Он ударяет меня лицом о деревянный пол, тыкает в грязь и пыль, пока раздирает мое трико. Ткань рвется с громким треском, и это вызывает новый приступ ужаса в моем мозгу. Возбужденное дыхание Рокко учащается.

– Нет! – кричу я, когда он разрывает и мое белье.

Но единственной реакцией на мой крик становится щелчок расстегиваемой молнии – он расстегивает свои джинсы. По моим щекам текут ручейки слез, когда я чувствую его плоть на своей спине.

Я снова пытаюсь вывернуться, но удар по затылку останавливает меня, и мой мир взрывается на части. Боль была моим постоянным спутником всю последнюю неделю, но сейчас я ее не чувствую. Я словно пробежала пару километров, но мое тело физически не может остановить мужчину, оскверняющего меня.

– Не бей ее! – кричит Франческа, переживая, как бы он не помял это яблоко.

Но как он может, если к тому времени, когда он закончит, я уже сгнию насквозь?

Одним мощным толчком он погружается в меня, и я кричу. Громко и пронзительно, под стать звону в моей голове.

– Черт побери, Рокко, на тебе нет презерватива! – восклицает Франческа, и в моей голове раздается тихий шепот удивления тому, как она может спокойно смотреть на все это. Просто стоять и злиться, что ее брат не надел презерватив, пока насилует девушку.

Он хрюкает, а потом смеется, снова и снова вонзая в меня свой член.

– Ощущения такие же охренительные.

Я ничего не могу сделать, чтобы остановить его, и поражение, которое охватывает мою кожу, словно раскаленное масло, чертовски жжет.

Пытаюсь выползти из-под него, ногти впиваются в дерево и ищут опору, чтобы вытащить мое тело. Они гнутся и ломаются, отрываясь от кожи и царапая пол, когда он снова подтаскивает меня к себе.

Он врезается в меня один раз, два раза, а потом вытаскивает и кончает на меня. Ленты его семени растекаются по моей спине, и я не могу удержаться от рвотных позывов.

Он рычит, и его ладонь ударяет меня по лицу.

– Рокко!

Каблуки в ярости топают по дереву, отдаваясь вибрацией в моих кровоточащих руках.

– Чертова сучка, – бормочет он, не обращая на нее внимания.

Я снова захлебываюсь, ощущение его сущности, просачивающейся в мою плоть, вызывает тошноту.

Франческа вздыхает, наклоняется ко мне и грубо хватает меня за руку.

– Вставай, – шипит она, рывком поднимая меня на ноги.

Я так зла, так растеряна от того, что он только что со мной сделал, что реагирую незамедлительно: разворачиваюсь и отправляю свой кулак ему в нос. Он воет в ответ, готовый наброситься на меня, но между нами встает Франческа.

– Не лезь! Ты уже достаточно сделал, – рычит она и выволакивает меня из комнаты.

Я все еще голая по пояс, между моих бедер запекшаяся кровь. Мое тело не принимало его действий, поэтому его вторжение было грубым и очень болезненным.

Она вталкивает меня в мою комнату и бьет по лицу. Я спотыкаюсь. Потом дверь захлопывается, и она шипит:

– Зачем ты это сделала, глупая, глупая девчонка?

Она снова бьет меня, и у меня в ушах звенит от боли. Держусь за щеку, продолжая отползать от нее, пока она теснит меня к стене.

Ты мнешь яблоко, Франческа.

Ее руки хватают меня за покрасневшие щеки, наманикюренные когти впиваются в них.

Прижав свое лицо к моему, она низко рычит:

– Держи свой рот на замке, слышишь меня? Мужчины в этом доме сделают все, чтобы превратить твою жизнь в ад, пока тебя не купят. И их ты уж точно не ударишь! – Она трясет меня. – Скажи, что поняла, – кричит она шепотом.

– Поняла, – плачу я, мои щеки горячи и мокры от непрекращающихся слез.

Франческа сердито отпускает меня, отстраняется и, бросив жаркий взгляд через плечо, принимается расхаживать по комнате. Я сползаю по стене, не в силах больше держаться на ногах, и мое тело сотрясают рыдания. За мной тянется полоса крови, и я понимаю, что Рокко разодрал швы на моей спине. Впившись руками в волосы, я крепко сжимаю пряди, пытаясь успокоиться.

Сделай глубокий вдох, Адди. Глубокий вдох.

Дыши.

Дыши, мышонок.

Кажется, когда моя жизнь переворачивается с ног на голову, я всегда обнаруживаю дневник, который позволяет мне сбежать из реальности.

Не знаю, как ей удалось раздобыть этот блокнот, но я нахожу утешение в гневных словах Молли. Молодой девушки, у которой украли жизнь, так же как и у меня. За ней тоже следила Франческа.

У меня перехватило дыхание, когда я прочла, что Франческа занимается этим уже не менее тринадцати лет. Сколько девочек насиловали, пытали и продавали безумным людям на ее глазах? Скольким из них она сама причинила боль?

У меня сворачивается желудок, а горло сжимается от отвращения, когда я вчитываюсь в слова этой сломленной девушки. Она была полна жизни в мире, который был полон решимости отнять у нее эту жизнь, и с каждой ее записью я все больше влюбляюсь в нее. Чувствую ее в каждом росчерке ручки и вожу по ним дрожащими пальцами, впитывая в себя ее суровые линии.

Она – все, чем я хочу быть.

Когда я дохожу до последней записи, мое сердце разрывается, и у меня возникают миллионы вопросов. Так же быстро, как я нашла утешение, я вновь обретаю пустоту и беспомощность.

Слезы застилают мне глаза, и я перелистываю страницы, безумно нуждаясь в ее новых словах. Но не нахожу ничего, кроме пустых листов.

Неужели она так и не смогла выбраться? Вернулась ли она к Лайле и забрала ли ее, чтобы та обрела новую жизнь? Лучшую жизнь?

Я пытаю себя вопросами, на которые никогда не получу ответов. По крайней мере, пока я здесь.

Поверженная, захлопываю блокнот и набираюсь сил, чтобы скатиться с кровати и подползти к щели в полу. Когда я кладу дневник на место, горячие слезы выплескиваются наружу. И пока я прижимаю деревянную доску обратно, все, о чем я так старалась не думать, снова обрушивается на меня.

Упав на кровать, я сворачиваюсь в клубок, сжимаю кулаки, и мои сломанные ногти вопят от боли. Все мое тело содрогается от воспоминаний, уничтожающих любое подобие покоя, которое я обрела с Молли. Собрав все свои силы, я сдерживаю рыдания, раздирающие мне горло и пытающиеся вырваться из него.

Я не позволю им.

Прошло не более получаса с тех пор, как Франческа выскочила из моей комнаты и пошла успокаивать Рокко, который, судя по всему, пришел в ярость и принялся крушить дом. Я тут же сорвала с себя испачканную одежду и переоделась, но это нисколько не утешило меня, пока пока в моей комнате такой хаос. Тогда-то я и вспомнила о дневнике под половицей и утешлась словами Молли.

Я долго пристально смотрю на стену. А если мой взгляд и падает на пыльный деревянный пол, то перед глазами сразу же встает картина, как я лежу на нем под Рокко, нависающим надо мной. Я наблюдаю за осквернением своей души словно со стороны. Словно я стою над этими призраками, не в силах остановить происходящее.

В отчаянии пытаюсь переключить свои мысли на что-нибудь другое, но поезд каждый раз сходит с рельсов, возвращая меня в красивую комнату. А Зейд и Дайя, о которых мне хочется думать, всего лишь фантомы, обитающие в коридорах моего разума, и когда я обращаюсь к ним, они исчезают.

Зажмуриваюсь, мое разочарование нарастает.

Мне стоило послушаться. Да, вот что мне стоило сделать. Позволить изувечить девушку, чтобы спасти себя.

Встряхнув головой, я стучу ладонью по лбу. И как бы я жила с этим? Если я когда-нибудь выберусь отсюда, как я смогу смириться с тем, что стояла в стороне, спасая себя, пока с другими девушками происходили такие ужасные вещи?

Но они стояли в стороне, пока насиловали тебя.

Стояли. Ненавижу ли я их за это?

Не знаю. Возможно. Внутри меня разгорается чернота, и теперь мне хочется убить и их тоже.

– Нет, – шепчу я.

Я не могу требовать от всех такой жертвенности. Не могу ожидать, что девушка, подвергающаяся такому же насилию, как и я, будет пытаться спасти кого-то другого.