Не прощаясь, ушел спать — на сеновал, как уже не первый раз делал. Едва заснув, сразу же очнулся — осознав себя в сером «ничего». Знакомое ощущение: глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось.

Словно парю сейчас в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. Как и в прошлый раз, я видел туманный монолит «Павелец», как оказывается он называется в закрытых секторах данных. Очень плохо, что доступ к чужим знаниям происходит только вот так — после слияния со мглой, а не до.

Огромный пласт знаний доступен только вот так, и за него надо платить. Как я и догадывался. Но я не предполагал, что все настолько плохо и печально. Когда я был здесь в прошлый раз, осознавая, что меня не размывает мглой и я не подчиняюсь общим правилам, мне казалось это происходит потому, что мы с Викой близнецы и ее душа работает как якорь. Но я был неправ: наше совместное появление в монолите просто дало одному из нас шанс — всего лишь один единственный шанс не слиться со мглой в самый первый раз, когда тело размывает в тумане обновляющегося монолита.

И тогда, и сейчас после смерти я мог отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии и Варрона. Но нахождение в них было оплачено смертью телесной оболочки. Сейчас же, как и во время замены истинного тела, смерти оболочки не было. А вот платить было надо.

Чужая аура — тот самый энергетический слепок, который втягивался в мое тело и после смерти Октавии в теле Вики, и после убийства Варрона. Именно чужая «трофейная» аура — вот что меня защищало от того, чтобы не раствориться полностью в тумане. Словно дополнительная жизнь; как будто запасной якорь, который — уходя из мглы, я оставлял на дне.

Не зная всего этого, свой первый полученный энергетический слепок — оставшийся от Октавии, я истратил, когда изменил истинное тело. Второй — полученный после убийства Варрона, потратил только что. И сейчас у меня был выбор: снова вернуться назад в петле времени, оказавшись на деревенском сеновале, либо же вернуться в истинное тело и выйти из тумана. И, признав неудачу, отправиться вместе с Кайсарой и Юлией следом за ушедшей к Простору Гелиоса эскадрой.

Второй вариант не очень. Уйти отсюда сейчас — значит перенести главное сражение с туманным паразитом. Пока еще можно все сделать малой кровью, потом — только большая, на всю звездную систему, война. Вот только если я сейчас остаюсь, то эта попытка у меня будет последней. Выхода из монолита больше не будет — или я его уничтожу, или я в нем растворюсь, потеряв себя.

Несмотря на напряжение момента рассуждал, познавая новое, я сейчас совершенно спокойно. Эмоции, как и в моменты смертей, отсутствовали. Здесь только разум без тела, потому мысли холодны и рациональны. Рациональным вариантом — для меня, сейчас было бы уйти, вернуться обратно к Кайсаре и Юлии. Шансов — в теле реципиента, изменить мир у меня практически нет. И шансов разрушить монолит не было бы, если бы не одно «но»: в этот раз, когда я коснулся мглы и преумножил знания, я нашел еще одно решение. Так что уже понимаю, как гарантированно уничтожить туманную аномалию даже не прибегая к изменению мировой истории.

Я теперь знаю простой, но действенный способ с гарантированным результатом. Хотя он мне не нравится. Очень не нравится даже в таком состоянии холодного разума, когда отсутствуют живые эмоции.

Решение, тем не менее, я принял быстро и безо всяких раздумий — потянулся обратно, и тут же ощутил приятную тяжесть тела. Эмоции сразу вернулись, причем так, что на лбу холодный пот выступил — понимание, что сейчас я выбрал последний шанс, выбивало из колеи.

Привык уже как-то, что ничего не кончается. А если кончается, то начинается заново, потому страх потерял и совсем расслабился. Пора снова собираться — открыл я глаза в темноте, чувствуя колющееся сено и наблюдая в щели сарая красное небесное сияние.

Понедельник, шестое июля одна тысяча девяносто восьмого года.

У меня осталась всего одна попытка, следующей не будет.

Лежа на сеновале, дождался, пока товарищи-попутчики по деревенскому летнему отдыху придут меня пугать. Сделал вид что испугался, потом выдержал даже несколько минут беседы — намного более доброжелательной, чем в прошлый раз здесь. После чего, пока троица выйдя во двор наблюдала за небесным сиянием, проскользнул мимо них в дом. Нашел бумагу, ручку — места еще в прошлый раз отдельно приметил. Быстро написал записку, что пошел в соседнюю деревню на два дня с ночевкой к новым друзьям, попросив за меня не волноваться.

Вряд ли сильно поможет, но так намного лучше, чем по-английски уходить. Оставив записку под кассетами магнитофона — чтобы нашли, но не прямо сразу, вышел обратно во двор. Дождался, пока парни зашли в дом, потом перепрыгнул через забор, чтобы калиткой не скрипеть и провожаемый лаем собак легко бежал по улице.

До Павельца — где находилась ближайшая железнодорожная станция, расстояние преодолел меньше чем за три часа. Передвигался скаутским бегом — с перерывами, изредка переходя на шаг. Оказавшись на окраине городка, пошел по народной тропе, стараясь избегать широких улиц, потом вдоль железной дороги дошел до небольшого и аккуратного — еще имперского, здания вокзала. В зале ожидания ни души, и посмотрев расписание, устроился на неудобной деревянной лавке.

Из-за металлических дуг-подлокотников не лечь, так что приготовился коротать время до утра полусидя. Спать не получалось, задница почти сразу заболела от неудобного и жесткого сиденья. Ворочался я минут сорок, пытаясь устроиться поудобнее, как вдруг скрипнула высокая дверь — и на пороге пустого зала ожидания появился молодой парень.

Лет шестнадцать, постарше реципиента. Он молча прошел пару шагов, остановился сразу за порогом. Местный, по одежде видно; он смотрел на меня, но лицо его не выражало ничего — как у патрициев-аристократов, на которых я насмотрелся в Академии.

Не очень понравился мне его взгляд, так что я поднялся, готовый к любому развитию событий. Неожиданный гость вдруг резко развернулся и вышел. Так, что-то не нравится мне это. Выждав пару секунд, я последовал за ним — приоткрыв дверь, увидел, как он уже быстрым шагом исчезает за углом здания вокзала.

Двери из зала ожидания выводили сразу к путям — к низким платформам. С другой стороны здания привокзальная площадь, оттуда сейчас, когда я высунулся на улицу, слышна музыка. И как раз туда, похоже, отправился странный гость, проверивший зал ожидания.

Решив не искушать судьбу, я быстро пошел в другую сторону — по платформе вдоль путей, уходя подальше от вокзала во тьму. Едва прошел пару сотен метров и устроился на куче шпал у небольшого, спрятавшегося в темноте сарая в дальнем конце платформы, как из-за угла здания вокзала появилась бегущая толпа. Человек двадцать, не меньше — топая как слоны, они буквально вломились в зал ожидания. Причем один из них не вписался в дверной проем и ударившись, отлетел, рухнув навзничь. Остальная «группа захвата» на него даже внимания не обратила, оставив выбывшего барахтаться на спине.

Не обнаружив меня в зале ожидания, группа молодежи немного покучковалась рядом со зданием вокзала, рыская вокруг. Ни криков, ни угроз, ничего — все в пугающем молчании. После, подобрав упавшего, они отправились обратно на привокзальную площадь слушать музыку, которая стала заметно громче. Я потом сходил, посмотрел — на площади стояло несколько машин с распахнутыми дверьми, именно оттуда музыка и раздавалась.

Точка сбора местной молодежи. Город засыпает, просыпается мафия, ясно-понятно.

Похоже, это будет интересная поездка — подумал я тогда. Впрочем, мои самые плохие ожидания не оправдались. Путь до цели — растянувшийся почти на сутки, оказался довольно скучным и выматывающим. Именно ожидание оказалось самым тяжелым испытанием. Ночью, пока нарезал круги вокруг вокзала, было ни присесть, ни прилечь — или грязно, или мокро из-за росы. До самого утра маялся, так и не возвращаясь в зал ожидания — справедливо опасаясь за здоровье. Все же не думаю, что те парни так активно просто познакомиться со мной бежали.