— Я и забыл, что сорвал с тебя трусики. Хорошо, что я не вспомнил об этом в полицейском участке. Тогда не смог бы убрать руки и сосредоточиться.

Холли хихикает.

— Ага. Я сунула их в сумочку.

Я смотрю на сумочку, лежащую на тумбочке.

— Возможно, мне нужно сохранить их, как память о первом оргазме, который я подарил тебе.

— Зачем тебе сувенир? Ты собираешься оставить меня?

Я отрицательно качаю головой.

— Я никуда не уйду, сладкая. Никогда.

Холли улыбается и снова целует меня.

— Хорошо.

Мой член сильнее напрягается в джинсах, умоляя погрузиться глубоко в ее киску.

Когда Холли откидывает голову назад, я провожу губами по ее шее.

— Боже, Трип. Не думаю, что когда-нибудь смогу насытиться тобой.

Её нуждающийся голос подстегивает меня. Я дергаю ее платье, немного разрывая его, когда стягиваю через голову. Смотрю на совершенно голую и лежащую передо мной Холли. Никогда в жизни я не видел более прекрасного создания. Мое сердце сжимается, я уже давно не чувствовал подобного в своей груди. Я знаю, что прошло не так уж много времени, но в ней есть что-то такое, что идеально подходит мне.

Холли садится и расстегивает мои джинсы. Я достаю презерватив из заднего кармана и бросаю его на кровать, прежде чем помочь ей стянуть с меня джинсы и боксеры. Мы оба смотрим друг на друга, сидя рядом совершенно голые. Ее дыхание так же прерывисто, как и мое, когда я тянусь к ней.

Я укладываю Холли обратно на кровать и ложусь рядом. Провожу рукой вниз между ее ног, прежде чем скользнуть пальцами к ее набухшему клитору.

— Ты такая чертовски влажная. Мне нравится, что ты очень возбуждаешься, когда я прикасаюсь к тебе.

Холли извивается, пока я продолжаю кружить вокруг ее сладкого места.

— О боже, — выдыхает она.

От страстного тона ее голосе мой член дергается.

— Кончи для меня, детка, — прошу я, прижимаясь к ее коже. — Ты такая чертовски сексуальная, когда кончаешь.

Она всхлипывает и хватает меня за запястье, сильно прижимаясь к моей руке.

— О боже… Трип.

— Вот так, детка. Кончай, — говорю ей.

Я ласкаю ее грудь, пока она возвращается из царства эйфории. Перекатываю тугой сосок между указательным и большим пальцами. Наблюдение за тем, как она разваливается от того, что я делаю с ее телом, вызывает сильную волну по всему моему телу, из-за чего мне становится очень трудно сдерживаться и не наброситься на неё. Мне нравится тот факт, что я единственный мужчина, который когда-либо заставлял ее чувствовать себя так хорошо.

Хватаю ее лицо и жадно целую, страстно желая, чтобы она кончила снова. Меня охватывает сильная потребность в этой девушке. Я хочу, чтобы она всегда была моей.

Делаю быстрый вдох, когда Холли касается моего лица и говорит:

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня.

Качаю головой.

— Не сейчас. Сначала я хочу дать тебе еще один.

Прежде чем она успевает сказать что-то еще, я начинаю целовать дорожку, спускаясь вниз по ее телу. Раздвигаю ее бедра, а затем кружу языком по все еще набухшему клитору. Щелкаю по нему языком и слизываю сладкие соки ее возбуждения. Погружаю в неё два пальца и чувствую, как ее жадная киска сжимается вокруг них.

Холли изгибается, прижимает свою киску к моему рту и со стоном произносит мое имя, кончая во второй раз.

А я целую внутреннюю сторону ее бедра.

— И сколько? Четыре оргазма за ночь, и мы еще не закончили.

Она хихикает.

— Ты серьезно относишься к этой историей с королем оргазмов, не так ли?

Хватаю презерватив с кровати и открываю упаковку.

— Я очень серьезно отношусь к своим обязанностям правителя.

Холли смеется секунду, потом опускает взгляд и смотрит, как я раскатываю латекс. Веселое выражение на ее лице становится серьезным, а в глазах снова появляется голод. Эта девушка ненасытна, и я чертовски люблю ее.

Хватаю ее за ноги и притягиваю к себе, кружа кончиком члена между ее влажных складок. Когда он покрывается ее соками, я погружаюсь в нее. От интенсивного удовольствия закрываю глаза.

— Черт. Это гребаный рай.

Толкаюсь в нее до самого основания, а затем выхожу обратно. Холли снова ищет мои губы, когда я начинаю вколачиваться в нее.

— Трип…

Ей не нужно говорить больше ни слова, чтобы я точно знал, что она чувствует, потому что сам чувствую это — эту сумасшедшую связь между нами.

Пальцами впиваюсь в ее бедра, когда теплое покалывание распространяется по всему моему телу. И закрываю глаза, желая, чтобы это продолжалось дольше, но не могу — внутри нее слишком хорошо.

— Блядь. О боже. Сейчас кончу, детка. — Когда ухожу в забвение, мои движения становятся резкими. Ускоренный темп заставляет Холли впиться ногтями в мою спину, когда она падает вместе со мной через край. — Так чертовски сексуально… Черт.

Я рычу, кончая и изливаясь; клянусь, сам Бог только что показал мне рай.

Дрожь сотрясает все мое тело, когда пытаюсь прийти в себя. Я приподнимаюсь на локтях и прижимаюсь лбом к ее лбу, пытаясь отдышаться.

— Ты чертовски потрясающая.

В жизни нет ничего слаще этого.

ХОЛЛИ

Обнявшись, мы лежим в моей постели. Восходящее солнце освещает комнату, и я изучаю замысловатые татуировки на левом плече и руке Трипа. Провожу пальцем по узорам и читаю слова «Музыка — это жизнь» на его предплечье. Я много раз видела эту надпись у него на руке, но, наверное, не понимала, насколько он увлечен музыкой, пока вчера вечером не сказал мне, что раньше играл в группе.

Провожу пальцем по словам.

— Мне нравится вот эта.

Трип поворачивает запястье, чтобы посмотреть, о чем я говорю.

— Мне тоже. И это правда. Музыка у меня в крови. Я люблю её. Не думаю, что когда-нибудь смогу полностью отказаться от неё.

Я приподнимаюсь на локте.

— Мне нравится, что ты такой страстный. Почему ты перестал играть?

Трип какое-то время молчит, словно подбирает слова.

— Вообще-то я все еще играю.

— Я бы с удовольствием послушала, как ты играешь.

Он ухмыляется.

— Я бы с удовольствием сыграл для тебя.

Мой взгляд блуждает по его руке и словам «Черный сокол», вытатуированным на его плече. Касаюсь его кожи там, где чернилами выведены слова.

— Это ведь название группы?

Глаза Трипа расширяются, а тело напрягается.

— Да.

Я наклоняю голову. Мне кажется ребячеством носить что-то подобное на своей коже, но я слышала о людях, делающих более сумасшедшие вещи. Думаю, если вы любите что-то настолько, чтобы навсегда оставить след об этом на своем теле, это хороший способ помнить, что вы увлечены чем-то. Я не хочу, чтобы он думал, будто я осуждаю его за это. Вижу, как он занервничал, когда я подняла эту тему.

— Я и не знала, что ты такой большой поклонник.

Он расслабляется и улыбается.

— Ага. Я их большой поклонник. Они тебе нравятся?

Я пожимаю плечами.

— Я слышала только ту песню, которую ты напевал в офисе.

— Ball Busting Bitch?

Смеюсь над нелепостью этого названия.

— Та самая. Её бесконечно крутили по радио.

Он тоже смеется.

— Мне ли не знать.

— Кроме этого, я никогда особо не слушала их музыку, — признаюсь я.

— Неплохая группа.

Разговор о музыке и группах заставляет меня задуматься о его постоянной работе.

— Я никогда не спрашивала, на какую группу ты работаешь.

Трип прикусывает губу и заправляет прядь моих волос за ухо.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я работаю на «Черный сокол».

Я открываю рот и быстро сажусь, натягивая простыню, чтобы прикрыть голую грудь.

— Ты серьезно?

Он закидывает руку за голову.

— Ага. Почему ты вдруг так разволновалась? Я думал, ты не фанатка.

— Так и есть. — Возможности того, как можно использовать известность группы для продвижения трека, проносятся в моем мозгу. — Ты хорошо общаешься с ребятами из группы?