Марина была в похожем, тоже белом, свидетельствующем о ее статусе гражданского специалиста, а не слуги; на лицах у обеих — что у Марины, что у Ольги, белые же полосы по глазам. Неплохо, неплохо — полные гражданские права и привилегии, вкупе с корпоративной должностью. Удивительный карьерный рост — на такой в обычных условиях перегрину требуются годы, если не десятилетия.

Когда я сошел с последней ступени трапа, Марина, на краткий миг, очень странно на меня посмотрела. Так, словно захотела было броситься на шею, но в последний момент остановилась. И шагнула она не вперед, а подалась чуть назад, словно бы пресекая мою еще несостоявшуюся и даже не обозначенную попытку ее обнять. Заговорила Марина при этом максимально официальным тоном, приветствуя почетного гостя Александра Саргона, то есть меня, в облачной цитадели фамилии Клеопатры рода Юлиев.

Очень странно. Нет, понятно, официальная часть, но… очень и очень странно. Ее тоже, как Виталика, научили себя вести на людях, или что-то произошло за то время, пока меня здесь не было?

Гражданство полное у нее произошло и карьерный рост — догадался я. И ее официально-отстраненное поведение, несмотря на теплоту во взгляде, с этим связаны. Как, пока не знаю, но узнаю еще. Альтушка, Ольга вернее, держалась официально, как и Марина, но мне ни слова не сказала, просто обозначала присутствие.

Строй почетного караула между тем изменился, двигаясь как единый живой организм. Бойцы развернулись, и в сопровождении варангов я двинулся к широкому крыльцу с массивными колонны. Если в желтый цвет покрасить, то дворец этот на здание метро Кировский завод в Санкт-Петербурге похож будет.

«Пантеон!» — возмущенно откликнулось эхо у меня в голове.

О, проснулся пассажир. За две недели дома ни разу незваного попутчика не слышал, а тут объявился. Да, с фасада дворец внешне не только на метро Кировский завод в Питере, но и на Пантеон в Риме похож. Над колоннадой распластал крылья золотой орел, под ним римская волчица, у которой под брюхом — вместо привычных волчат, буквы S. P. Q. R. Используемая матриархальными фамилиями старых родов государственная символика, это я уже знал.

Следуя за провожатыми, зашел под своды дворца. Внутри, как и в Пантеоне, круглый зал, по стенам которого многочисленные статуи. На троне — Юпитер, остальных не знаю… ну-ка, ты здесь?

«Совет богов», — снова проснулся мой неизвестный попутчик.

В первый раз по прямом запросу, надо же. Успех. Более того, вместе с эхом голоса появились картинки мыслеобразов. Юпитер и Юнона, Нептун и Минерва, Марс и Венера, Меркурий и Церера, Вулкан и Веста, Аполлон и Диана. Всего двенадцать, Совет богов. Это знание наложилось на полученные от пустоглазой Октавии сведения о местной политике: Римской Республикой правил Сенат, но жрецы богов, особенно богов первого круга, имели огромное влияние на сенаторов. Религия здесь от государства не отделена, совсем наоборот.

Пройдя через круглый зал со статуями — каждая в два человеческих роста, зашли в проем арки между Юпитером и Юноной. Миновали широкий коридор и пришли к двери кабинета, у которой двойка варангов разошлась по сторонам. Марина сообщила, что меня почетного гостя уважаемого здесь ждут и развернулась, уходя прочь. Внушительная делегация встречающих рассосалась уже в круглом зале, так что перед дверью, не считая безмолвной и замершей в неподвижности двойки варангов, я остался в одиночестве.

Стукнув раз для приличия, вошел в кабинет. Кайсара стояла у окна и смотрела на уже взлетающий с площади дирижабль. Когда я переступил порог, она обернулась и взгляды наши встретились.

С прошлой нашей встречи патрицианка изменилась. И дело не только в появившейся на ней одежде — сейчас на девушке был белый облегающий комбинезон со вставками пурпурного цвета, говорящими о принадлежности к самой высшей сословной касте. Заметно изменилось лицо — в момент нашей прошлой встречи Кайсара выглядела как совсем юная девушка-подросток, лет на семнадцать. Сейчас же передо мной уверенная молодая женщина лет двадцати пяти. Хм, да и фигура тоже изменилась, утратив юношескую худобу и угловатость.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, после чего патрицианка прошла через кабинет и вдруг обняла меня. Довольно неожиданное проявление чувств, причем совершенно такое же я мог ожидать от Марины недавно. Но Марина сохранила официальный вид, Кайсара же наоборот, вела себя как старая знакомая.

Прижавшись — гораздо более крепко и гораздо более дольше, чем принято во время объятий малознакомых людей, Кайсара немного отстранилась.

— Ты вернулся.

Девушка улыбнулась и с нежностью провела мне пальцами по щеке.

Неожиданно: цвет глаз у нее изменился. До недавнего времени они были светло-голубые, почти серые, сейчас же стали яркими, ультрамариновыми. Реально сверкающий взгляд, как неон энергетического оружия во мгле сияет, выделяясь неестественно ярким светом на фоне остального.

Не отвечая вслух, я кивнул. Ну да, вернулся. Кайсара вновь улыбнулась и снова меня обняла, прижавшись так крепко, как будто к родному или очень близкому человеку. Несколько минут мы так простояли в молчании. Голова девушки лежала у меня на плече, она по-прежнему крепко прижималась.

— Ты не понимаешь, почему я так себя веду, — констатировала, не спросила, Кайсара.

«Интересно почему я должен понимать».

— Сейчас я тебе все объясню.

«Уж сделай милость».

Я от напряжения начал уже с ней мысленно разговаривать. Ее странные эмоции настораживали — что, вместе с недавней отстраненностью Марины, наталкивало на мысль о каком-то подвохе. Мне просто не верилось, что подобные эмоции могут быть искренними.

Кайсара отстранилась, но по-прежнему держала меня, словно не желая отпускать. Глядя неестественно сияющим ультрамарином взглядом, заговорила.

— Пока я тебя ждала, я глубоко изучала все, что с тобой связано. Небезуспешно. Теперь я знаю тебя с самого детства, знаю многие твои мысли и желания, я словно с тобой сроднилась. Сейчас ты мой самый дорогой и близкий человек. Поверь, мои эмоции настоящие и искренние.

Говорила Кайсара с некоторой академичностью в произношении. Русским языком, похоже, пользовалась до этого очень редко, слова выговаривает излишне четко. Неестественно голубые глаза, поблескивая (слезы?) смотрели прямо на меня, я же в ответ только плечами пожал. Да, если не лукавит, может действительно как старого друга встретила, но я же о ней практически ничего не знаю.

— Я тебя знаю, а ты меня почти нет, — кивнула Кайсара. — Но мы это скоро исправим. Обед? Или сразу к делу?

— Сразу к делу.

Отобедать я совсем не прочь, люблю поесть. Особенно когда не завтракал, тем боле что при мысли о еде — несмотря на нервное напряжение, живот слегка потянуло. Но сейчас, когда многие тайны окружающего мира готовы мне открыться, я все же бы к делу перешел. Кайсара уже взяла меня за руку и провела ко столу. В форме буквы «Т», но села она не во главе стола, а так, что мы оказались друг напротив друга.

— Если тебе будет несложно, предлагаю сначала тебе первому рассказать об обстоятельствах всего произошедшего с того момента, как ты оказался в тумане, и как после осознал себя как жнеца. Можешь коротко, а после этого уже я расскажу тебе о себе и о судьбе нашей фамилии.

«Нашей фамилии?» — взглядом я показал, что не совсем понял. Она сказала «нашей», как будто это наша фамилия, а не её.

«Понимай как хочешь», — взглядом же ответила мне Кайсара, едва заметно поведя плечами. Неуловимым жестом словно намекая, что если будет на то мое желание, фамилия станет именно нашей с ней.

Шел сюда за объяснениями, а пока одни загадка. Ладно, начнем:

— В первый день лета, вечером, я увидел яркое небесное сияние…

С того самого момента, как пощадил стаю гоблинов, я уже вписался в этот блудняк целиком и полностью. Можно конечно было изложить коротко и с недоговоренностями, но даже обрывочные знания Марины могут подтвердить — тем, кто в теме, что я стал жнецом вместе с сестрой. И сомневаюсь, что Марина провела здесь два месяца без единого допроса, так что говорил без утайки и недоговорок. Довольно полно рассказал о своем пути в тумане, не слишком подробно описывая каждый случай смерти, но и не скрывая ничего, связанного с пустоглазой.