги сорок шестого размера, чуть скользя на первом осеннем льду и помогая движением плеч сохранить равновесие, чтобы не поскользнуться и не упасть, он спешил к очередной группе парней на освещённый неоновым светом рекламы местного универмага пятачок, где по традиции собирались парни выпить портвейна перед началом вечера танцев.