Рио, похоже, нисколько это не заботит.

– С тобой все будет в порядке. Чувак пытался похитить тебя.

– Как и ты. Хочешь сказать, что заслуживаешь такой же участи, а? – шиплю я.

Я впадаю в шок. Я неистово дрожу, руки и ноги немеют.

Успокойся, Адди.

Дыши.

Просто дыши.

Рио смеется, а я закрываю глаза и стараюсь не сойти с ума.

Он приближается. Я знаю, что прямо сейчас он присел и нависает надо мной. Он продолжает смеяться, и я чувствую на ухе теплое дыхание.

– У тебя умный рот, но в этом мире он не так уж умен. Хочешь совет? Заткни его до тех пор, пока единственными твоими словами не будут «да, сэр». Так ты протянешь гораздо дольше.

Из моего глаза стекает слеза, и я чувствую, как в основании горла формируются зачатки рыдания.

– А разве я хочу этого? Протянуть подольше? Это лучше, чем страдать целую вечность, да?

Он тоскливо вздыхает.

– Ты права. Ты сдохнешь в любом случае. Думаю, дело не в том, как долго ты продержишься, а скорее в том, как больно будет в самом конце.

Мои губы начинают дрожать. Он снова вздыхает, и в его голосе появляется разочарование.

– Давай вставай. Нам надо идти.

Он поднимается, делает несколько шагов и опять смотрит на меня. Ждет, что я последую за ним.

В оцепенении мне кое-как удается сесть. В костях просыпается боль, снова давая о себе знать.

– Можно мне сначала принять душ?

Рио окидывает взглядом мое покрытое багровыми пятнами тело и ухмыляется.

– Конечно, принцесса. Тебе можно принять душ. Но тебе нельзя мочить швы на спине, так что, похоже, тебе понадобится моя помощь.

Дерьмо.

Глаза, сверлящие мою задницу, вынести было проще, чем ощущение мертвячьих останков на теле. Я стояла к Рио спиной, пока с моей кожи стекали струйки крови. Когда же я увидела, что в сток устремились еще и куски кожи с осколками костей, меня едва не стошнило.

Мне пришлось обтираться намыленной тряпкой. Рио показал места на спине, которых нужно избегать, но сам меня не трогал, и за это я благодарна Дьяволице.

Самым сложным оказалось вымыть волосы, не наклоняясь слишком низко, чтобы не открыть ему вид на то, что он назвал «средством для зарабатывания денег».

Чертов мудак.

Душ находился в маленькой причудливой квартирке на верхнем уровне здания, гораздо более приятной, чем импровизированная больничная палата внизу, но все равно в подметки не годившейся любой дешевой квартирке в Нью-Йорке.

Я предположила, что здесь жил доктор Гаррисон, когда не оперировал людей, привезенных к нему работорговцами. Он носил обручальное кольцо, но никаких свидетельств того, что с ним жила женщина, я не увидела.

Боже, надеюсь, она не прикована где-нибудь цепью.

И теперь я снова на заднем сиденье фургона – с темным мешком на голове, мокрая до нитки и дрожащая, словно неисправный мотор. Ублюдок не стал упоминать, что чистых полотенец нет, и получил удовольствие, наблюдая, как я вытираюсь своей больничной сорочкой. Еще больше он повеселился, когда я стала оборачивать ее вокруг своих волос.

Он не разрешил мне оставить ее, заявив, что мои волосы слишком красивы, чтобы прятать их в уродливую голубую тряпку, но на самом деле, думаю, ему просто нравится быть мудаком.

Стук моих зубов заглушается хард-роком, несущимся из колонок. Мои густые волосы все еще влажные, обогреватель работает еле-еле, и согреться невозможно. Я дрожу так, будто прямо сейчас из меня изгоняют демонов, осталось только начать выворачивать себе конечности и левитировать в воздухе для полноты картины.

По ощущениям так оно и есть. У меня чертовски сильно болит все, и с каждой последующей судорогой боль только усиливается.

Еще никогда в своей гребаной жизни я не была так несчастна.

– Не волнуйся, Алмаз. Мы уже почти добрались до твоего нового дома, – напевает Рик, и этот звук бьет по моим и без того истрепанным нервам. – Ты понравишься Франческе.

Зловещий тон его голоса заставляет меня напрячься еще больше. Что-то в том, как он это сказал, заставляет меня думать, что ее-то мне стоит опасаться куда больше, чем любого мужчину, которого я встречу на своем пути.

– К-кто она?

На мгновение он замолкает, однако отвечает мне не Рик.

– Тот человек, которого ты захочешь впечатлить больше всех, – произносит Рио, и его голос серьезен.

– Почему?

– Потому что именно она решает, насколько несчастной будет твоя жизнь до продажи.

Опускаю голову и зажмуриваюсь. Прошло всего шесть дней, а я уже чувствую себя побежденной, мой дух начал угасать.

Делаю глубокий вдох, а потом выдыхаю, медленно и ровно.

Я не сдамся. Всеми фибрами своего существа я верю, что Зейд делает все возможное, чтобы отыскать меня. И я тоже не собираюсь сидеть и ждать сложа руки. Я встречу его на полпути, если получится.

Так что если мне нужно одержать победу над Франческой, то я ее одержу.

Я всегда была безрассудно храброй – до такой степени, что это была скорее глупость, чем отвага. И я не собираюсь отступать сейчас.

Лайла Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Лайла

Каждый из нас в какие-то моменты боится смерти. Кому-то становится страшно, когда он осознает, что такое смерть, – до того, как возникают депрессия, тревога и прочие проблемы с психическим здоровьем.

К другим это приходит перед тем, как они находят что-нибудь, во что можно верить, – будь то Бог или что-то иное.

А еще есть те, кто барахтается в жизни, с ужасом ожидая дня, когда они сделают свой последний вздох. Думаю, иногда боятся не столько смерти, сколько того, как именно она наступит.

Так как же умру я?

Будет ли мне больно? Буду ли я страдать? Буду ли я напугана?

Джиджи ощущала весь спектр этих эмоций, когда ее убил человек, которому она доверяла и о ком, вероятно, она искренне заботилась.

Роман с ее преследователем Роналдо не только разрушил ее брак, но и лишил жизни. Только убийцей стал не ее преследователь или муж, как можно было бы предположить, а лучший друг ее мужа, Фрэнк Сайнбург.

Я долго была уверена, что меня ждет точно такая же судьба, что меня погубит мой преследователь, однако вместо этого поддалась его мрачным убеждениям и влюбилась.

Я так старалась убежать от него, но теперь все, чего хочу, – это бежать ему навстречу.

Всю оставшуюся поездку не издаю ни звука. По крайней мере, ничего не говорю – мои зубы стучат всю дорогу, и в конце концов один из моих похитителей не выдерживает и добавляет мощности обогревателя.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы останавливаемся, и тогда глубоко у меня внутри поселяется ужас. Я напряженно выпрямляюсь и жду; мужчины выходят из фургона, и двери захлопываются за ними одновременно.

Потом открывается дверь слева от меня и влетает ледяной ветер. Грубая мозолистая рука хватает и тянет меня на себя. Словно меня держит сама старуха с косой, сопровождая на казнь.

– Ай, – взвизгиваю я, настолько мне больно двигаться.

Он не обращает на это внимания и рявкает:

– Пошли.

Голос Рика.

Он вытаскивает меня из машины с таким усилием, будто женщина, только что попавшая в аварию, в ранах с ног до головы, сможет побороть его и вырваться.

Я даже близко не понимаю, где мы, черт возьми, находимся.

От очередного порыва ледяного ветра мое тело покрывается мурашками. Зубы снова начинают отбивать дробь, холод становится почти невыносимым.

Черный мешок срывают с моей головы, и я вздрагиваю от света, резанувшего по глазам. На улице пасмурно, но я так давно не выходила на свет, что мои глаза сейчас слишком чувствительны даже для него.

Прищуриваюсь, мой взгляд сразу же устремляется на чудовище, возвышающееся передо мной.

Рик вытягивает руку в сторону двухэтажного колониального дома, представляя его мне – так, словно я нахожусь в пятизвездочном ресторане, а он снимает с подноса крышку, чтобы продемонстрировать лучшее блюдо, которое я отведаю в своей жизни. Я никогда не бывала в шикарных ресторанах, но, судя по видео в интернете, выглядит это как молочные пенки и палочки, завернутые в сырое мясо.