Постоял немного, чтобы еще раз полюбоваться зданием. Двухэтажное, очень солидное, казавшееся чужеродным рядом с деревянными домами обывателей. Я знал (со слов хозяйки гостиницы), что это здание некогда принадлежало дочери городского головы Марии Лентовской. А несколько лет назад, когда в Череповец переместился Окружной суд, она передала его под нужды суда. Вернее — дочь выполнила просьбу отца, потому что реальным владельцем дома был как раз голова — Иван Андреевич Милютин[1]. Иван Андреевич — ярый патриот города, учредивший в Череповце множество учебных заведений, включая те, которые по статусу не положены уездному городу — реального училище и женской гимназии. Именно Иван Андреевич и добился того, чтобы в Череповец перевели Окружной суд, тем самым еще больше подняв престиж Череповца.
А то, что председателем Окружного суда стал зять городского головы — действительный статский советник Лентовский, это лишь совпадение.
Приветливо кивнув швейцару, встретившему меня удивленным поклоном, посмотрел в ростовое зеркало, стоявшее в фойе. То, что увидел, мне даже — молодой человек, в темно-зеленом сюртуке, с отложным воротником и петлицами, показывавшими мой нынешний ранг. Коллежский секретарь, это вам, не хухры-мухры. Уже не коллежский регистратор, как Хлестаков.
Белый жилет, шелковый черный галстук. Жаль, что по летнему времени брюки положены белые, а не зимние, в тон сюртуку.
— Скажите, а Его Превосходительство у себя? — поинтересовался я у швейцара, зачем-то приложив два пальца к околышу фуражки.
— Так точно! — вытянулся швейцар во фрунт и тоже вскинул к своей фуражке ладонь. А, так этот дядька из отставников. Вон, даже какие-то медали украшают грудь. Всегда с уважением относился к ветеранам.
— Благодарю. Не подскажете, куда пройти?
— Вам, ваше благородие, следует на второй этаж подняться, а там увидите дверь. Ну, а на двери табличка висит, — сообщил отставник. — Там все указано — действительный статский советник господин Лентовский.
Еще раз поблагодарив швейцара (или я неправильно называю, это служитель?), мысленно усмехнулся. Благородием меня еще никто не называл, но все когда-то бывает впервые.
Поднявшись наверх, я сразу уперся взглядом в массивную дверь с табличкой.
Впрочем, за дверью пока отыскался только «предбанник». Все правильно. Начальству положено иметь секретаршу. Правда, вместо женщины за столом, заваленным бумагами, сидит молодой человек в точно таком же мундире, как и у меня, только в его петлицах имелась одна звездочка. Нет ни пишущей машинки, ни компьютера. С компьютером, с ним все понятно, а что у нас с пишущими машинками? Их-то, кажется, уже изобрели? Листы бумаги и чернильный прибор.
Ясно. Это у нас скромный коллежский регистратор, исполнявший обязанности секретаря и мальчика на побегушках. Будем считать, что он служит адъютантом, а если мерить по армейским меркам, то младший лейтенант в адъютантах у генерал-майора — вполне нормально.
— Здравствуйте, — поприветствовал я собрата-чиновника. — Будьте добры, доложите Его Превосходительству, что коллежский секретарь Чернавский прибыл для прохождения дальнейшей службы.
Коллежский регистратор посмотрел на меня круглыми глазами и скрылся в кабинете шефа. Вернувшись через пару секунд, вежливо поклонился:
— Господин председатель вас приглашает.
Раз приглашает, надо идти. И стучаться не нужно, раз дверь уже открыта.
— Разрешите, Ваше Превосходительство? — поинтересовался я, входя в кабинет.
А ручонка сама-собой снова потянулась к фуражке. Ну что поделать, если мундир способствует проявлению рефлексов, намертво вбитых за время службы в армии? И то, что следует приветствовать вышестоящего начальника отданием воинской чести, и то, что в армии нет слова можно (можно Машку за ляжку, или козу на возу), а есть только слово разрешите.
Из-за письменного стола поднялся невысокий солидный человек в мундире гражданского генерала. И лет ему, под шестьдесят. Но если так выглядит, то реально он помоложе лет на десять. Что поделать, если люди в девятнадцатом веке выглядят старше, чем у нас.
— Приветствую вас, молодой человек, — сказал Лентовский, протягивая мне руку. — Присаживайтесь. И давайте без церемоний. Называйте меня попросту — Николай Викентьевич.
Не чинясь, я скинул фуражку и присел.
— Судя по всему, вы наш новый судебный следователь? Опыта, как я думаю, у вас нет? — спросил Лентовский. — Образования юридического тоже?
Про образование я с отцом говорил, тот только руками замахал и захохотал. Мол — в России половина прокуроров не имеют юридического образования. Даже в Санкт-Петербурге встречаются и семинаристы бывшие, и выпускники совсем иных специальностей. Кажется, юристов университеты выпускают, но куда выпускники деваются? В провинции вообще никто не желает работать. Да что там про прокуроров говорить, если даже у судей иной раз нет нужного образования? А выпускник гимназии, с тремя курсами физмата, он человек грамотный. Законы Российской империи изучит, а нет — старшие товарищи подскажут.
— В Новгороде консультировался со знающими людьми, но о службе имею самые поверхностные представления, — признался я. — Очень рассчитываю, что коллеги помогут мне вникнуть в суть дел, а там уже и сам начну работать.
Его Превосходительство покивал, потом подтащил к себе вскрытый пакет с раскрошенными сургучными печатями. Покопавшись, вытащил из него еще один пакет, поменьше.
— Почту я только вчера получил, с приказом губернатора о вашем назначении ознакомился, но все прочие документы ене успел прочесть, — сказал Лентовский, словно бы оправдываясь.
Из тонкого конверта Председатель суда вытащил несколько бумаг. Этих бумаг я в руках не держал, но со слов батюшки знал, что там должен быть мой формулярный список — главная святыня для чиновника, а также копии документов о крещении, об образовании и выписка из Дворянской книги.
— Так, — сказал Николай Викентьевич, раскрывая формулярный список. — Коллежский секретарь Чернавский Иван Александрович, от роду имеет двадцать лет, вероисповедания православного, знаков отличия не имеет, содержания от казны не получает.
Согласен. Знаков отличия у меня нет и содержания я еще не успел получить. Вся надежда на жалованье. И еще — убрать из лексикона слово зарплата. Здесь такого слова еще не знают.
А Лентовский продолжал читать:
— Из какого звания происходит — из потомственных дворян. Род Чернавских вписан в VI часть родословной книги Новгородской губернии.
Прочитав эту запись, председатель суда вскинул на меня удивленный взор:
— Вы из Рюриковичей или из Гедеминовичей? Или бояре в роду были?
Я, пока сидел дома, под «домашним арестом», успел кое-что прочесть по собственной генеалогии. Интересно же. Поэтому ответил просто, но твердо, соблюдая достоинство «столбового дворянина»:
— Нет, Чернавские из простых дворян, нетитулованных. Но первое упоминание о них еще при Василии Темном. Мы просто служилые люди. Куда пошлют, там и служим.
— Вот оно как, — хмыкнул Лентовский и снова зашелестел листами. — Есть ли имение? У самого нет, но у родителей имеются имения в Новгородской, Псковской и Владимирской губерниях. Отец также владеет каменным домом с двумя флигелями и службами в Новгороде.
Вон оно как. А я и не знал, что мои родители такие крутые помещики. Сколько у нас до революции осталось? Тридцать четыре? В принципе, не так уж и мало. А там все имения отойдут народу. Я эти имения не видел, так что, пока не жалко.
— Подождите-ка, — остановился Николай Викентьевич. — Выходит, что ваш батюшка — вице-губернатор Новгородской губернии Александр Иванович Чернавский?
— Так точно, вице-губернатор, другого батюшки у меня нет, — скромно сказал я, потупив очи. А он что, сразу не понял? Я же не виноват, что родился в семье вице-губернатора? Ну, может, здешний отец в ту пору еще им не был, но все равно, сын за отца не отвечает.
Лентовский же, будто мысли мои подслушал:
— Я, когда приказ о назначении получил, решил, что однофамилец. С чего бы это вице-губернатору своего единственного сына в наш медвежий угол посылать?
