В дальнем углу квартиры – белая кафельная перегородка с душевой за ней.

Следы ведут туда, а в углу находится окровавленная больничная сорочка, уже высохшая и скомканная.

И я таращусь во все глаза, пытаясь понять, что, черт возьми, здесь произошло.

– Она причастна к смерти того человека… каким-то образом. А потом, похоже, пришла сюда и приняла душ, – заключает Джей.

Я качаю головой, приходя к такому же выводу. В мое поле зрения просачивается ярость, снова окрашивая все в красный цвет.

– Стреляла либо она, либо кто-то другой, – предполагаю я. – Скорее всего, кто-то другой, раз она оказалась вся в его крови, что ей пришлось даже помыться.

– Думаешь, она стояла перед ним? – с любопытством спрашивает Джей.

– Или лежала под ним, – бурчу я.

Мои руки начинают трястись, когда в голове возникают образы Адди, которую повалил на пол какой-то мужик. Что бы он ни пытался с ней сделать, это было настолько ужасно, что ее похитителям пришлось вмешаться и убить его.

Мой кулак летит в ближайшую стену, пробивая ее насквозь. Словно неисправный робот, я отвожу ее назад и бью стену во второй раз. И третий, четвертый, пятый – прежде чем руки Джея обхватывают мою руку и за счет силы импульса оттаскивают меня назад. Я спотыкаюсь, и мы оба едва не падаем.

– Очнись, чувак, – кричит он, на его лбу выступают капельки пота.

Я рычу и трясу головой, как лев, отряхивающийся после удара по голове. Костяшки моих пальцев разбиты, на цементный пол капает кровь.

– Нам придется убрать все следы твоей крови, – бормочет он.

– Она могла пострадать, – игнорируя его, произношу я.

Я готов броситься вниз по лестнице и выбить все дерьмо из мертвеца, лежащего там. Пытать его самыми ужасными способами, какие только можно себе представить, несмотря на то что он ни черта уже не чувствует.

Дерьмо. Я так хочу прорваться сквозь завесу, отделяющую мертвых от живых, проникнуть туда, вернуть его душу и заставить его пожалеть, что ее-то у него никогда и не было.

Каждый мускул моего тела зажат и напряжен до предела.

– Мы найдем ее.

– Взломай камеры, – бросаю я, подходя к огромному окну и выглядывая на улицу позади здания.

Джей садится на краешек кровати, бросает на нее настороженный взгляд, словно он сел в выгребную яму ДНК, затем открывает свой ноутбук и приступает к работе.

Я вглядываюсь сквозь грязное стекло и замечаю черный фургон, стоящий у самого выезда с парковки – брошенный. Мои кулаки сжимаются, когда я вижу разбитое крыло и вмятины с водительской стороны автомобиля.

Я нахожусь в двух секундах от того, чтобы снова выйти из себя и выбить это окно, поэтому стараюсь успокоиться, закрываю глаза и разминаю шею.

«Держи себя в руках», – повторяю я про себя. Снова и снова, пока не овладеваю наконец собой. В своей жизни я повидал немало дерьма, больше, чем многие другие могли бы вынести, но похищение Адди – это худшее, что я когда-либо испытывал. Я больше не хозяин положения. Хотя с ней я никогда им и не был.

Так что я с радостью оболью бензином и подожгу все на своем пути, если это сможет привести меня к моей мышке.

– Зейд, ты не захочешь этого видеть… но ты должен взглянуть.

Малыш, что я тебе говорила о том, что нельзя выходить из себя, когда ты злишься?

Почему именно сейчас мою память терзает мамин голос? Разрушение прямо на кончиках моих пальцев, оно только и ждет, чтобы я выпустил его на волю. Это так просто – щелкнуть зажигалкой и освободить маленький огонек, который уничтожит все.

– Зейд?

Голос Джея прорезается сквозь шепот матери, и он исчезает, как клубы сигаретного дыма.

Сую руку в карман толстовки, достаю сигарету из пачки и прикуриваю.

Рот Джея открывается, чтобы сказать мне слова, которые я, честно говоря, не хочу сейчас слышать.

– Не надо напоминать мне, что я не курю, и не спрашивай, в порядке ли я, – хриплым от ярости голосом произношу я.

Его рот захлопывается, и он кивает, оглядываясь на экран, где на видео Адди борется за свою жизнь. Дата в углу камеры говорит, что это было неделю назад. На записи нет звука, поэтому, хотя я и не знаю причин, по которым доктор пытался ее похитить, это не отменяет того факта, что он все равно пытался. Это ясно по тому, как быстро он заставляет ее встать с кровати, и по тому, как она сопротивляется на протяжении всего пути.

Она набрасывается на него со скальпелем, и он нападает на нее в ответ. Ударяет по затылку.

И хотя это невероятно травмирует меня, кипеть от ярости заставляет меня не это. А тот мудак, который убил доктора, а потом поднялся за ней по лестнице и наблюдал, как она принимает душ.

Рио.

Дайя проделала большую исследовательскую работу, и хотя о Рике Бормане нашлось немало интересного – о Рио не было практически никакой информации, кроме того, что он родился и вырос в Пуэрто-Рико, его школьных записей и информации, что, когда ему исполнилось восемнадцать лет, он переехал в США. Больше ничего. Только адрес квартиры, которую он снимает, и два штрафа за превышение скорости.

Полная чушь.

– Странно, что у этого парня камеры направлены только на душ и кровать, – бормочет Джей скорее себе самому.

Я слишком занят, чтобы ответить ему. Затягиваюсь сигаретой так, будто она одна и поддерживает жизнь во мне, а не забирает. Если я еще раз посмотрю это видео, то выхвачу пистолет и начну палить в монитор, пока от него не останутся лишь осколки пластика и металла.

Пальцы Джея летают по клавиатуре так быстро, что, кажется, с его ногтей слетают чешуйки фиолетового лака. Видеозапись с Адди заканчивается, и дальше крутятся архивные записи за несколько лет.

Кем бы ни был этот парень, он нелегально оперирует уже несколько десятилетий. Несколько раз в месяц к нему привозят раненых люди, которые выглядят так, будто ничего хорошего они замышлять не могут.

Я бросаю сигарету на пол и давлю ее ботинком, выдыхая дым и наблюдая, как Джей проматывает еще несколько записей. В тот момент, когда я заношу ногу, чтобы отшвырнуть окурок, я замираю и стискиваю челюсти, отчетливо услышав умное замечание Адди.

Не надо мусорить.

К тому времени, как я закончу, здесь останется только пепелище, но я обещал прекратить, поэтому так я и поступлю.

Поднимаю окурок, кладу его в карман и заставляю себя снова сосредоточиться на экране.

На мониторе появляется несколько роликов с женщинами, принимающими душ, и с каждым видео я сжимаю зубы все сильнее и сильнее, до того, что каждая косточка на моем лице готова треснуть.

Все они в больничных сорочках – до и после душа, на многих наложены повязки или гипс. Они все были пациентками этого доктора, и всех их записывали на видео, чтобы потом он мог на них смотреть.

Лицо Джея сурово хмурится: на экране сотни таких видеозаписей. Но затем он останавливается, в воздухе повисает нерешительность.

– Что? – спрашиваю я, ища глазами то, что привело его в замешательство. Мне требуется две секунды, и мое сердце замирает. – Включай.

Джей качает головой и хрипит:

– Ты же знаешь, что там будет, Зейд. Тебе не нужно…

– Черт возьми, Джей, я должен это увидеть. Ты же знаешь.

Он вздыхает, соглашаясь, опускает плечи и запускает видео. Это то же самое, что и те ритуалы, – меня не было рядом, чтобы спасти их в тот момент, но будь я проклят, если отвернусь от их боли сейчас.

На экране появляется врач, который несет на кровать женщину без сознания. Он только что поднялся со второго этажа, где, вероятно, и оказывал ей медицинскую помощь.

Он укладывает ее, снимает с нее больничную сорочку, а затем – и свою одежду. И в течение следующих нескольких минут он оскверняет ее бессознательное тело. В моем желудке бурлит отвращение, усиливаясь вместе с водоворотом гнева и нарастающим желанием воскресить его, чтобы прикончить собственными руками.

По мере того как Джей продолжает перелистывать видеозаписи, мы понимаем, что эта женщина была одной из, возможно, сотен его пациенток, которыми он воспользовался, пока они не могли себя защитить.