Его лицо превращается в маску рычащего демона, а холод, исходящий от него, застывает кристаллами. Изнутри этот человек мертв. Он не более чем ледяная разлагающаяся гробница.
Чувствую вспышку боли, пронзающую мою щеку, еще до того, как замечаю его движение. Моя голова откидывается в сторону, и на лице вспыхивает огонь.
Охаю, рот открывается, и я хватаюсь за больную щеку, ощущая что-то влажное на пальцах. Вижу несколько капель крови. Он ударил меня с чертовым надетым кольцом. Обручальным кольцом.
В моем желудке начинает бурлить коктейль из отвращения и ярости, но я держу рот на замке. Я в очень опасной ситуации, и у меня больше нет возможности делать или говорить все, что, черт возьми, я хочу, без серьезных для меня последствий. И как бы мне ни хотелось наброситься на этого старого пердуна, я едва могу двигаться.
Твою мать, Адди. Думай.
Он тяжело дышит, на его раскрасневшемся лице отчетливо видна ярость. Я словно смотрю в глаза трупу, которого оживила злоба внутри него.
– Я бы обращался с тобой как с королевой. Ты бы ни в чем не нуждалась! – яростно выкрикивает он, гневно вскидывая руку в воздух на последнем слове.
Я киваю.
– Ладно, – мягко успокаиваю я. – Но ты пугаешь меня не меньше, чем они.
Его позвоночник выпрямляется, и я вижу, как из его взгляда уходит ярость, словно до него только сейчас дошло, что он ведет себя как гребаный сумасшедший. Его лицо невероятно быстро меняет выражение от истерики к виноватому пониманию.
– Ты права, прости меня, – говорит он, делая ко мне шаг. – Просто я… если я хочу вытащить тебя отсюда в целости и сохранности, то нам нужно торопиться, а ты не помогаешь.
Я напрягаюсь, но не отшатываюсь, когда он извиняюще хватает меня за руки.
– Прости, что дал тебе пощечину, милая. Я просто пытаюсь помочь тебе. Пожалуйста, пойдем со мной. Я обещаю, что со мной ты будешь счастлива.
Мои паника и адреналин подскакивают до опасного уровня, заставляя сердце болезненно биться о грудную клетку. Мне трудно думать, когда он так жадно смотрит на меня, а все мое тело будто пропустили через чертову мясорубку.
Но это может стать прекрасной возможностью сбежать, если я правильно разыграю карты. Мне нужно выбраться отсюда с минимальным шумом, чтобы не потревожить ту сладкую парочку, так что вариантов у меня всего два. Ударить этого клоуна по голове и убежать или позволить ему забрать меня с собой и уже там найти другой выход. В любом случае здесь я не останусь.
– Хорошо, – шепчу я, хрипло вдыхая воздух через сжатые легкие.
Когда он видит, что я заметно расслабилась, он тут же берет с меня пример, и в его ледяных глазах искрится победа. Снова взяв меня за руку, он тянет меня к двери под красным мерцающим значком выхода.
Дрожа от холода и сырости, я оглядываюсь вокруг. В коридоре, куда мы вышли, все серое и выцветшее, а светильники, жужжащие над головой, покрыты пылью и тушками насекомых. Здесь нет ничего, что наполняло бы это место… жизнью.
Боже, да как он вообще умудряется здесь оперировать? Это больше похоже на морг, чем на больничную палату. И мне точно не хотелось бы умереть в подобном месте, хотя похоже, что многие другие тут умирали.
Тут смердит стерильной смертью.
Мы проходим мимо стола, заваленного инструментами, некоторые из них – острые. Если я проткну ему яремную вену, то он не сможет поднять шум и умрет в течение нескольких минут. И тогда мне удастся сбежать. Понятия не имею, что я буду делать, когда выберусь отсюда, но надеюсь, что где-то там будет помощь.
Бросив на доктора Гаррисона быстрый взгляд, я отмечаю, что его взгляд устремлен только вперед, он твердо намерен забрать меня себе. Я хватаю с металлического стола скальпель, однако он слышит мое движение и, когда я заношу руку, отшатывается вправо. Вместо того чтобы вонзиться в шею, нож скользит по его затылку.
В лицо мне брызжет кровь, и я отворачиваюсь, прикрывая глаза.
Он громко вскрикивает, разворачивается и наносит мне еще один удар сзади, от которого я падаю на безжалостный пол.
Я неудачно приземляюсь на копчик и взвизгиваю от боли. Мой позвоночник пронзает боль, у меня перехватывает дыхание, и он оказывается на мне прежде, чем я успеваю сообразить, что делать дальше, что уж говорить о дыхании.
– Сука! – кричит он, обхватывая мою шею руками, и грубо прикладывает головой о бетон.
В глазах вспыхивают звезды, и на несколько секунд я перестаю что-либо видеть. Такое ощущение, будто мой затылок раскололи пополам, но руки, сдавливающие мою шею, выводят меня из этой ямы агонии.
Мной овладевает паника, настолько сильная, что кажется, будто по моим венам течет яд. Я впиваюсь в его руки ногтями, оставляя кровавые царапины, но его это не останавливает. Лицо доктора Гаррисона искажено яростью, зрачки расширены так, что глаза кажутся почти черными, а зубы обнажены, выставляя каждый его кривой желтый зуб напоказ.
Дергаюсь и сопротивляюсь, но его хватка не ослабевает. И тогда моя жизнь проносится перед моими глазами, словно старая кинолента.
Я вижу свою мать, одаривающую меня одной из своих редких улыбок, когда я говорю что-то смешное. Отца, откинувшегося на спинку кресла и кричащего на футболистов в телевизоре – это самая бурная эмоция, которую я когда-либо у него наблюдала.
Дайю, откинувшую голову назад и громко смеющуюся над чем-то, что я сказала или сделала, демонстрирующую крошечную щель между передними зубами. То, что она всегда в себе ненавидела, а я всегда любила.
А потом Зейда. Мужчину-тарана, который разжег во мне такое пламя, что под ним я рассыпаюсь пеплом. И все же он заставил меня почувствовать себя такой сильной. Такой храброй.
Он заставил меня чувствовать себя чертовски любимой и ценной.
Прямо как алмаз.
Хотя Зейд никогда бы не назвал меня таким банальным и обыденным словом. Он бы назвал меня редчайшей драгоценностью на земле.
Я должна была сказать ему, что я…
Мое зрение начинает застилать темнота, и когда свет сжимается в одну-единственную точку, его руки ослабевают и мое лицо заливает что-то теплое и мокрое. Я инстинктивно открываю рот, отчаянно вдыхая кислород.
Ощущаю вкус меди на языке и втягиваю его так глубоко в себя вместе с воздухом, что мои глаза едва не выскакивают из орбит. Через несколько мгновений я внезапно понимаю, что надо мной склоняется только половина головы доктора Гаррисона, а через секунду его тело падает на мое.
Кашель в горле смешивается с булькающим криком. Мои глаза широко распахиваются, когда изуродованная голова доктора скатывается на мое плечо, а на моей сорочке расцветает багровая лужа. И я едва не бьюсь в конвульсиях от приступа кашля, все еще рвущегося из моего горла, и вихря эмоций от осознания, что я лежу под трупом, а в рот мне капает кровь.
Большая часть его мозга теперь на мне, а не в его черепе. Точнее, того, что от него осталось.
– Хватить истерить, ты в норме, – появляется надо мной голова Рио, он смотрит на меня с раздражением и примесью гнева. – Привыкай к виду мертвецов, принцесса. Там, где ты окажешься, ты увидишь их много.
Он хватает доктора Гаррисона за воротник и поднимает его надо мной. На меня выплескивается еще больше телесных жидкостей и мозгового вещества. Едва успев закрыть глаза, я прячу лицо, а Рио смеется и спихивает с меня тело, которое оттаскивает затем в угол.
Давление наконец спадает, и я чувствую, что снова могу дышать, но тут с моих губ срывается слабое хныканье.
Мое тело сворачивается в тугой клубок, я стараюсь забыть, что во рту у меня кровь, но не могу думать ни о чем другом.
Я давлюсь, мой желудок бунтует от этих мыслей.
И вдруг что-то твердое резко толкает меня в плечо, прерывая мой рвотный позыв. Я поднимаю голову, чтобы увидеть ботинок Рио, а затем сплевываю прямо на него. На черной коже остается яркое красное пятно.
Два зайца одним выстрелом – послать его ко всем чертям и избавиться от крови доктора Гаррисона во рту.
