Долго рассматривать и любоваться строем бойцов, за которым чувствовалась сила и мощь, не получилось — раздался командный крик, и сотни сжатых кулаков взметнулись вверх.

— Цезарь! Цезарь! Цезарь! — разнеслось над облачной цитаделью.

Недавно, когда в зале Совета Богов озвучили мое новое имя, удивились почти все присутствующие. Сейчас, удивился — очень мягко если говоря, я сам.

— Твоя идея? — негромко спросил я у Кайсары, говоря уголком рта.

Она не ответила. Лицо непроницаемо, ни единый мускул не дрогнул. Нет, не ее идея.

Понятно — Варрон организовал.

Бойцы продолжали скандировать, похоже им это нравилось — теперь не только я чувствовал силу и мощь. Единение в готовности изменить мир сейчас словно в воздухе разлито.

Очень странный день.

С одной стороны, я только что узнал, что могу стать императором, потому что одна из сторон не против уничтожить Республику. Вот ведь — полгода назад не мог подумать, что стану частью одного из старейших родов Римского Мира, а пару минут назад даже не предполагал, что меня могут выбрать как компромиссную фигуру на царствование. Как когда-то Петра, после названного «Великим», выбрали — он ведь, между прочим, изначально был младшим царем, сидя на двойном троне со своим старшим и не совсем дееспособным братом. Играл вроде тихо и незаметно в потешные полки на заднем дворе, пока уважаемые люди дела свои решали, а потом вдруг как начал боярам рубить всякое — и бороды тоже, в большинстве по самую шею.

При этом же я понимал, что для меня вероятность повторить подобное и взять ситуацию в свои руки иллюзорна. Я здесь как инструмент — такой же, как у Варрона и представляемой им группой элиты были не так давно приговоренные Кайсара и чуть позже Антоний, ставка на которого не сыграла, а мы заняли его с Октавией место. И скандирование «Цезарь, Цезарь» сейчас — это даже не декларация намерений, а скорее намек облеченным властью в Сенате и не только, по типу «а смотрите, как мы можем».

Чуть обернувшись я глянул на Антоху и Геллу, который вышли на крыльцо вместе с нами, стоя чуть сбоку-сзади. Антоха тоже, мягко говоря, крайне удивлен, а вот Гелла еще более расцвела — завидую, вот где счастье настоящее.

Кайсара, улыбаясь, помахала рукой и тронула меня, побуждая сделать то же самое. Ладонь у нее, кстати, ледяная, сама побледнела как снег. Да, вот это мы прилипли — сейчас все гораздо, гораздо хуже, чем тогда, когда я сидел в камере карантина. Потому что пространства для маневра больше нет — шаг влево, шаг вправо и все, будьте добры покинуть корабль.

Другое дело, что я конечно могу и ошибаться, а скандирование легионов — случайность. Проверить это довольно легко: если в недавнее время в Просторе Гелиоса был или случится в скором времени «инцидент», схожий с тем, что случился с фамилией Кайсары, когда весь род неожиданно умер от взрыва, значит моя догадка верна. Тоже вариант из серии «а смотрите, как мы можем». Когда на кону будущий миропорядок — такие вещи в порядке вещей. И если кого-то из влиятельных семей или персоналий недавно показательно уничтожили, или элиминируют в самое ближайшее время, значит я действительно та самая компромиссная фигура (без права голоса), которой будут пугать сенаторов те, у кого длинные руки.

В общем, ввязался я в это дело реально до самой отсечки. И обратно никак — словно четкий щелчок стопора услышал, померещившийся мне сквозь взрывы взлетающих в небо фейерверков.

Плюс в ситуации только один — я снова чувствую себя как человек, словно эмоциональный взрыв сорвал с меня все исподволь накатывающие ощущения, постепенно отстранявшие меня от этого мира. Так что не все так плохо: сейчас надо осмотреться в новых условиях, подумать, а потом…

«Не будет никакого потом, ты обречен», — прозвучало эхо в голове уже знакомым мужским голосом.

Надо же, очнулся — похоже, воздействие мглы его выключало, а сейчас вот проснулся. Лучше бы спал дальше, со своими комментариями, — мысленно обратился я к пассажиру в голове, но он промолчал.

— Нам с тобой понадобится очень много удачи, — негромко проговорил я, сжав руку Кайсары.

— Давай просто попробуем соответствовать великим предкам, — после некоторой паузы ответила Кайсара. — Пойдем?

Сквозь строй легионов мы прошли во дворец, где проходил официальный прием — к ночи переросший в настоящий пир и растянувшийся почти до утра. А еще через день я направился на Авалон — на ту самую видную в небе станцию на орбите, на внешнем кольце которой располагалась Военная Академия, где меня уже ждали.

С поверхности Альбиона, как и с облачной цитадели, высвеченная лучами Селены станция Авалон выглядела совсем небольшой. Я привык к этому белесому кольцу в небе — висит, ну и пусть висит. Когда в первый раз увидел станцию, впечатление конечно было ошеломляющим, но совсем ненадолго — потом, уже через несколько секунд, увидел полчища Плети, потом последовали смерть и перерождение, карантинный барак; на фоне других удивительный открытий и чудес как-то так получилось, что после всего навалившегося воспринимал я Авалон как декорацию, словно часы с кукушкой на стене.

Да, несколько раз Авалон уже посещал — в ходе реабилитации после трансформации тела. Но перемещался я тогда в таком состоянии, что мне хоть в рай хоть в ад отвези, по сторонам бы не глазел, интерес начисто отсутствовал.

Сейчас же я был один в салоне транспортного челнока Протектората, свеж, бодр и готов к новым свершениям и открытиям. Передняя переборка уже давно превратилась в широкий экран, на котором я с интересом наблюдал за приближающейся станцией.

Все, ощущения незаметной декорации больше не было — вблизи станция впечатляла так, что захватывало дух. Челнок как раз проходил над огромным внешним кольцом, шириной в несколько километров. Застроенное жилыми кварталами, зонами отдыха и промышленными предприятиями; где-то бугрятся наросты транспортных портов, где-то видны пришвартованные к причалам военных баз серые крейсеры и фрегаты космофлота, совсем далеко видны белые туши лайнеров, угловатые махины висящих в ожидании стыковки транспортов.

Это все просто ох… как удивительно, — мысленно произнес я.

От внешнего кольца, как у колеса, к центру идут пять широких объемных «спиц», примыкающих к кольцу внутреннему. Вот оно уже идеально ровное, симметричное. Здесь царит порядок в архитектуре, видно, что преобладает зелень парков с белизной дворцов — во внутреннем кольце обитает элита Протектората. От внутреннего кольца уже «спиц» поднимается верх больше, и идут они все к центру, где — в отдельном шарообразном модуле станции находится штаб-квартира Протектората.

В отличие от мельтешения огромных махин кораблей и многочисленных юрких небольших челноков у внешнего периметра, здесь пространство почти пустое — запрет на полеты, за редким исключением. Одно из таких исключений, с бесстрастным лицом, но внутренне открыв рот от удивления, сейчас и пролетало прямо над штаб-квартирой: везущий мой шаттл держал путь на сектор внешнего колеса «Норд-Норд-Вест», где располагалась Военная Академия Простора Селены — так что я пролетаю над всей станцией.

Как на экскурсии — хотя, может быть, так и задумано. Ну а я по этому поводу не гадал, просто наслаждался видами. Словно сбросив с себя липкие путы отрешенного состояния, я сейчас старался эмоционально воспринимать вообще все, по максимуму отключив равнодушие: если обычные человеческие эмоции помогают остаться человеком, надо этим пользоваться.

Штаб-квартира и внутренний круг исчезли позади, и снова я у внешнего кольца. Здесь, в этом секторе внешнего кольца, кораблей немного — территория военных, тоже пространство условно-закрытое. И осмотреться как следует я даже не успел — вроде станция где-то далеко, но потом пролет через несколько шлюзовых ворот, и вдруг раз, шаттл уже завис над посадочной площадкой. Едва ощутимо пошел скрежет по полу — посадочные лапы коснулись поверхности, двери сразу же открылись. Едва я спрыгнул на ровную поверхность, шаттл свечкой ушел вверх.