— Мразь! — вновь выругался краснорожий здоровяк, притащивший нас сюда.

Похоже, что он других слов и не знает вовсе. А он меж тем брезгливо сморщился и отбежал подальше. Явно опасался, сучий потрох, что и меня сейчас начнёт полоскать той кисло-пахнущей дрянью, что «дымясь», разъедала безупречные «зеркальные» полы величественного тронного зала. — Мать! — раздраженно окликнул он Ведьму, сидящую на троне. — На кой тебе они сдались? Отдай мне на потеху…

Старуха, до этого безмолвно, безучастно и неподвижно сидевшая на троне, неожиданно властно взмахнула рукой, резко затыкая дерзкого отпрыска:

— Не твоего ума дело, Хлад! Ступай себе восвояси — другую игрушку найдешь! Будешь нужен — тебя позовут!

— Где я себе другую найду? — Здоровячок, которого, как оказалось, зовут Хладом, видимо, взбешенный таким обращением матери, громко скрипнул зубами и набычился.

Его и без того красное лицо побагровело, наливаясь «дурной кровью». Но перечить уродливой Владычице не посмел. Я чувствовал, что по Силе, она была несравнимо сильнее своего слабоумного отпрыска. В сердцах Хлад ударил посохом о ледяной пол, так что вздрогнул весь дворец, и, вновь обернувшись снежным вихрем вылетел вон из замка.

Долгим и задумчивым взглядом я проводил бушующий снежный смерч, сшибающий с ног прислужников уродливой старухи, опрометчиво попавшихся на его пути, затем повернулся к старухе и поклонился ей в пояс, по старо-русски, достав рукой сверкающий пол. А что, пусть порадуется, что гости с понятием, и вежеству обучены.

— Здрава будь, Хозяюшка! — памятуя, как Матроскин начинал общение с Лешим, произнес я, разгибаясь и пристально глядя в глубокие, словно бездонное море, глаза Ведьмы.

Или кто она там? Сейчас, похоже, узнаем — недолго томиться в неведении.

— И тебе не хворать! — надменно ответила старуха, не дрогнув ни единым мускулом на морщинистом лице.

Хотя голос у неё оказался на редкость звучным и мелодичным. Я успел это подметить, еще в тот момент, когда она сынка своего распекала. Интересная, однако, старушка. Да и её ледяная избушка внушает уважения. Это вам не вросшая в землю по самое «нехочу» гнилая избушка Стриги. Тут чувствуется настоящий размах! Да и шнырей в услужении целая свита. Не иначе «из бывших». Богиня, не меньше!

Легким движением руки старуха указала Духам свиты на испорченные полы:

— Ломонос! Проследи, чтобы все в порядок привели! Да побыстрее!

Из толпы прислужников выбрался маленький старикашка с огромным красным носом. Нелепый ободранный треух прикрывал его седую голову, драный зипунок едва не расходился по швам, а сквозь дырявые валенки были видны черные и раздутые, словно отмороженные, пальцы ног.

Дедок был горбатый, косой, больше похожий на побирушку, либо юродивого, самое место которому в сточной канаве под забором. Однако, судя по подзатыльникам и зуботычинам, которые тот начал щедро раздавать направо и налево, он действительно имел вес при дворе суровой Богини Холода и Стужи.

Как только работа закипела, старуха вновь обратила свой немигающий взор на меня с Матроскиным. Кот уже чутка оклемался и с живым интересом рассматривал окружающую ледяную красоту. Все вокруг, действительно, поражало своим великолепием: высокие арочные колонны из прозрачного льда, источающие холодный неживой свет, были украшенны ледяными растениями и изящными скульптурами обнаженных людей. Прямо античное великолепие, да и только!

Даже изгаженный Матроскиным пол, над которым корпели Снежные Духи, не мог испортить эту нечеловеческую гармонию. Я, натурально разинув рот, старался рассмотреть высокий, теряющийся в густом морозном тумане, потолок.

— Ты глянь, Матроскин, лепота-то какая? — нарочито шумно шепнул я коту, чтобы подсластить бабке пилюлю.

Кот, слегка покачав головой, ответил на мысленной волне:

— Не, по мне так лучше маленькая лубяная избушка, чем такие ледяные хоромы. Я тепло люблю, мессир!

— Я тоже, хвостатый.

Затем, повысив голос, я обратился к грозной Владычице «ледяной избушки», мило и добродушно улыбаясь:

— А дозволь тебя спросить хозяюшка, откуда к нам сирым столько внимания? Мы людишки-то простые, маленькие. А кое-кто и вовсе не человек. Просто мимо проходили. А нас против воли хватают, тащат куда-то… Али прогневили чем?

Ведьма, по-старушечьи пожевав губами, произнесла с явным подвохом:

— Мимо проходили, говоришь?

— Говорю, как есть — мне скрывать нечего!

— А знаешь ли ты, старый, что живые люди в моих владениях не появлялись уже несколько веков?

Вот ёп, прокол! Я едва не выругался в голос. Не вышло из тебя Штирлица, Хотттабыч! Да тут все с ума посходили, что ли? Еще один замкнутый мир? Ещё одна «вещь в себе»? Там — Леший с Водяным, и незнакомый Колдун в Заповедной Чаще. Тут- сбрендившая с ума престарелая «Снежная Баба» с сынком-тугодумом, да десятком-другим Стихийных Духов. И все варятся в собственном соку, постепенно лишаясь всех Сил.

Я чувствовал, что эта сморщенная, словно засохший урюк, старушенция, когда-то легко могла потягаться с иными Богами. Да кто это всё придумал? Сдается мне, что за всем этим скрывается один и тот же «шутник». Только за давностию лет, ответа уже и не сыскать.

— Прости, хозяйка, за несдержанность! — извинился я. — Не знаю, как тебя звать-величать, но это уже третий мир на моём пути, не имеющий входа-выхода, — признался я. — Случайно не знаешь, кто всё это безобразие устроил? Жопу бы ему надрать, чтоб неповадно было!

— Если бы знала — сама бы превратила в кусок льда! На вечные времена! — Чуть не прорычала старуха, на мгновение утратив все человеческие черты.

Духи, закончившие приборку, резво дрисьнули по углам, видимо хорошо знакомые с подобными поведением хозяйки. А после и вовсе 'рассосались, оставив нас наедине со старой каргой.

— Сначала на Вяйнямёйнена[2] грешила, — продолжила старуха, даже не заметив ретировавшихся слуг, — но в, конце концов, поняла — не он это… Не тот уровень Силы был для этого задействован. А вот ты, кто таков? И откуда во Владениях моих появился? Неужто из той самой незамерзающей проталины выплыл? Где отпрыск мой, недалекий, едва Водяного не поймал?

— Из той самой хозяюшка! Из той самой! — Натянув на лицо самую благодушную улыбку, не стал я скрывать. — Думал, что на свободу вырвался, а оно вон как повернулось…

А ведь бабка и без моих пояснений узнала, откуда я выплыл. Похоже, что это действительно единственная «дыра» между двумя «замкнутыми мирами». Только выходит, что она сама через этот «Портал» вырваться из своих владений не может. Замерзает водичка-то от её Стылой Силы — непроходимой становится. Если еще какой выход не найдётся — надо валить отсюда быстрее. Прав Матроскин — в моём возрасте в тепле остатки дней всяко веселее проводить, чем в ледяном холодном царстве.

— А зовут меня Гасаном, хозяюшка, а по батюшке — Хоттабычем, — добавил я, отвесив еще один поклон, но уже не такой глубокий. — Гасан ибн Хоттаб, а можно по-простому — Хоттабыч. — А вот тебя, Владычица Стужи, уж прости недалекого — не признал, — честно сознался я.

— До̀жила! — успокоившись и опять превратившись в безобразную сморщенную старуху (но так ей куда лучше было, чем стахолюдиной ужасной), брюзгливо проворчала Снежная Баба. — Сирые, да смертные уже не узнают… — Она еще раз окинула меня внимательным взглядом с головы до ног.

Мне показалось, что взгляд её бездонных ледяных глаз вывернул меня наизнанку. И я в нем едва не утонул, мгновенно позабыв обо всем на свете. Она была древней, эта старуха. Куда древней, чем Кощей. Не знаю, отчего мне так показалось, похоже перестаралась — слишком сильным получился наш «коннект»… Благо, что это длилось недолго — не в форме была бабулька, чтобы со мной «Ментально бодаться». Вылетела из моей головы, как пробка.

— А ты не так прост, сер и смертен, — поморщившись (а вот не надо без спросу пытаться влезть в чужую голову), уверенно произнесла она, как хочешь казаться! Даже зачатки Морозного Дара в наличие имеются… Неужто, очередной родственничек отыскался? Седьмая вода на киселе?